Иди туда, не знаем, куда..

Эта история случилась в начале лета, когда обычно начинается родительская суматоха в поисках школы. Женщина, назовем ее Елена Петровна, устраивала своего сына Витю в близлежащую школу. В обычную массовую, но с хорошей репутацией. До этого Витя отучился три года в одном из городских коррекционных интернатов, в котором находился не круглосуточно, а в режиме детского садика.

Елена Петровна отдала сына туда потому, что ему требовалось подтянуть речь: после перенесенной болезни он невнятно говорил. Но теперь пора было двигаться дальше: Вите, ╚глотавшему╩ детские энциклопедии одну за другой, учиться было слишком легко, и он заскучал. Речь его улучшилась. Психолого-медико-педагогическая комиссия признала его интеллект опережающим возраст и рекомендовала в 4-й класс массовой школы. Правда, написали, что в класс компенсирующего обучения.

Без тени сомнения, со спокойной душой отправилась Елена Петровна в школу с хорошей репутацией. Ну а там ей так же спокойно ответили, что ребенка не возьмут. Мол, ему после интерната не справиться с программой, к тому же его некуда посадить, да и мальчишки в классе дерутся. Елена Петровна остолбенела от неожиданной отповеди. Придя в себя, стала приводить какие-то доводы в пользу сына. В конце концов документы нехотя взяли. Впрочем, на этом ее эпопея не завершилась, о ее продолжении чуть позже.

– Я вышла из школы с невыносимой тяжестью в груди,- рассказывала Елена Петровна. – Мне недвусмысленно дали понять, что мой мальчик – неполноценный, что видеть его в этих стенах не желают. На меня смотрели с подозрением: раз ребенок интернатский – значит неблагополучный, а родители не очень достойные люди. Этой школе нужны другие дети. Меня поразило, что свой вердикт педагоги вынесли, даже не взглянув на ребенка. Первой в нашей семье родилась дочь. Муж любил ее – и умница, и на него похожа, и забот особых с ней нет. А Витя родился недоношенным, с букетом разных заболеваний. В одной из больниц врач в свободную минуту часто приходила со мной поговорить, рассказывала о своих пациентах. Один мальчик с тяжелой формой детского церебрального паралича до четырех лет не ходил и не говорил. Благодаря терпению и мужеству родителей он встал-таки на ноги, и теперь внешне ничто не напоминает о болезни.

Измотанная месяцами бессонных ночей, я не могла взять в толк, зачем она мне об этом рассказывает. И лишь долгое время спустя поняла: врач готовила меня к борьбе за сына. Мой муж оказался к этому не готов. Он стыдился, что Витя не такой, как все, до четырех лет ни разу не появился с ним на людях. Он устраивал мне скандалы за то, что я трачу деньги на частную массажистку для сына. При разводе муж бросил мне: ╚Зачем ты его родила!╩ А я вовсе об этом не жалею. Он мой ребенок, и это главное. Витя вырос в смышленого и прелестного ребенка. Того же мнения моя дочь и мои родители, с которыми мы его выхаживали.

…Покидая школу с ╚хорошей репутацией╩, Елена Петровна, несмотря на пережитое унижение, сочла вопрос все же решенным. Увы, она ошиблась. Через несколько дней ей позвонили из школы и вежливо сообщили, что после изучения документов ребенка засомневались в его способности к обучению у них. Вот, мол, и комиссия рекомендовала класс компенсирующего обучения, а у них такого класса нет.

Неужели школа может вот так запросто объявить персоной нон грата больного ребенка, нуждающегося в особом внимании?

– Педагоги тем самым признались в своей некомпетентности, – убеждена начальник отдела Министерства образования и по делам молодежи Карелии Галина Григорьева. – Чтобы оправдать ее, они прикрываются проблемами ребенка. Но Комитет по образованию Петрозаводска даже настаивает на переводе детей с речевыми проблемами из коррекционных интернатов в общеобразовательные школы, где им обеспечат помощь необходимых специалистов.

Не приемлет позицию школы, отказавшейся принять ребенка со специальными нуждами, и Наталья Иванайнен, директор республиканского психолого-медико-педагогического центра:

– Согласно Закону ╚О защите прав детей╩, родитель сам решает, где учить ребенка. Мы были в Эстонии, так там даже детей-имбицилов считают необходимым учить в массовой школе.

Согласно зарубежным исследованиям, отрыв ребенка от семьи замедляет развитие мозга ребенка, снижает его интеллект. В Карелии с той же целью, чтобы не лишать ребенка привычной среды, создают районные психолого-медико-педагогические комиссии. Их уже открыто восемь, и еще в пяти районах на подходе. Что это дает? Раньше члены единственной республиканской комиссии приезжали в район на 2-3 дня. Поставив диагноз, комиссия уезжала, ни за что, по сути, не отвечая. И ребенок даже с несложными нарушениями, которые можно было бы исправить на месте, направлялся в интернат в Петрозаводск. А районная комиссия, в состав которой входят психолог, врач-психиатр, логопед и социальный педагог, работает постоянно. Детям, нуждающимся в помощи специалистов, помощь будет оказываться здесь же.

Недавно республиканское министерство образования получило 50 тысяч долларов от программы ТАСИС на разработку и внедрение медико-педагогического регистра (то есть все дети со специальными нуждами с рождения будут на учете) и их обслуживание. По мнению Галины Григорьевой, у нас наконец будет золотая середина: и детей не будут отрывать от семьи, и необходимую помощь они получат. Это, естественно, должно сопровождаться появлением в школе специальных учителей, института помощников воспитателей.

По мнению Г. Григорьевой и Н. Иванайнен, престижность школы должна определяться не звоном медалей, а тем, сколько ее учеников получили адекватное образование.

…Витю все-таки взяли в школу с ╚хорошей репутацией╩. Он не подозревает, сколько пришлось пережить маме, и с радостью ждет встречи с новым классом. Каждый день старательно читает вслух отрывки из детских энциклопедий: мама сказала, что это поможет ему улучшить произношение пока трудно поддающихся звуков. А Елена Петровна все вспоминает вопрос директора школы: может ли она дать гарантию, что у мальчика в их школе не возникнет проблем?

Наталья МЕШКОВА

Петрозаводск