“Если не будет идеала Красоты, то затоскует человек, умрет”…

“Красота спасет мир” – как математическую формулу, как откровение из уст князя Мышкина получили мы на вечное пользование. Какое-то время не замечали, не понимали, а когда заметили, то и возрадовались – есть средство спасти погибающих! Правда, тогда же и скептически пожимали плечами – спасет ли? И все-таки обнадеживающе – Красота спасет мир. А уж красоты мы произведем и в розницу, и оптом! Обустроили, приземлили формулу – удобно: коротко и ясно. Но ведь столь же формального определения красоты нет, а индивидуально определяемая красота может быть воплощена и в железобетонные бастионы современного жилья. Сказано же прямо, без толкований: Красота спасет мир – стало быть, Красота как эстетическая категория. Здесь и поэзия Пушкина, и упражнения Хлебникова – едино.
Если согласиться, что долгие десятилетия мы были лишены свободы слова и мнений, свободы совести и выбора, то, понятно, и литераторы ухитрялись писать так, чтобы в лучшем случае ничего нельзя было бы доказать – это уже и не эзопов язык, это скорее самообман и ложь. И даже наиболее честные и смелые из писателей о многом не могли сказать, а что-то и очень важное уже и утрачивалось в понимании, не угадывалось.
“Правда – красота – идея” – так выстраивал литературовед
Ю. Селезнев триединство как основополагающее движение и как критерий самости русской классической литературы; и далее расширял невнятное понятие красоты: “Красота русской литературы в конечном счете восходит к началам духовной красоты самого народа”. Сказано неплохо: Красота литературы – духовная Красота народа. Или: “Всемирная значимость русской литературы в исступленно-страстном поиске истины: правды и красоты жизни”.

Здесь следует обратить внимание, на связку “правды и красоты”… Вроде бы и понятия сместились, поправели, и тем не менее пока это абстрактные понятия, вечная и непостижимая абстракция души: правда, красота. Красота – эстетическая категория, и другого как будто ничего нет. И такое на сегодняшний день отношение к вопросу, видимо, устраивает всех… А ведь рукописи горят, красота гибнет, хотя бы красота человека, да и весь тварный мир прекрасного гробится под натиском дьявольского разрушения первоосновы – и никакая эстетическая или художественная красота не спасет в грехе погибающий мир.
Так неужели “формула” и “откровение” достойны улыбки?
Известны слова Достоевского: “Идея красоты… у здорового общества не может погибнуть… Если в народе сохраняется идеал красоты и потребность ее, значит… гарантировано и высшее развитие этого народа”. Словосочетания “идея красоты”, “идеал красоты” прежде всего и следует объяснить; хотя бы ответить на вопрос: а как понимать идеал красоты? Идеал – это не над красотой, а высшее проявление самой красоты, образ красоты. Но можно ли вообще унифицировать эстетическое понятие красоты или идеала, представить понятие статичным? Можно предположить или предугадать: красота – движение – идеал красоты. Красота в связке с идеалом, красота поднимается до идеала или стремится к идеалу. По такому же принципу строится и другая конструкция: правда и идеал правды – истина. Ведь правда – не менее отвлеченное понятие. Верно подмечено: у каждого человека своя правда. И опять же движение: Правда стремится к Истине – это аксиома. Если же попытаться и сформулировать понятие, то правомерно будет заключить:
Красота – это путь или движение к Идеалу.
Естественно:
Правда – это путь или движение к Истине.
Следовательно, без движения нет понятий ни Красоты, ни Правды. Иначе мы невольно впадаем в многозначимость.
Посмотрим, а нет ли у самого Достоевского толкования, так ли уж однозначно понимал он Красоту, как предложили нам воспринять ее литературоведы ХХ века? Или же мы утратили начальное понимание, при помощи дубового материализма вогнав идеалы духа в желудок?
В записных тетрадях Достоевского есть такое определение: “Дух святой – есть непосредственное понимание красоты, пророческое сознавание гармонии, а стало быть, неуклонное стремление к ней”. А вот несколько усеченное из “Братьев Карамазовых”: “…красота есть… и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей”. Но пока проясняется лишь то, что Красота обретает идеальное, духовное начало и воплощение. Можно легко уяснить и понять, что, по Достоевскому, Красота – нечто идеальное и даже Божественное. Естественен переход от идеальной к абсолютной Красоте, что и должно быть сопряжено с Божественным, духовным началом. И тогда “дух святой” обретает некоторую заземленность, материальность, кстати, сохраняя условность или размытость. Вспомним, как у Селезнева: красота литературы – духовная красота народа… Именно на этой идеальности и неопределенности и затормаживается сегодня наша окороченная мысль: да, Красота эстетическая, но что-то есть еще и тайное, сокровенное – и все-таки Красота в резервах нашего измерения, нашего восприятия.
Но есть у Достоевского плотное по насыщенности мыслями письмо случайному адресату В.А.Алексееву, где, в частности, имеются и такие слова, страстные, как пророчество: “Христос же знал, что хлебом единым не оживишь человека. Если притом не будет жизни духовной, идеала Красоты, то затоскует человек, умрет, с ума сойдет, убьет себя или пустится в языческие фантазии. А так как Христос в Себе и в Слове своем нес идеал Красоты, то и решил: лучше вселить в душу (человека. – Б.С.) идеал Красоты…”, – а уж о хлебе телесном пусть люди сами позаботятся.
Поначалу, как и в предыдущих примерах, Достоевский говорит об объективном идеале Красоты, во второй же части уже прямо назван идеал Красоты – Христос. Вот этот идеал и вселен, врощен в душу человека – как Образ и Слово, за счет чего человек и обрел непостижимость, неразгаданность вечного идейного или идеального устремления вперед, к Идеалу, к Истине.
Только в таком раскрытии и становятся понятными поистине клятвенные слова – Красота спасет мир. Ведь Красота во Христе, а Христос – Спаситель. Вот ведь насколько всеохватен Достоевский, я бы сказал – стихийно всеохватен.
Итак, Красота – это путь, движение к Идеалу. Идеалом же Красоты является Христос в Его Слове… Правда – путь, движение к Истине, если иначе, то ложь. Спаситель не ответил на вопрос Пилата: “Что есть истина?” Однако Сам Христос и явился воплощенной Истиной.
И если мы согласимся с таким определением, тогда только станет понятен и феномен нашей классической литературы: вся русская национальная литература подвигала мир к Идеалу Красоты, к Истине – и это была ее становая идея, равно как и национальная идея – показать миру своего Христа, свой идеал Красоты, свою Истину.
Но не постигнув Истины, мы так и не уяснили для себя, что вся жизнь после явления Спасителя поистине предстала обновленной, в постижении чего и заключается общечеловеческая идея. От объективного символа к живому Богу. И понятия стали живыми, потому что и понятия вошли в человека; точно так же определены были и духовные начала – к чему человек будет стремиться, на что будет затрачивать свою энергию, то и будет преобладать в нем. Кто поклоняется дьяволу, тот дьявола в итоге и обретет.
Без движения живой Красоты не может быть, потому что только цель – движение к Идеалу – оправдывает и объясняет ее целесообразность. Застывшие идеальные формы остались в дохристианском мире. Надо понять и согласиться, что и сам по себе человек уже не тот, каким он был до Рождества Христова – преобразилась мировая душа. Но человек в грехе и сегодня не желает понимать этого.
Уже казалось, что погибла и наша литература, и наше слово. Соцреализм был внедрен и дал обильные всходы – восторжествовали идея лжи, религия лжи. Необходимо было лишь соблюсти приличие – сохранить видимую, формальную красоту. Активно прославлялась “чеховская чернильница”, доказывали теоретически и практически, что литературное произведение можно написать и ни о чем, главное – как написать! И расцвечивали пустоту и ложь – не литература, а покойники в красных гробах. Тогда уже и вовсе забыли об указующем персте писателя. Всякое движение было прекращено или приостановлено – и это грозило смертью: ложная, гробовая красота не могла бы спасти даже самою себя… Однако и отрицание здравого реализма в угоду лжи дало свои уродливые плоды – на обихоженной почве и ныне процветает абсурд, активно насаждаемый и поощряемый все той же площадной идеологией. И тем не менее, пока мы живы, движение к Истине, к Идеалу Красоты не прекратилось.

Борис СПОРОВ