Диалектологические открытия,. или «Испорченный язык»

Не секрет, что многое непривычное в языке собеседника – слишком новое или, напротив, очень старое, малопонятное или чрезвычайно резкое – вызывает у нас осуждение, неприязнь к самому носителю «неправильного» языка. Даже язык младшего поколения может вызывать раздражение у старших носителей языка. В первой главе книги о языке и людях «Живой как жизнь» Корней Иванович Чуковский шутит: «Но вот миновали годы, и я, в свою очередь, стал стариком. Теперь по моему возрасту и мне полагается ненавидеть слова, которые введены в нашу речь молодежью, и вопить о порче языка». Понять иронию этой цитаты можно: все чужое для бытового сознания обычного носителя языка является «опасным», отличающееся агрессивно и несуразно громоздится рядом с привычным и правильным.

Идея «порчи языка» часто распространяется и на диалекты. Диалектные различия могут быть очень значительными. В некоторых языках различия столь сильны, что почти нарушают понимание между носителями разных диалектов. Наш язык тоже имеет территориальные варианты, но люди, говорящие по-русски на диалектах, могут понимать друг друга.Появление диалектов – нормальное развитие любого языка, который охватывает большую территорию. Способность образовывать территориальные диалекты заложена в самом языке и активно развивается тогда, когда нет единого литературного языка, а различные группы населения разобщены (состояние феодального государства). Диалектные различия внутри одного языка со временем могут приводить к образованию различных языков. Так было с древнерусским языком, диалекты которого сегодня известны нам как русский, украинский и белорусский языки.В диалектах сохраняется большое количество древних черт, которые были присущи общему языку-предку. Для русского языка это черты древнерусского (прарусского) языка, который в свою очередь выделился как диалект из праславянского (балто-славянского) языка наряду с языками южных славян (болгарский, сербохорватский, словенский) и западных славян (польский, чешский).В разное время в нашей стране было неодинаковое отношение к диалектам. Во второй половине XIX века после отмены крепостного права возникает общий интерес к истории и культуре русского крестьянства, появляется большое количество исследований и публицистических материалов, посвященных обрядам, верованиям, традициям и местному «наречию». Этот интерес породил изучение языка русской деревни, были созданы специальные программы, и начался сбор материала. Но уже в первой половине XX века ситуация изменилась: диалекты были признаны «проклятым феодальным наследием», которое мешает развитию советской деревни и советского народа и тянет его в буржуазное прошлое. Началась широкая борьба с диалектами, которая активно поддерживалась сельской школой. В России XX века стало стыдно использовать диалект в качестве средства общения. Представьте себе ситуацию, когда маленький человек впервые пришел в школу. Единственный культурный багаж, который он принес с собою в школу, – его семья: традиции, взгляды на жизнь и, конечно же, язык. Ничего другого в активном культурном запасе ребенка пока нет. Даже друзья пока не формируют его мировоззрение. Он сам является собранием черт своего малого мира. На первых же уроках учитель просит рассказать о том, как он провел лето, и мальчик охотно говорит: «Дедушко мой дак роботает егерем. С ним ходил на охоту, по-за лесом-от стрелял белок да, уток да, лисиц да. Много дак хаживали, как жо!» Он говорит так, как говорят его дед и бабка, как говорят его отец и мать, он говорит на языке его семьи, единственном языке его Вологодской деревни. Тотчас получает он и оценку своего языка: «Ваня… Ваня! Как ты говоришь! Как ты язык выворачиваешь! Ты же школьник! Говори, пожалуйста, правильно!»Что должен думать маленький человек? Язык его семьи – плохо, язык его семьи – стыдно? Его семья – плохо, его семья – стыдно? Нужно ли спрашивать о причинах появления Иванов, не помнящих родства?Малое допущение, полагаю, могло бы тогда изменить ситуацию. Если бы учитель объяснил Ване, что его говор – древний, красивый, очень выразительный – является большой и полноправной частью национального русского языка наряду с литературным языком, просторечием и социальными диалектами, но задача школы состоит  в том, чтобы научить его владеть еще и литературным языком, который стал наддиалектным вариантом, обработанным мастерами слова. До сих пор многие сельские учителя, несмотря на изменившуюся политическую ситуацию, стесняются местных диалектов, искренне полагая, что говор их села является «неправильным» вариантом русского языка. Во многих других странах считается почетным знать литературный (государственный) вариант языка и свой родной диалект. В Германии, например, это дает политикам дополнительные баллы в портфолио. Но конечно, и у нас в России есть люди, влюбленные в диалекты, собирающие и изучающие живую народную речь на местах в диалектологических экспедициях.Одно из самых важных открытий диалектолога – обнаруженная в экспедициях новая единица или даже система единиц. Когда удается понять принцип работы и развития одного из звеньев диалектной системы – получаешь истинное наслаждение. Но одно из самых дорогих  приобретений для души – те замечательные люди, которые живут в сложных условиях, далеко от принципов городского комфорта; это те замечательные отношения малого мира деревни, особый менталитет тесного коллектива, где все – свои и всякий – свой, где каждый достойный поступок и недостойное поведение  на виду. Каждый раз изумляешься тому, что в совершенной глуши живут изумительные добрые люди. Таких историй много. Вот одна из них.В 2004 году мы с Ольгой Геннадьевной Ровновой, старшим научным сотрудником отдела диалектологии и лингвистической географии Института русского языка им. В.В.Виноградова РАН, работали в Сямженском районе Вологодской области. В один из дней наш путь лежал в деревню Малинник, расположенную достаточно далеко от нашей базы. Транспорта не предвиделось, да он бы нам и не помог: деревня находилась в петле реки Кубены, которая в период полной воды поднимала понтонный мост, и он оказывался подвешенным в середине реки. Деревня в это время оказывается на несколько недель недоступной для транспорта. После долгой ходьбы нам предстояло добраться вброд от берега до понтона, затем взобраться на него, пройти десяток метров, вновь аккуратно сползти в воду и двигаться по грудь в воде до другого берега. Разгоряченное тело в холодной воде быстро сменило наш бравый рабочий настрой на жалобный. Это стало особенно заметно, как только мы оказались в воде выше колен, настроение падало с каждым сантиметром погружения. Не поднимало диалектологический настрой даже то, что переправа стала нештатной ситуацией, некоторым приключением. Оказалось, что деревня Малинник расположена в поле на возвышенности. Мы – жалкие и мокрые – вышли из густого перелеска, в котором Кубена прячет свои огромные петли, и оказались на просторе: сосущее глаз небо, низкие северные облака, ползущие по холму, по деревьям, по крышам. Подниматься на холм предстоит долго: примерно километр проселочной дороги отделяет нас от его вершины. Там, вверху, пригнувшись под тяжестью облаков, на дороге стоят две стариковские фигурки – мужская и женская. Мужчина приложил руку ко лбу козырьком и смотрит в нашу сторону. Ближе  я разглядел лица. Улыбаются. «Обознались, – думаю, – ждут своих, разочаруются, жаль…» Ближе – улыбаются. Еще ближе – протягивают навстречу руки. Мы издали приветствуем стариков, подходим. Нас берут за плечи, ведут в дом, расспрашивают. Уже позже, за столом с ушицей и домашней водкой, хозяева сняли наше недоумение: «Мы тут чужой собаке рады дак! А здесь вы! Ведь люди же! Ну а как иначе-то!» Наше недонастроение улетучилось, через два-три часа беседы мы с Ольгой Геннадьевной воспринимали стариков вполне родными людьми. Именно нас они встречали, стоя на холме. Именно к ним шли и мы сами. На лекциях по диалектологии, в вводном разделе, я каждый год рассказываю студентам эту и некоторые другие истории из экспедиций. Завершаю фрагмент лекции вопросом: «А вы представляете себе такую ситуацию в городе?»P.S. Продолжение темы в №1, 2011 г.​Игорь ИСАЕВ, кандидат филологических наук, научный сотрудник отдела диалектологии и лингвистической географии Института русского языка им. В.В.Виноградова Российской академии наук