Беларапия

Я решил двигаться по левому берегу, а уже ближе к Луксору перебраться на правый. Утром – ярким и праздничным – выбрался на шоссейку и понесся по ее ровному и прохладному после ночи (довольно, кстати, холодной) протяжению.

Продолжение. Начало в №22, 23

Навстречу мне семенили ослики, тащившие повозки с горами овощной снеди. Их владельцы торопились на городские рынки. Все чаще стали попадаться клаптики полей с высокими пальмами на межах. Феллахи в серых длинных хлопчатобумажных рубахах-галабеях (традиционная одежда египтян типа монашеской рясы) неистово орудуют кетменями – пашут, сеют, пропалывают, роют. Картинка времен фараонов. И до, и после них. В ней больше реальной жизни и реального восприятия связи времен, чем в зоне притяжения немых, пренебрежительно непричастных к тому, что происходит у их подножий, пирамид. У моей же причастности к тому, что вокруг меня, есть цвет, запах и даже вкус. Поля вблизи дороги утыканы зелеными луковыми перьями. Кое-где их уже начали притаптывать, чтобы луковицы набрали силу и сочность. Меня легко и даже (так мне, по крайней мере, кажется) с благодарностью одаривают пучками лука. Собственно, я и сам его могу сорвать, даже не покидая велосипед. Отдельные луковые стрелки растут прямо у обочины, случается, и с повозок что-то выпадет. Я весь в предвкушении того, как, проехав еще с десяток километров и достаточно размявшись, остановлюсь, разведу под кустиком костерок, достану корочку серого хлеба (еще украинского), намажу сырной смесью (ее я специально готовлю для похода, перетирая плавленый сырок с солью, перцем и зеленью) и с приятным хрустом вопьюсь в белоснежную луковичную мякоть. Вкус легкой горечи, которая приятно подразнивает язык и небо, тут же дополнит аромат горячего сладкого кофе. Такой вот ожидался праздник.
Но праздника не получилось. Через пару километров (кажется, уже я выехал за границы мухафазы (провинции) Гизы и очутился в пределах следующего вверх по течению Нила губернаторства Бени-Суэфа) меня остановили на дорожном блокпосту. Майор полиции (так он представился) с подобострастной, однако (это я с тоской сразу определил) не обещающей ничего хорошего белозубой улыбкой (так же улыбались и его подчиненные с автоматами наперевес) сообщил мне, что дальше на велосипеде я не поеду. На все мои просьбы, объяснения, препинания, возражения был один ответ: «Нет» (в английском варианте – «ноу», в арабском – «ле»). Выждав паузу, во время которой улыбка не сходила с его лица, офицер снизошел до объяснения: «Это опасно». Подчиненные подтянулись, один из них даже ухватился за руль велосипеда. «Нет проблем, – поспешил я успокоить майора. – Я же путешественник». «Для меня есть», – просто и спокойно ответил он и показал на погон, где красовался большой орел. Я понял, что птичка вполне могла ожить, взмахнуть крыльями и оставить вместо себя звезду. Так в Египте (судьба быстро заставила в это вникнуть) различаются ранги: один орел – майор, два – подполковник, три – полковник, одна звезда – лейтенант, две – старший лейтенант, три – капитан (почти как у нас, только звезды покрупнее), ну и лычки для сержантского состава. Я стоял насупленный, озадаченный и потерянно молчал. Неужели мое путешествие на этом и закончится? Вдоволь насладившись моей растерянностью, офицер (хоть и майор, но орел, а в мыслях уже подполковник – дважды орел!) объяснил, что я могу без проблем и дальше двигаться по маршруту, но только в сопровождении полиции. «А если мне будет надо…» – робко попытался я спросить. Майор оказался понятливым, тут же успокоил: «Ноу проблем. Все, что вам надо. Вы наш гость. Но только в присутствии полиции. Как вам, кстати, будет удобно: на велосипеде или на машине. Сейчас она подъедет».
Мне удобно было на велосипеде. На нем я и продолжил путь. В сопровождении египетской полиции. У нее в плену или под охраной, я еще толком не понял. Тупо крутил педали. Машина то обгоняла меня, останавливаясь в пределах видимости, то отставала, но чаще двигалась рядом с такой же скоростью, что и я, – десять-пятнадцать километров в час. Иногда водитель высовывался и кричал: «Велком! Велком!» Кажется, по-английски сержант знал только это «добро пожаловать». Еще, правда, «ноу». Этого, по его мнению, было достаточно, чтобы по приказу начальника общаться с чужеземцем.
Сначала я как-то реагировал на голоса своих стражей, а потом перестал обращать внимание. Себе дороже. Мысли и чувства разные. В основном вопросы. Зачем? Куда? Что и как дальше? Наконец удалось погасить раздражение. Пришло понимание – от тюрьмы и от сумы не зарекайся, как и от объятий государства. Деваться некуда. Я в чужеземье. В Беларапии (так в старину в народе называли сказочные восточные страны). В стране фараонов. Без погон или с погонами – разницы нет. Все равно во власти тех и других. Вспомнились старинные путешественные хроники, в которых их авторы описывали, как они, пересекая границы других государств, удостаивались различных почестей, в том числе и охранного эскорта. Слабое, правда, это было утешение.
…Под вечер велосипед с моего молчаливого несогласия погрузили в пикап (распространенный тип египетских полицейских машин), меня вежливо усадили рядом, заботливо подмостив бронежилет, чтобы не так трясло, и мы помчались к городу Минье. Об установке палатки даже рядом с блокпостом речь не шла. «Мафия. Опасно», – объяснили мне. Подвезли прямо к дверям отеля. Я уже окончательно решил ничему не удивляться. Тупо заплатил двести фунтов. Это чуть больше десяти долларов. Затащил велосипед в номер. Принял душ. Отмерил в свою пол-литровую железную кружку двадцать граммов спирта (в колпачок от фляжки ровно столько вмещается), добавил еще десять, развел тепловатой водой из-под крана, выпил в два приема, закусив украинским сальцем и египетской луковицей, и распластался на широкой кровати. Как ни прикидывай, ни умничай, а утро вечера все равно мудренее.
На следующий день ровно в восемь, как и договаривались, к отелю подъехал полицейский фургончик, и все продолжилось по прежнему сценарию. Я уже смирился со своей участью и даже прикидывал, как извлечь из ситуации пользу. Это ведь их нравы и их право. Вот и буду изучать и нравы, и право. Машины и охранники периодически меняются после очередного блокпоста. В основном меня сопровождают сержанты и рядовые полицейские. Водитель и еще двое-трое. Один обязательно с автоматом. Поджарые, толстые, лысые, усатые, болтливые, угрюмые – всех не упомню. «Есть арабы и есть арабы» – так как-то новоиспеченный израильтянин, бывший одессит дядя Миша, охарактеризовал арабских соседей. Есть египтяне, которые доисторические, древние, и есть египтяне современные, а среди них уже сплошь мусульманская арабская кровушка. Ну и понятно, как и говорил дядя Миша, есть арабы и есть арабы, как и везде. Общаются в основном души, в которых сплошные потемки. Происходит это по-разному. Чаще всего контакт ограничивается вопросом «Как тебя зовут?», ну и моим ответом. Выговорить мое имя египтянам трудно, чаще всего они и не пытаются это делать. Зато с удовольствием сообщают свое. Мохаммеды, Ахметы, Махмуды, Саиды, Абдуллы – набор невелик. Почему-то больше всего Мохаммедов.
Слева вдоль дороги тянутся каналы – маленькие замусоренные речушки, в которых даже пытаются ловить сетями рыбу. По берегу снуют ослики с тележками. Часто встречаются городки, небольшие поселения. Попасть туда можно по мостикам из пальмовых стволов. Вход охраняют сторожа в помятой зеленой форме с берданками. Они развлекаются тем, что грызут обломки сахарного тростника, трости которого выдергивают из кузовов проезжающих мимо грузовиков. Я часто притормаживаю, фотографирую разные сценки местной жизни. Полицейские не запрещают мне общаться с населением. Но в городки не пускают. Правда, когда я все-таки настаиваю, они охотно соглашаются. Однако, куда бы я ни направлялся, следуют за мной по пятам. Странные у нас при этом происходят диалоги. У меня это «хочу», «мне надо фото». У них это категорическое «ноу» или все-таки вынужденное согласие, одобрение действий туриста-гостя, которого они обязаны опекать. Иногда, конечно, их манеры, вопросы, поведение меня откровенно озадачивают. Такое впечатление, что они думают одно, говорят другое, делают третье. Впрочем, наверное, и думают, и говорят, и делают одно. Как им надо, как им положено, вменено в обязанность. Что мне остается? Думать одно, говорить другое, делать третье. Как мне надо.
Страна, как до меня наконец дошло, живет туризмом, и любой турист-чужеземец для властей – это священная корова. Правда, только в том случае, если она дойная. С меня вроде взятки гладки, поиметь нечего, однако и совсем оставить без опеки тоже негоже. Приходится терпеть «дикие» выходки вольного велосипедиста. Где запрещать, даже не удостаивая внятных объяснений, тем более с их знанием английского это часто и невозможно, где уговаривать, а где и ублажать. Тоже, наверное, опыт. Мой и египетских стражей.