Инквизиция по-русски Жертвы царского суеверия

Правление московского царя Ивана Васильевича Грозного (1533-1584 гг.) в основном воспринимается как “пожар лютости” и “перебор людишек”, эпоха массовых казней. Историки при этом ссылаются на то, что эпоха Ивана Грозного была не исключением, что в европейских странах творились дела не менее жестокие. Печально известная Варфоломеевская ночь, когда в 1572 году католики во Франции за несколько часов вырезали тысячи гугенотов. Интересна реакция Ивана IV на это событие, по мнению исследователей, вполне искренняя. В письме к императору Максимилиану II московский царь замечает: “Ты, брат наш дражайший, скорбишь о кровопролитии, что у французского короля в его королевстве несколько тысяч перебито вместе с грудными младенцами; христианским государям пригоже скорбеть, что такое безчеловечие французский король над стольким народом учинил и столько крови без ума пролил”.
Эти жестокие события можно объяснить реформационной борьбой в Европе. Но не объясняет большое количество казней во времена Ивана IV, многие из которых непонятны с точки зрения здравого смысла. Это дало повод признать Грозного больным и совершенно невменяемым человеком. Полубезумный маньяк, тиран, в порыве неудержимой ярости разрушающий собственное государство, кровопийца, уничтожающий собственных подданных, – вот неполный перечень характеристики Ивана IV.

Однако современники царя и ученые, занимающиеся изучением этой эпохи, считают его крупной политической силой даже в самые последние годы жизни. До конца своих дней он продолжал хорошо понимать сложную политическую обстановку и разумно реагировать на ее запросы. Однако сохранилось мнение, что жертвы царя, погибая в утонченных истязаниях сразу сотнями, доставляли тирану своеобразное удовольствие видом крови и мучений. А значит, необъяснимые, нерациональные поступки царя свидетельствуют о его “ненормальности” и “садизме”. Вероятно, “ненормальное” поведение Ивана Грозного связано не с особенностями его психики, а с особенностью самой эпохи.
В публицистических произведениях современник Грозного Иван Пересветов называл бояр и вельмож “чародеями и ересниками, которые у царя счастье отнимают и мудрость царскую”. В то время не было страшнее обвинения, чем обвинение в “чародействе”. Никогда так не распространялась вера в колдовство, в приворотные и изводящие зелья, никогда так не свирепствовали колдовские процессы и в Западной Европе, и в России, как в XVI веке в период царствования Ивана Грозного. Человек своего времени, впечатлительный, страстный, увлекающийся, Грозный был подвержен страху колдовских чар и злодейского волшебства. Волна жестоких и массовых преследований по обвинению в ведовстве набирала силу в Европе и перекинулась в Россию.
Поистине роковую роль в “охоте на ведьм” в Западной Европе сыграла книга инквизиторов Генриха Инститора и Якова Шпренгера “Молот ведьм”, опубликованная в 1487 году. С этого момента эпизодические преследования по обвинению в колдовстве будут усиливаться и достигнут пика в XVI веке. Вера в чародейство и массовые казни захлестнет европейские страны. Насколько серьезным было распространение веры в колдовство, говорит следующий случай. В 1560 году шведский король надеялся с помощью четырех колдуний остановить наступление датского войска. Но затея провалилась, и одна из ведьм даже попала в плен.
В Англии в 1563 году парламентом был принят закон, который установил различные наказания за колдовство в зависимости от нанесенного вреда. Студентам-теологам Кембриджского университета выдавали премии за доклады о ведьмах. В 1558 году предстал перед судом по обвинению в колдовстве дворянин, который пытался определить продолжительность жизни королевы Елизаветы, только что вступившей на престол. В 1562 году состоялся процесс над графиней Леннокс. Ее обвинили в том, что она пыталась извести королеву при помощи колдовства.
О размахе колдовских процессов в ту эпоху можно судить по таким цифрам: в городе Оснабрюке за три месяца в 1588 году была отправлена на костер по обвинению в колдовстве 121 “ведьма”, в 20 деревнях около Трира в 1587-1593 гг. было сожжено 306 человек, а в двух деревнях остались в живых только две женщины. Общее количество жертв “ведовских” процессов в Европе XVI-XVII вв. невозможно определить точно. Тщательные подсчеты на основании всех сохранившихся данных позволяют установить, что казненных было не менее нескольких сотен тысяч, а может быть, превышало миллион.
Свирепость гонений нарастала не только в католических, но и в протестантских странах. Только в кальвинистской Женеве в 1542 году было сожжено 500 человек. При обвинении в ведовстве несчастные жертвы были практически обречены. Основным и обязательным элементом процессов над “ведьмами” была пытка. Причем независимо от результатов ее применения обвиняемый признавался виновным в чародействе. Любое поведение жертвы под пытками считалось проявлением вины. Если находились силы переносить ужасы пытки – дьявол помог, а если жертва кричала, значит, звала нечистую силу на помощь. Как правило, никто не выходил из застенков живым, а если и выходил, то только чтобы дойти до эшафота.
Вера в воздействие колдовских чар в этот период получила распространение и в России. Например, страшный пожар Москвы в 1547 году народ считал результатом колдовского воздействия Анны Глинской, бабки Ивана Грозного, которая “вынимала сердца человеческие, да клала в воду, да тою водою, ездя по Москве, кропила, оттого Москва и выгорела”. Разъяренная толпа во главе с городским палачом растерзала князя Юрия Глинского в Успенском соборе Кремля и двинулась в село Воробьево, где находился царь. Только его решительные действия спасли Глинских от дальнейшей расправы. Духовенство, принимавшее участие в работе Стоглавого собора 1551 года, было обеспокоено распространением волхования и чародейства в стране. Собор постановил усилить гонения против тех, кто применяет “шестокрыл, воронограй, острономия, алманах, звездочетьи, Аристотелевы врата и иные составы и мудрости еретические”. Англичанин Джером Горсей, торговый агент Московской компании в 1573 году, приводит в своих записках характерный случай о том, что новгородский епископ был обвинен в измене и содержании ведьм. Его заключили пожизненно в тюрьму, где он жил на хлебе и воде с железами на шее и ногах, а его ведьмы были позорно четвертованы и сожжены.
В знаменитой переписке бежавшего в Литву князя Андрея Курбского и царя Ивана Грозного столкнулись взгляды политических противников о власти. Но поразительно, что их объединяет только одно – вера в колдовское воздействие. Главным аргументом в политических обвинениях Курбский и Иван Грозный называют действием колдовства и чародейства. В своем послании князь Андрей Курбский объясняет порчу нрава царя, его поворот к жестокостям влиянием колдовских чар “злых” советников и особенно влиянием нехорошей наследственности “злых жен-чародеек из иноплеменников”, имея в виду царевну Софью Палеолог и мать Грозного Елену Глинскую. В ответном послании Грозный свое охлаждение к бывшим советникам по “избранной раде” также считает результатом колдовских чар протопопа Сильвестра и Адашева, которые “извели” его жену Анастасию. После ее смерти в 1560 году Сильвестра и Адашева осудили, даже не выслушав их оправданий, потому что признали в них злодеев и чаровников. Когда они стали умолять, чтобы им была разрешена очная ставка с клеветниками, советники говорили Грозному, что “очаруют они тебя и детей твоих…, побьют тебя и нас камнями”. Приходится удивляться мягкости приговора “чародеям”: священника Сильвестра сослали в Соловецкий монастырь, окольничего Алексея Адашева направили наместником в Дерпт.
Князь Андрей Курбский в своем послании к царю упоминает еще один колдовской процесс, связанный с делом Адашева. Вдова Мария Магдалина, полька, принявшая православие, женщина добродетельная, как пишет Курбский, была обвинена в колдовстве. Именно ее аскетический и добродетельный образ жизни заставил в ней заподозрить колдунью, способную извести чарами царя. Ясно, как считали в то время, что она пыталась скрыть связь с дьяволом своим примерным поведением. Это стало достаточным основанием, чтобы она и пять ее сыновей были казнены в Москве как “чародеи и ересники”.
В ходе Ливонской войны в стране и в окружении царя было много иностранцев, которые могли усилить принесенный из Европы суеверный страх перед ведовством. В период опричнины большое влияние на Грозного приобрел немец по происхождению медик и астролог Елисей Бомелей, прибывший в Россию из Англии в 1570 году. Выпускник Кембриджа, Бомелей в Лондоне был заключен в тюрьму за колдовство. В 1571 году он стал лейб-медиком Грозного и придворным астрологом, одним из его доверенных советников. “Лютый волхв”, как его называло окружение царя, предсказывал ему всевозможные беды и тут же давал рекомендации, как их избежать. Он приготовлял яды для отравления впавших в немилость придворных. Современники приписывали его влияние на Грозного действием колдовства. Через десять лет астролога не спасут его звезды, он будет схвачен в Пскове при попытке бежать из России и после жестоких пыток казнен.
Созданная в 1565 году опричнина решала определенные политические задачи. По мнению одних историков, опричнина была необходима для укрепления неограниченной, деспотической власти Ивана Грозного, по мнению других – для мобилизации всех средств страны (шла тяжелая Ливонская война). Но совершенно поразительным был внешний вид опричников! Они носили отличавшую их ото всех одежду – грубое монашеское платье, на шее у лошадей черной масти, на которых разъезжали опричники, болтались отрубленные собачьи головы, а на кнутовище был привязан клок собачьей шерсти. Сам царь чаще всего носил теперь черную монашескую одежду, под которой был спрятан длинный нож, а на шее его коня, тоже черной масти, привязана изготовленная из серебра собачья голова с огромной пастью. Этот жуткий, апокалиптический вид опричников во главе с Грозным скорее напоминает своеобразную инквизицию в России того времени.
В этот период царствования Ивана IV казни его приближенных происходили по обвинению в ведовстве с целью “извести” царя. При этом трудно определить, где была политическая причина опалы, а где болезненный, необъяснимый страх перед колдовскими чарами. В 1570 году после расправы над жителями Новгорода в Москве проходит массовая казнь высших чиновников: князя Петра Оболенского-Серебряного, печатника (канцлера) Ивана Висковатого (был живым разрезан на части), казначея Никиты Фуникова (сварен живьем в кипятке), боярина Захария Очина-Плещеева, Афанасия Вяземского, который умер от страшных пыток. Одно из обвинений этого сыскного дела состояло в том, что они хотели “извести” царя Ивана Грозного колдовством.
Неожиданная смерть невесты царя привела к новой волне казней. Видные бояре Никита Одоевский, Михайла Морозов, князь Петр Куракин и другие были обвинены по доносу в чародействе, подвергнуты страшным пыткам и казнены. Победителя крымского хана Девлет-Гирея при Молоди талантливого воеводу князя Михаила Воротынского пытали, связанным держали над огнем. Измученного пытками старика повезли в заточение на Белоозеро, но по дороге он умер.
Особенно “не повезло” родственникам многочисленных жен царя. Точно неизвестно количество жен Ивана Грозного, но, вероятно, он был женат семь раз. Первый брак был с Анастасией Захарьиной-Юрьевой. Второй женой была дочь кабардинского князя Мария Темрюковна. Третьей – Марфа Собакина, умершая неожиданно через три недели после свадьбы. По церковным правилам жениться более трех раз запрещалось. В мае 1572-го был созван церковный собор, который разрешил четвертый брак – с Анной Колтовской. Но в том же году она была пострижена в монахини. Пятой женой стала в 1575 году Анна Васильчикова, умершая в 1579-м, шестой, вероятно, Василиса Мелентьева. Последний брак был с Марией Нагой.
Третья женитьба Грозного – на Марфе Собакиной принесла гибель многим ее родственникам. Поминая в послании в Кириллов монастырь постриженного в монахи дядю этой царицы Варлаама Собакина, Иван IV говорит, что “Варлаамовы племянники хотели было меня и с детьми чародейством извести, но Бог меня от них укрыл: их злодейство объявилося…”
Массовые казни, неудачи в Ливонской войне, измена близких царю людей, страшный голод и мор в стране, постоянный страх стать объектом колдовства (свои неудачи он, видимо, приписывал действиям волшебных чар) подорвали физические и душевные силы Грозного. Тяжкий стон вырывается у него в завещании 1572 года: “Тело изнемогло, болезнует дух, струпы душевные и телесные умножились, и нет врача, который бы меня исцелил; ждал я, кто бы со мною поскорбел, – и нет никого, утешающих я не сыскал, воздали мне злом за добро, ненавистию за любовь”.
В характеристике Грозного и его времени все казни смешиваются воедино, как доказательство его свирепости и полубезумного состояния. Конечно, многочисленные кровавые расправы были вызваны политическими соображениями. Но, вероятно, следует различать политические и колдовские процессы. Последние были результатом суеверий, которые Иван IV Грозный разделял со своими современниками, не только в России, но и в Западной Европе.

Андрей ИГНАТОВ,
кандидат педагогических наук