Дети-невидимки: право или ошибка?

«Дети-404» живут среди нас. Но в праве на понимание общество им отказывает.

Первое интервью с Леной Климовой, создателем группы «Дети-404» в социальных сетях, на сайте «Учительской газеты» вызвало дискуссию, которая показала остроту заявленной темы. Что делать школьному учителю или психологу, если ребенок вдруг обратился за помощью по деликатной проблеме, связанной с его сексуальной ориентацией? Насколько вообще школа готова оказывать поддержку детям, которые не могут самостоятельно найти ответы на непростые вопросы о сексуальных отношениях? Сегодня мы вновь возвращаемся к этой теме.

– Лена, всегда ли ребенку в ситуации с его вопросами о сексуальности и самоопределением может помочь школа?

– Полового просвещения, насколько я знаю, в школах сейчас нет. Если задать вопрос так: «Должна ли школа помогать?», – то с ответом я затрудняюсь. На педагогов и так сейчас навалено столько обязанностей, требований, бумаг… В любой чрезвычайной ситуации, связанной с ребенком, сразу же вспоминают об ответственности школы: учителя, классного руководителя, директора. В таких условиях вряд ли можно требовать от педагогов ещё и отвечать за вопросы сексуальности и самоопределения. Учитель должен учить, и ничего больше.

Хотя мне кажется, что было бы неплохо проводить для детей и подростков занятия, которые были бы связаны с жизнью, проблемами, отношениями вообще. Наверное, это мог бы делать школьный психолог. Меня очень тревожит, что в последнее время среди подростков всё больше распространяется селфхарм (самоповреждение): так называется причинение вреда своему телу без намерения совершить суицид. Такие действия говорят о посттравматическом стрессовом расстройстве, высокой тревожности, проблемах. Самоповреждение – ответ на сильную эмоциональную боль; в любом случае оно говорит о проблемах, с которыми подросток не может справиться и о которых не может заявить иным способом. К чему я вспомнила о селфхарме? Думаю, было бы полезно рассказывать школьникам, к примеру, о разных способах справляться со стрессом, выходить из сложных жизненных ситуаций. Да мало ли вопросов их волнует! И не всегда их обсудишь с родителями. Сюда относятся и вопросы, связанные с сексуальностью.

– Лена, как сейчас обстоят дела в социальных сетях и с вашим проектом, в частности?

– В нашей группе в «ВКонтакте» на сегодняшний день почти 67 тысяч человек. Ежедневно группу просматривают 6-7 тысяч человек. Но мы не стремимся привлекать людей в группу, они находят её сами. А если говорить о количестве писем, то в день приходит от трёх до шести писем для публикации в группе. Наша команда психологов, которые бесплатно консультируют подростков, расширилась – сейчас в ней 20 человек. В 2014 году они обработали 77 индивидуальных запросов на психологическую помощь, в 2015 году — 73 запроса, за начало 2016-го — около 45 запросов.

Ничего особо нового в жизни проекта не происходит. Мы так же, как и раньше, публикуем письма ребят, которые столкнулись с любыми трудностями, связанными с сексуальной ориентацией и гендерной идентичностью, поддерживаем порядок в группе и предлагаем желающим индивидуальную психологическую помощь. –  Почему не представлены психологи, которые работают в проекте?  Нет фамилий, имен, не указано место их работы? – Расскажу о двух случаях, которые дадут ответ. В 2014-2015 годах проект «Дети-404» проводил так называемые вечерние гостиные. Мы приглашали интересного человека для онлайн-разговора с участниками группы «ВКонтакте». Два часа он получал вопросы и давал на них ответы. У нас в гостях были ЛГБТ-активисты; юрист; мама сына-гея; мама, которая в однополой семье со своей супругой воспитала шестерых детей; психологи; консультант по вопросам трансгендерности…

В первом случае 27 ноября 2014 года в вечерней гостиной участвовала Анна Владимировна Гизуллина, старший преподаватель кафедры клинической психологии и психофизиологии департамента психологии Института социальных и политических наук Уральского федерального университета. После анонса этой встречи в Сети началась массовая травля Анны Гизуллиной. Была распространена лживая информация об Анне Владимировне, не соответствующая действительности и порочащая ее честь и достоинство, в частности, (цитирую): «…живущая на западные гранты женщина 53 лет без специального образования, объявившая себя психологом и специалистом в области помощи детям, страдающим сексуальными девиациями, активно пропагандирует ЛГБТ, при чем не только среди своих студентов (за что, видимо, получает гранты), но и среди детей в социальных сетях. При этом продолжает преподавать неведомые науке дисциплины в стратегически важном для России университете. Нормально ли это? Судите сами. Мы считаем, что нет. Мы уже подготовили уведомление на имя ректора вуза, жалобу в Рособнадзор и в прокуратуру».

Жалобы действительно были поданы, и Анна Владимировна получила кучу проблем. Не буду вдаваться в подробности. До увольнения, к счастью, дело не дошло. Лживые факты не получили подтверждения.

Второй случай также частично связан с нашей вечерней гостиной. 14 мая 2015 года у нас в гостях был Дмитрий Дмитриевич Исаев, психиатр, психотерапевт, сексолог. 1 июня в ВК-группе «Москва – не Содом! Петербург – не Гоморра!» появился призыв писать жалобы на Дмитрия Исаева по месту его работы и в прокуратуру; 10 июля выяснилось, что Дмитрий Дмитриевич уволен с должности завкафедрой клинической психологии Санкт-Петербургской государственной педиатрической медицинской академии. Позже он пояснил: «Моё увольнение произошло по обоюдному согласию с руководством, которому совсем не интересно иметь постоянные звонки с жалобами. У нас состоялся разговор. В итоге я увольняюсь по собственному желанию. Ряду организаций очень не нравилось, что я работаю в государственном учреждении, что у нас работает комиссия, которая занимается решением проблем трансгендеров. В результате давления этих организаций руководство решило, что им лучше со мной расстаться».

Как видите, в обоих случаях специалисты, профи, уважаемые люди подверглись травле, в одном случае дошло до увольнения.

Поэтому я надеюсь, что уважаемые читатели поймут, почему я настолько пекусь об анонимности психологов проекта. Я могу сказать, что каждый из психологов проекта имеет высшее образование по специальности и опыт работы с подростками, порой многолетний. Мы заранее отбираем желающих с нами сотрудничать. Их много. Бывает, приходят обычные люди; бывает, студенты психфаков, но мы им отказываем, поскольку хотим, чтобы в нашей команде психологов были только профессионалы. Сейчас так и есть. Я очень благодарна каждому психологу, кто сотрудничает с проектом, поскольку это стопроцентно волонтерская работа: люди тратят своё время и силы и не получают за консультации никакой оплаты.

– Лена, быть руководителем такого проекта не просто. Что дает вам силы продолжать выбранный путь?

– Наверное, у меня такой склад характера, как у лягушки, которая бултыхалась в крынке со сметаной и верила, что выберется. И выбралась. Мне нравится помогать другим. Мне нравится чувствовать себя полезной. Я верю, что людям, которые нуждаются в помощи и поддержке, нужно дать помощь и поддержку, чтобы они поднялись и с новыми силами продолжили жить. В конце концов, если один человек – это целая вселенная, то помощь одному – это огромное дело. Верю, что всё может измениться к лучшему и что перемены – в наших руках, даже если они происходят медленно и незаметно. К сожалению, пока общество в целом по-прежнему считает, что подростков – не таких, как все – не существует, что они – «плод» развращения взрослыми и зловредной пропаганды. – Лена, вернемся все-таки к тому, с чего начали. Что может сделать для ученика педагог в ситуации, когда у подростка есть вопросы о его сексуальности? Чего делать не надо категорически?

– Подростки редко обращаются за помощью к педагогам, предпочитают собеседников в Интернете, друзей и знакомых. А если обращаются, то обычно хотят просто выговориться, чтобы их выслушали, не осуждая. Это и нужно сделать. Кажется, что не осуждать легко, хотя я понимаю, как это трудно на деле.

Гораздо более вероятно, что педагог столкнется со следующей проблемой: влюбленность ученика. Это довольно сложная ситуация, а уж если ученик того же пола, что и учитель, — она может показаться и вовсе катастрофической. В проект довольно часто обращаются подростки, рассказывая о подобных историях: один юноша влюблен в учителя русского, другая девушка — в учительницу английского, они в смятении, они очень переживают, что делать, рассказывать о своих чувствах или нет, боятся упасть в глазах педагога, боятся отторжения… Что тут посоветуешь? Терпения и такта, пожалуй. Ни в коем случае не высмеивать…

Ещё я думаю, что педагог может подсказать подростку – любому подростку, который находится в сложной ситуации и пришел к нему за советом, ресурсы, куда можно обратиться за помощью. Один из них – общероссийский телефон доверия для детей и подростков 8-800-2000-122. В общем, если не помочь самостоятельно, то дать информацию о том, кто поможет. Важно, чтобы в сложные моменты подросток не оставался один на один со своей бедой, а знал, куда можно обратиться за помощью. Хорошо бы номер общероссийского телефона доверия вообще печатать в каждом школьном дневнике.

Социальная изоляция. Как найти выход?

Слово психологам проекта «Дети-404»

Дмитрий В.:

– Когда мне попадает запрос для работы, то первое, что мне важно сделать, – в беседе с подростком создать атмосферу доверия. Ведь речь пойдет про его личные переживания, чувства. Учитывая, что консультирование в нашем случае – это онлайн-переписка и нет возможности разговаривать, глядя в глаза друг другу, слышать интонацию голоса, дыхание, то задача, конечно, осложняется. Поэтому стараюсь очень деликатно задавать вопросы, честно отвечать, делиться своими чувствами, говорить о своих впечатлениях от разговора. В большинстве случаев подростки действительно были в острой кризисной ситуации, когда они оказывались практически без опоры, с ощущением, что от них отвернулись близкие, что их «презирают», «унижают», «преследуют», «оскорбляют». В такой ситуации и взрослому-то тяжело, а подростки тем более оказываются беззащитными и растерянными. Поэтому важной задачей онлайн-консультирования я вижу создание ощущения опоры у подростка, ощущения, что он «не один», что ему есть с кем поделиться своими чувствами, поделиться своим отчаянием, страхами, обидами.

Вторая задача, которую я стараюсь решать, – вместе с подростком пытаемся найти хоть кого-то из реального жизненного окружения, кто мог бы встать на сторону подростка и поддержать его. И вот здесь очень печальный вывод. Подростки, обращающиеся к нам в проект, действительно часто находятся в социальной изоляции. Родители и другие члены семьи обычно давят на подростка, конфликтуют с ним, навязывают ему свои точки зрения, не стараясь понять потребности подростка; в школе часто складывается ситуация травли, агрессивных высказываний и действий в адрес подростка и со стороны одноклассников, и со стороны учителей; друзей часто нет совсем.

Частыми темами для обсуждения становятся то, как принять жестокость окружающего мира, как жить в одиночестве, как поверить, что в мире есть люди, которые могут тебя понять. Вопросы про сексуальность, про идентичность, в том числе сексуальную, как правило, отходят на второй план. Если подросток задает мне вопрос, кто же он? какая у него сексуальная ориентация? – то мне приходится обсуждать с ним тему развития человека, взросления, становления идентичности и индивидуальности, в том числе и сексуальной идентичности. Здесь мне, конечно, помогает моя профессия. Я семейный психотерапевт, имею специализацию по сексологии и сексуальной терапии. И современные научные исследования показывают, что каждый человек индивидуален, в том числе и в своей сексуальности. Что человек, его отношения с другими людьми развиваются и меняются со временем. Что приклеивание ярлыков, диагнозов, заключений – это тупиковый путь. Что важно научиться верить своим чувствам, быть искренним с собой и другими, что отношения в паре строятся совместно.

Иногда меня спрашивают, болезнь ли гомосексуальная ориентация, и тогда мне приходится рассказывать об официальной научно обоснованной позиции, которая существует на сегодняшний день в медицине и психологии. Часто, к сожалению, эти научные представления расходятся с предрассудками, которые разделяют знакомые подростка и, к сожалению, его учителя и родители. Большой помощью в нашей работе были бы доступные для подростков и родителей информационные ресурсы, которые бы распространяли современные научные данные о психологии взаимоотношений, о развитии сексуальности человека, о том, что является нормой, а что патологией.

Елена Е.:

– Работа психолога на начальном этапе консультирования разделяет запрос – то, с чем пришёл человек за помощью, и проблему – причинно-следственные связи, лежащие в основе проблемы. И даже на уровне запроса в проект «Дети-404» обращаются люди за различной помощью. Подростку необходима психологическая поддержка в вопросах не только самооценки, принятия своей внешности, неразделённой любви, но и переживания отвержения сверстниками и родными, травматических переживаний и травматической диссоциации, суицидальных мыслей и кризисных ситуаций. Зачастую запредельный уровень накала чувств вызывает необходимость психологической помощи. И на первый план в работе выходят переживания, которые выступают в качестве объекта в работе с психологом.

Подростковый период крайне эмоционально заряженный, однако ресурсов справляться с задачами и проблемами возрастного периода может быть недостаточно. На работу с поисками внутренних ресурсов, сил справиться с ситуациями, становления субъекта самооценки в формировании личности и направлено психологическое консультирование в рамках проекта «Дети-404».

Александр  Э.: – В чем именно заключается помощь психологов группы? В первую очередь – это установление контакта с обратившимся. После этого диагностика его психического состояния.

Исходя из полученной в ходе диагностики информации, психолог работает с тем, что требует немедленного вмешательства. Если это острый суицидальный случай в первую очередь идет работа над мотивацией жить сейчас. Эта работа может включать в себя самые разные приемы, в зависимости от конкретного случая, – от эмоционально-доверительного общения до манипуляции – главное, чтобы человек здесь и сейчас не покончил с собой.

После преодоления суицидального кризиса работа заключается в том, чтобы обратившийся увидел, что ситуация не тупик, что из нее есть выход. И выбрал для себя наиболее близкую ему дорогу. Часто в число прочего входит, если речь идет об аутинге в семье или неудачном каминг-ауте, показ ситуации глазами негативно воспринявших родителей, открытие понимания, что им тоже тяжело.

Вообще работа над возникновением у человека эмпатии в отношении негативно воспринявших его родных очень важна – она помогает ему легче пережить тяжелую ситуацию, а так же позволяет сохранить возможность прощения им тех, кто отрекся от него в сложной ситуации. В конечном итоге это способствует сохранению семьи.

Есть и другие ситуации, с которыми обращаются – любовь, часто неудачная, проблемы с одноклассниками, индивидуальные проблемы. В каждом случае приходится искать индивидуальный подход, потому, что то, что годится для одного, не пригодно для другого.