Будь счастлив и не гру…

На Рождество всегда ездили к бабушке с дедушкой. Билеты на поезд покупали заранее, в первых числах ноября. Это был понятный лишь им тайный знак, что дождливая осень стремительно поворачивает на снежную зиму и семимильными шагами мчится навстречу праздникам. Тогда же приносили с балкона специальный чемодан, неторопливо, с особым чувством начинали укладывать подарки.

Накануне отъезда «дароносица» была забита до отказа и напоминала квашню, из которой во все стороны расползается непослушное сдобное тесто. Но это что! Матвей знал, что на обратном пути чемодан этот будет и вовсе не поднять, ведь рождественские гостинцы для любимых детей и внуков бабушка с дедушкой собирали целый год.

В этот раз все вроде бы было так же. Билеты, заветный чемоданчик… Только вместо счастливого предвкушения, когда хочется ни с того ни с сего запрыгать на одной ножке или закружиться волчком, нет-нет да накатывала тоска, нос предательски хлюпал, а в глаза словно кто-то перцу насыпал – только успевай смаргивать жгучие слезинки. Потому что там, в далеком пряничном городе с красными черепичными крышами, бабушка теперь ждала их одна…

Уже стемнело, а Матвей все бродил по пустому двору, лениво пиная осколок ни в чем не повинной ледышки. Давно пора было возвращаться домой, но что-то не тянуло.

Мама с бабушкой колдуют на кухне над праздничным ужином и терпеть не могут, когда в этот момент кто-то крутится у них под ногами. Папа повел малыша Марка на детскую елку, из которой Матвей давно уже вырос, как из коротких штанишек. Читать не хотелось, в Интернете сидеть надоело. Скука смертная. Был бы здесь дед, они отправились бы бродить по Старому городу, угощаясь засахаренным миндалем, который продают со старинных повозок молоденькие девушки в средневековых платьях и подбитых мехом плащах. А по дороге играли бы в свою любимую игру: придумывали бы смешные истории про спешащих мимо прохожих.

– Вон, Мартышкин, видишь дядьку в клетчатом шарфе? Его зовут Ромуальд Зилович. И у него есть хомяк, который постоянно обыгрывает его в шашки, поэтому у Ромуальда всегда такая кислая физиономия!
– А вон та толстая тетенька в синем пальто?
– О! Ну кто же ее не знает! – хитро прищуривался дед. – Это Матильда Полуэктовна. Она зубной врач, но всю жизнь мечтала танцевать в балете, а потому по вечерам подрабатывает в театре – продает программки и шоколадных кенгуру.
– Почему именно кенгуру? – хихикал Матвей.
– Мартышкин, ну ты даешь! Ни один нормальный зритель не пойдет в театр, где нельзя купить приличного шоколадного кенгуру!

Но все это в прошлом и больше никогда не повторится. Дед не дождался Матвея, ушел один куда-то далеко-далеко, не предупредив и даже не попрощавшись. Это было нечестно и не по-товарищески, настоящие друзья так не поступают!

– Матвей, ты же Матвей? – от неожиданности он поскользнулся, едва не растянувшись во весь рост на обледеневшей дорожке. В бледном свете фонаря перед ним стояла незнакомка – пожилая, лет тридцати, но очень симпатичная, в красной вязаной шапочке с двумя кисточками.
– Меня прислал твой дедушка, – «старушка» улыбнулась, и Матвей увидел задорные ямочки на ее щеках. – Он знал, что ты приедешь к бабушке на Рождество, и попросил непременно найти тебя и передать, что его подарок хранится у верблюда.
– У какого еще верблюда? И откуда вы знаете моего дедушку? – не сказать, чтобы Матвей испугался, но на всякий случай все же слегка попятился, самую чуточку, почти незаметно. Мама строго-настрого запрещала ему разговаривать с незнакомцами, но, может, если отойти на безопасное расстояние, тогда ничего, не считается?
– Можно подумать, у тебя в приятелях сто пятьдесят миллионов верблюдов! А дедушка говорил, что ты сообразительный, – фыркнула незваная гостья и, пока Матвей в изумлении открывал и закрывал рот, глотая одинокие снежинки, тоже сделала шаг назад и, оказавшись за пределами светового пятна… растаяла. Матвей мог поклясться, что она исчезла так же внезапно, как и появилась, и даже запертая на ключ калитка не скрипнула…

Со дня приезда Матвей еще ни разу не был в комнате деда. Не потому что боялся чего-то, просто не хотелось. Зайдя в дом, он скинул куртку и ботинки, прислушался. Мама с бабушкой по-прежнему священнодействовали на кухне, откуда уже явственно доносился умопомрачительный коричный аромат рождественского кренделя.

Бесшумно повернув ручку, Матвей скользнул в темноту дедовой спальни. Зажмурившись, прислонился спиной к двери и нащупал выключатель. Осторожно приоткрыл сначала правый глаз. Потом левый. Опасливо огляделся.

За год, что прошел с тех пор, как он был тут в последний раз, ничего не изменилось. Заваленный бумагами стол, книжный шкаф, уставленный сверху всевозможными диковинами, привезенными с разных концов земли, картины и пожелтевшие афиши на стенах. Если бы не острый, чуть горьковатый «слежавшийся» запах, можно было бы подумать, что дед вышел отсюда всего пару мгновений назад и вот-вот вернется: ну, Мартышкин, давай – рассказывай…

Матвей сел на краешек кровати. Посидел-посидел и лег ничком. От шерстяного пледа едва тянуло табаком и одеколоном. Матвей судорожно сглотнул и что есть силы прикусил ладонь – такую боль выносить куда легче. Раскинул руки и в следующее мгновение в щели между стеной и кроватью нащупал что-то мягкое, шелковистое. Ухватившись поудобнее, потянул на себя и в следующее мгновение уже держал в руках большого мехового верблюда со странным, как и все, что придумывал дед, именем Блю.

Ну конечно, вот же дурья голова! Все так просто, и как он вообще мог забыть про Блю?! Это был дедов любимец, его главный, после Матвея, конечно, помощник и утешитель. Когда что-то не получалось, не сходилось или не придумывалось, дед всегда многозначительно кивал: надо бы посоветоваться с Блю… Только непонятно, где же этот верблюд с печальными, как у сенбернара глазами, прячет его, Матвея, подарок.

Аккуратно, словно боясь сделать игрушке больно, Матвей начал сантиметр за сантиметром ощупывать нежный мех и вскоре почувствовал под пальцами застежку-молнию. И вот уже на ладонь ему выскользнула белая пластмассовая коробочка с двумя отверстиями, между которыми была натянута тонкая темная пленочная лента. Матвей знал, что его археологическая находка называлась аудиокассетой.

Древние люди, не знавшие Интернета, записывали на пленку музыку и даже голосовые сообщения. Голосовые сообщения! Матвей стремительно вскочил и заозирался в поисках старого дедова кассетника (такими, наверное, пользовались еще рыцари во времена Крестовых походов). Отдернул занавеску – вот он, одиноко пылится на подоконнике.

Пришлось немного повозиться с кнопками, все же древняя техника не так примитивна, как кажется на первый взгляд. Поначалу из динамика доносилось лишь шуршание да едва слышное потрескивание, и вдруг…

– Ну здравствуй, Мартышкин… – Матвей завороженно уставился на прозрачное окошко в котором неспешно вращавшиеся колесики возвращали ему деда – живого, здорового и, наверное, как никогда прежде, любимого. – Знаю, старик, знаю, ты расстроен и, скорее всего, даже обижен, что я ушел вот так вот внезапно, без предупреждения, а потом ни разу не удосужился прислать тебе весточки. Сам на себя сержусь, правда! Но ты не думай, я внимательно слежу за всем, что там у вас творится. Не веришь?

Матвей замотал головой, будто дед и вправду мог его видеть. И тут же получил в ответ тихий хрипловатый смешок:
– Мотаешь головой. Не веришь, значит? А напрасно… Ну смотри… Бабушка с мамой сейчас на кухне, крендель пекут. Бабушка командует, что твой генерал, только боевого коня и шляпы с пером не хватает, а мама ворчит себе под нос, но так, для порядка. А папа с Марком унеслись на елку. А помнишь, Мартышкин, как мы с тобой ходили на новогодний утренник и ты спросил Деда Мороза, все ли серии «Звездных войн» он смотрел? Вот за это я и люблю тебя, Мартышкин, не соскучишься с тобой! Ну все-все, не шмыгай носом, платка ведь у тебя, конечно же, нет.

А Матвей вовсе и не думал шмыгать. Он сидел на полу, обхватив колени, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону и счастливо улыбаясь. Если бы время было, как пленка: хочешь – остановил, хочешь – перемотал назад…

– Ну ладно, Мартышкин, к делу! Заждался небось подарка от дедушки? Можешь не отвечать, вопрос риторический. Подойди к книжному шкафу и достань с нижней полки третью книгу слева. Да не справа, балда, слева! Красная такая, пожившая… Листай!

Это были «Три мушкетера». Старое потрепанное издание, с ломкими от времени, пожелтевшими страницами. В наступившей тишине Матвей перелистал его раз, перелистал другой – ничего, лишь черно-белые гравюры, при виде которых сердце начинало биться чаще, волнуясь и предвкушая невероятные приключения…

– Прости, Мартышкин, я все перепутал, – вновь ожил динамик. – Это совсем не тот подарок, хотя и этот забери, пожалуйста, пусть теперь живет у тебя, пригодится, вот увидишь! А теперь открой верхний ящик стола. Верхний – это не нижний! Открывай, не бойся, никто тебя не укусит. Видишь сверток? Разворачивай!

Под яркой новогодней оберткой обнаружился толстый блокнот в красивом, благородно потрескавшемся кожаном переплете. На первой странице прыгающим дедовым почерком было выведено: «Как-то раз Матвей с дедом решили…»

– Мартышкин, ты удивишься, но я решил подарить тебе твою будущую книгу. Не знаю, о чем она будет, но жду ее с нетерпением. И Блю тоже ждет. Кстати, он просил передать, что ему будет очень приятно, если одним из героев твоего романа станет верблюд, который больше всего на свете любит крендель с корицей. Не дрейфь, Мартышкин, я рядом. Всегда рядом. Где бы ты ни был и что бы с тобой ни случилось. Ты, главное, верь, ладно? С Рождеством, мой дорогой, будь счастлив и не гру…
Внезапно наступила тишина. Сухо щелкнула кнопка магнитофона – пленка закончилась…

Анна ХРУСТАЛЕВА