Эммануил ВИТОРГАН: Стыдно быть несчастливым

“Я – дитя театра”, – утверждает актер Эммануил Виторган. И это при том, что за плечами 70 ролей в кино, популярность “Чародеев” и “Благочестивой Марты”. Картины называю навскидку, первое, что приходит на память. Кто-то припомнит другие: когда фильмов десятки, припоминать несложно. Самому Виторгану больше по душе говорить о театральных режиссерах, с которыми случилось работать: Товстоногове и Гончарове, Гинкасе и Виктюке, Анатолии Васильеве…

– По меркам сцены у вас такая фактура, что играть героев, кажется, просто на роду написано. Вы себя героем числите?
– Если по жизни, то нет, никак не числю. Кому-то хочется считать меня героем в театре – пусть, как-то все равно. Штука в том, что я никогда не играл второстепенных ролей, всегда главные – вот уже 40 лет. Это само собой разумеется, и самое важное – содержание роли. Кажется, что в одной из последних премьер Маяковки, “Кукольном доме” Ибсена, роль Крокстада вторая, этот человек появляется на сцене всего четыре раза, но каждое появление – целая жизнь. Честно вам скажу, для меня количество страниц в роли никогда не имело значения, хотя этих страниц всегда хватало. Другое дело, что проживать на сцене жизнь длинную интереснее, чем короткую, в эпизоде. Когда играл с Наташей Гундаревой в спектакле “Виктория” адмирала Нельсона, то, безусловно, хорошо, что в роли было много страниц.

Досье

Эммануил Гедионович Виторган родился 27 декабря 1939 года в Баку. В 1961 году он окончил ЛГИТМиК и затем работал в ленинградских театрах. В 1971 году Эммануил Виторган перешел в труппу Московского драматического театра имени К.С.Станиславского, а с 1984 года играет на сцене Московского академического театра имени В.Маяковского. В кино актер снимается с 1965 года. В 1990 году получил звание заслуженного артиста России, а в 1998-м – народного.

– Людям не театральным, но, по их мнению, искушенным, всегда кажется, что о театре и артистах они все знают и понимают. Еще они любят шутку, что артисты не просто дети, но – сукины дети…
– Эта шутка имеет продолжение, но уже непечатное… Не уверен, что обыватель должен все знать про театр. Он знать этого не может, да ему и не надо знать того, что знаем мы. Ему совсем ни к чему знать, как ночами в “муках творчества” льются по кухням скупые мужские и обильные женские слезы. Или как трудно артисту находиться в “простое”, если в последний раз он играл премьеру минимум три года назад: найти роль для каждого своего “звездуна” худруку не всегда просто. “Простой” – это сложно, но, к счастью, его можно заполнить, особенно теперь, когда есть антрепризные спектакли. К моему большому счастью, я до сих пор зрителем не забыт, востребован, так что масса звонков, предложений, больше того – я сам иногда беру на себя наглость ставить…

– Вам-то это зачем, сами говорите, работой не обижены…
– Действительно, зачем… И профессия другая, и занятие сложное. Но актеры – они же тоже разные. Во мне всегда существовала тяга к режиссуре, точнее – саморежиссуре. Иногда это даже мешает: контролируешь себя, а этого не следует делать на спектакле. Но еще студентом я всегда был ассистентом у своего профессора на всех наших дипломных спектаклях и потом иногда сам ставил в театре, на телевидении. Но совсем немного, крайне редко это делаю, не могу даже сказать, по какой причине. Разве что на своем юбилее мне захотелось сделать что-то, за что бы полностью отвечал: выбор пьесы, артистов. Привезли из Америки пьесу, автор молодой относительно, под 40, популярный у себя и в мире, а в России не шел. Пьеса об отце и сыне. И тут я впервые порадовался, что мой сын – актер. Максим работает в Ленкоме у Захарова и еще по приглашению в “Табакерке” играет главную роль. Мне показалось, что сегодня эта пьеса очень важна, и не потому, что могу пригласить в нее сына, ролей у него и без меня много. Просто на сцене или в кино, когда играют родственные отношения, то все равно видно, что люди чужие. А здесь не надо было специально создавать отношения близких людей, это само собой разумелось. Но, главное, пьеса была про сегодня и про всегда, а еще про то, что, как бы ни складывалось “до того”, в критической ситуации родные люди не могут не быть рядом.

– Вы азартный человек?
– Скорее нет, чем да. Не хожу в казино, но если все же туда заносит и если даже что-то ставлю, то остаюсь абсолютно спокойным, меня это совсем не заводит. Я вообще в жизни отличаюсь от того, каким иной раз выгляжу на экране: не суперменистый, мягкий, иногда настолько, что самому противно становится. Не умею стучать кулаком по столу, требовать чего-то, хотя знаю, что вроде мог себе это позволить.

– А если бы Бог не дал таланта, не поцеловал или поцеловал, но не сложилось, вы были бы другим?
– Не уверен, потому что даже при “поцелуе”, о котором вы говорите, я ордер на квартиру впервые держал в руках только в 40 лет, а всю предыдущую жизнь провел в коммуналках и общежитиях. Я очень поздно получил звание. Конечно, все должно быть вовремя, но я совсем по этому поводу не нервничал. У меня главное – работа.

– А “пятая графа” в вашей судьбе имела какое-то значение?
– Нет… Пожалуй, нет. Хотя бывали моменты странные. Когда-то на “Ленфильме”, предположим, была такая картина “Миссия в Кабуле”, я там играл заместителя посла, а посла играл Олег Петрович Жаков, замечательный, потрясающий артист… Часть фильма мы должны были снимать в Афганистане и Индии, я уже чемодан приготовил для подарков друзьям, время ведь было такое, что поездка за границу превращалась в целое событие. И буквально за пару дней до отъезда директор картины, страшно смущаясь, сказал мне, что я не еду. Как? Почему? Ах, не приставай ко мне с этими вопросами, иди и сам спроси в обкоме партии. Я человек в этом смысле совершенно непосредственный, потому что всегда состоял в председателях совета отряда, председателях совета дружины, членах комитета комсомола в институте. Прихожу в обком, а там – женщина с начесом, все, как положено, ее фамилия, помню, была Круглова. Удивительная история, говорю, меня к вам послали спросить. почему нельзя ехать на съемки? И она совершенно откровенно: потому что ты – еврей. Знаете, как в цирке у клоунов бывает: что-то там нажимают, и слезы фонтаном. Вот и у меня тоже на ее стол слезы – вжик! Естественно, повернулся и ушел. Мой папа всю жизнь был партийным человеком, его трижды исключали из партии и трижды восстанавливали. Он был крупным специалистом-мукомолом. Никогда не был директором или начальником управления, туда евреев не ставили, назначали главными инженерами, первыми заместителями, потому что они вкалывали за всех. Но папу все равно всегда увольняли, когда за евреев принимались в очередной раз. Непосредственно на моем деле моя “графа”, однако, не отражалась. Внешне меня всегда больше за прибалта держали или немца.

– С кем вам хотелось бы поработать, но не случилось?
– Я уже называл тех режиссеров, с кем повезло встретиться. Не случилось с Анатолием Васильевичем Эфросом. С Любимовым. Когда мы, группа артистов, ушли с Анатолием Васильевым из театра Станиславского, нас приютил Юрий Петрович. Меня с супругой собирался ввести в “Мастера и Маргариту”, хотел назначить на некоторые роли Высоцкого, которого уже не было. Но Васильев был против, мы полтора года не выходили на сцену, репетировали “Серсо”. Кончилось тем, что в нем мы так и не сыграли, ушли с Аллочкой в театр Маяковского.

– О вашем браке с Аллой Балтер в театральных кругах ходят легенды. Что дала вам любовь?
– Думаю, спокойствие, надежность, фундамент, возможность не думать о мелочах… Я же ушел из первой семьи, и не потому, что семья была плохая, совсем нет, дочь замечательная. Но я встретил Аллочку и понял, что обманывать нельзя. Знаете, как это говорят: только из-за ребенка и живем вместе. Ложь эта, которую ребенок видит, ужасна. Получается еще хуже. Я уходил от ребенка, которого боготворил. Конечно, причинил им огромную боль. До сих пор отношения не восстановлены, было несколько попыток, и ничего не получилось. Безусловно, и по этому поводу была боль. Аллочка сумела очень тактично как-то ее смягчить, приглушить. А уж появление Максима нас еще больше…не знаю даже, какое слово тут подобрать. Сегодня, когда Максим подарил внука и внучку, я понял, что тогда мы были правы. Мы с Аллочкой никогда никому не желали зла, никогда. Даже зная, что кто-то к нам неважно, предположим, относится, бывает так иногда в театре, что поделаешь, такая у нас больная профессия. Тем не менее мы никогда не позволяли себе отвечать тем же. Тут нас не в чем было обвинить.

– Однажды вы с Балтер играли спектакль по Володину “Стыдно быть несчастливым”. Позднее в вашей жизни произошло немало грустного. Продолжаете вместе с Володиным утверждать, что стыдно быть несчастливым?
– Безусловно. Мне всегда казалось, что жизнь удивительно длинная штука. Папа ушел в 91-м, мама в 89-м, а тут и Аллочка, они ушли подряд. И я понял, что в действительности жизнь не так уж и длинна, но, несмотря ни на что, все равно убежден, что несчастливым быть стыдно. Если даже была хотя бы одна прекрасная, замечательная минута, этого не следует забывать. Несчастливым стыдно быть хотя бы потому, что можешь жить мыслью, памятью о другом. Сознанием, что кто-то живет, думая о тебе. Разве этого мало?

Алексей АННУШКИН