Как любить детей. Гуманная педагогика расставляет акценты

Мой профессор, в мире известный специалист по Коменскому, Ушинскому и Гогебашвили, сказал мне:- Изучай классическую педагогику.

Я читаю жадно, с упоением, Квинтилиана, Коменского, Локка, Руссо, Песталоцци, Дистервега, Ушинского, Пирогова, Гогебашвили, Макаренко… Делаю выписки – их становится более двух тысяч. В моем воображении складывается изумительный Храм Образования, в нем царствуют Вера, Надежда, Любовь, Мысль, Свобода, Совершенствование, Устремление, Благородство, Преданность. Но Любовь – матерь всех остальных.Я еще не знаю имени Януша Корчака и имени Василия Александровича Сухомлинского. Не знаю, как видят мир Владимир Иванович Вернадский, Дмитрий Сергеевич Лихачев. Я еще не читал Новый Завет и не знаю основ мировых религий. Мне еще никто не говорил о Николае Бердяеве, о Павле Флоренском, об Иване Ильине.Я читаю учебники по педагогике, чтобы готовиться к сдаче кандидатских экзаменов. Читаю труды советских ученых-педагогов, осваиваю советскую педагогическую теорию… И мне кажется, что падаю из небесной высоты куполов моего Храма вниз и вот-вот мое сознание разобьется о камни авторитаризма, о монолит материалистической идеологии.Я в отчаянии.Спешу к своему профессору с просьбой помочь разобраться, в чем разница между Небом и Землею. Он мне говорит о материализме и о том, что классики не могли подняться до марксистского понимания педагогики.Получается, что не Небо над Землею, а Земля над Небом?Но для меня все складывается иначе: Земля принадлежит Небу, она с ним единое целое; она, так же как все небесные тела, есть проявление Беспредельности.Дух и Материя – тоже единое целое. Дух проявляется через Материю.Сознание должно иметь в виду эту целостность Неба и Земли, Духа и Материи. Отрывать их друг от друга – значит исказить реальную картину мира. Это будет означать и искажение педагогического сознания. И мы уже получили такое сознание; с помощью тысяч и тысяч учителей, воспитателей, миллионов взрослых оно упорно утверждает авторитаризм и бездуховность в воспитании детей. Я, будучи школьником, испытал на себе колючки этой педагогики.Идеи из будущегоПогружаясь в классику, я испытывал все больший восторг. Каждый параграф трудов Яна Амоса Коменского вызывал во мне восторг. Выписывал цитаты и размышлял над ними. Надо же, ХVII век, а мысли-то какие! Именно тогда, в аспирантуре, чтение классиков привело меня к странному ощущению того, что читаю книги, посланные из будущего. Это будущее может стать настоящим настолько, насколько мы этого захотим.Трагикомические событияТеория развития Л.С.Выготского содержит большие возможности для построения новых дидактических систем. Так и случилось с экспериментами Занкова и Эльконина – Давыдова. Исходя из одной и той же теории, они создали разновариантные системы развивающего обучения: первая была ориентирована на общее развитие младших школьников, вторая – на умственное развитие, на развитие в детях диалектического типа мышления.Застойный педагогический мир увидел, что в зависимости от обучающей системы дети могут проявлять разного рода возможности и способности, в силу чего ускоряется их продвижение. В эксперименте Л.В.Занкова дети четырехлетнюю программу начальных классов заканчивали за три года и из третьего класса прямо переходили в пятый класс. Зародился новый принцип дидактики: вести обучение не от легкого к трудному, а от трудного к более трудному. Для традиционной авторитарной школы это было непонятное дело. Также непонятно было то, что происходило в эксперименте Эльконина – Давыдова: овладевая диалектическим (абстрактным) типом мышления, дети свободно вторгались в сферы старших классов; стало возможным строить программы не по принципу от частного к общему, от конкретного к абстрактному, а наоборот – от общего к частному, от абстрактного к конкретному.Эти открытия не были встречены аплодисментами в образовательном мире: ученые возмутились, руководители нахмурились, партийные боссы озадачились. С воодушевлением принимали эти системы тысячи учителей, которые на своем опыте познавали способности детей и свои творческие возможности. Общество бурлило.Трагикомические события происходили и с нашей экспериментальной лабораторией. В Грузии нас критиковали, постоянно проверяли, обвиняли, что мы идем против классика грузинской педагогики, против решений партии, разрушаем основы единой советской школы; писались доносы в партийные органы о том, что лаборатория насаждает буржуазную педагогику, в газетах устраивались дискуссии с «разоблачением» наших идей. Нас закрывали и выгоняли из экспериментальной школы.И это длилось годами.Конечно, в Грузии были люди – ученые, учителя, родители наших учеников, – которые поддерживали нас. Но этого было мало. Нас начали поддерживать российские ученые.О нас хорошо писала вся тогдашняя центральная пресса – газеты «Правда», «Известия», «Неделя», «Литературная газета», «Учительская газета», «Московский комсомолец», «Комсомольская правда», «Труд» и многие другие. К нам каждый день приезжали группы учителей со всех концов тогдашнего Советского Союза, из-за границы, из Америки, Германии, Чехословакии, Болгарии, Китая, Венгрии… Приезжал известный американский психолог Карл Роджерс с группой своих учеников. Это была уже другая сила, которая противостояла местной реакции и воодушевляла нас.Что надо было делать ученым, на которых надвигалось новое педагогическое воззрение?Что надо было делать министрам, когда они видели, что в их епархии не все складывается по их приказам?Что надо было делать людям, которые просто не могли понять, что происходит?Наконец дело дошло до ЦК Грузии. Была выделена большая комиссия, которая долго проверяла нашу работу – теорию, практику, результаты, наработки, проверяла уровень знаний детей. Часть членов комиссии все же хотели найти наши «буржуазные» идеи, прицепились к применению содержательных оценок, к принципу свободного выбора, к тому, что в нашей практике не было никаких наказаний. Но все это утонуло в общей положительной оценке.Было принято решение: впервые в Советском Союзе создать так называемое Научно-производственное педагогическое объединение. И меня назначили генеральным директором. Решено было также издать на грузинском, абхазском и осетинском языках мои книги «Здравствуйте, дети!», «Как живете, дети?», «Единство Цели». На абхазском и осетинском языках в скором времени они действительно были изданы, но на грузинском языке я так и не дождался их рождения.Был тогда конец 80-х годов. Вскоре меня выбрали народным депутатом СССР, затем членом Верховного Совета СССР, а потом Союз распался. Новому руководству Грузии не нужны были такие образовательные проекты, не нужна была гуманная педагогика. И я подал в отставку…Сердце живого педагогического процессаНаше грузинское направление складывалось по-другому. Вначале для нас теоретической базой было синтезированное понимание идей Л.С.Выготского и Д.Н.Узнадзе о развитии. Они прекрасно дополняют друг друга и дают более полную картину о закономерностях развития ребенка. Далее, взяв курс на развитие и воспитание личности, мы включили в психологическую основу фундаментальные понятия Д.Н.Узнадзе – установку и объективацию. Они усилили наш личностный подход к ребенку и помогли по-новому разработать методические аппараты наших учебников для начальных классов.Мы пытались вовлекать идеи Д.Н.Узнадзе в эксперимент, усиливая тем самым наше педагогическое направление. В целом мы охватили широкий круг проблем: сотруднические взаимоотношения учителя с учениками, педагогическое общение, уважающее и утверждающее личность ребенка, отказ от всяких формальных знаков (отметок) в оценке успешности учеников, введение содержательных оценок и воспитание оценочной деятельности как качества личности ребенка.