На генетическом уровне ощущаю все, что чувствовала моя двадцатилетняя мама, провожая своего отца – Дмитрия Максимовича Брусова на фронт в 1942 году с маленькой железнодорожной станции поселка Курлово. А был он уже не молод: 46 лет, шестеро детей, да маленькая голубоглазая красавица жена, да старый больной дед – Георгиевский кавалер, герой русско-японской войны, да пасека, да сад огромный в 56 яблонь, лошадь, коровы, барашки, поросята, куры, утки. Хорошо, говорят, до войны уже жили!
Колхоз, куда вступили одними из первых, окреп. С хорошими руками да сельским трудолюбием свое хозяйство на ноги поставили. И думаю я, что встало все это у него перед глазами, когда делал последние шаги к вагону – упал вдруг на колени, так на коленях и прополз последние метры родной земли. А какие письма писал с фронта! Не помнил зла, что из партии исключили за то, что крестил дочек-двойняшек, и от отца своего, церковного старосты, не отказался. Писал: «Мария Васильевна, плати налоги исправно, на них армию содержим…» (А ведь только одна старшая дочка учительницей в ближайшем поселке работала, в колхозе денег тогда не платили).
Читал всю жизнь, с юности много (спасибо знакомому рязанскому священнику!), до войны выписывал по пять газет и журналов, на фронте газеты солдатам пересказывал, агитировал честно воевать, «до последней капли крови» – так деревенские мужики вспоминали. Командиры предлагали ему вновь вступить в партию, быть политработником, а он отказался, сказал, что и без партии, по совести, честно воевать будет.
…И погиб. Осенью 1942 года в Пинских болотах. Переправу наводили, дорогу в блокадный Питер прокладывали. А он все впереди, да бегом, да бревна огромные один на себе таскал – вот и надорвался, так и помер от заворота кишок в болоте, рядом с дорогою, ведущей в несгибаемый Питер…
Похоронку получила моя мама в том же поселке Курлово, откуда уходил на фронт дед. Принесла домой, в деревню Занутрино, бабушка прочитала и замертво упала. Три дня молча пролежала на отшибе, в бане, на четвертый пришли женщины: «Марья, вставай, завтра с утра за хлебом едем, детей кормить надо…»
Быть может, в то же время над Пинскими болотами летел самолет, вывозивший из блокадного Ленинграда и моего отца – молоденького курсанта Военно-медицинской академии Василия Кашкина.
После военных дорог, страшных и сложных, остались на груди военврача Кашкина, гвардии майора, два боевых ордена Красной Звезды, орден Отечественной войны I степени, медали «За оборону Ленинграда», «За взятие Кенигсберга», Георгия Жукова, «За победу над Германией в ВОВ», юбилейные медали.
Москва
Комментарии