Анри Матисс пытался рисовать, как ребенок Попробуйте и вы – ничего не выйдет

Есть уроки рисования, где дети рисуют дома, призмы, голову Сократа. Это называется “учебный рисунок”. Есть пособия по учебному рисунку, даже тетради с печатной основой. Одну такую я вертел недавно в руках, размышляя – может быть, стоит написать рецензию? Но это все НЕ ЕСТЬ ДЕТСКИЙ РИСУНОК. Это взрослый рисунок, который пытается скопировать ученик. В той или иной степени каждый ребенок – художник. Нет детей, которые САМИ никогда не взяли бы в руки карандаш и кисточку. Практически не существует детей, которые не любят рисовать сами, хотя, конечно, есть те, кто ненавидит уроки рисования в школе по разным причинам.

В “волшебный”, непознанный период “от двух до пяти” (ну почему от двух? В ГОД уже ребенок начинает говорить, и говорит ТАКОЕ, а раньше?..) в мир ребенка приходит речь, но разве только речь? Мы, педагоги, психологи, методисты, родители, понимаем – ребенок как бы “запрограммирован” на какие-то удивительные вещи в этом возрасте. Например, он овладевает родным языком так, как не мечтали научить с помощью всех методик преподаватели высшего класса иностранному языку детей постарше. Следовательно, надо думать, он МОЖЕТ в этом возрасте гораздо больше, чем нам кажется, и стоит присмотреться КО ВСЕМУ, что с ним происходит.
Мы под гипнозом глупой самодовольной идеи: ВЗРОСЛЫЙ человек – венец творения. Мы – венец, верх совершенства, а дети – наши несформировавшиеся, а потому несовершенные подобия. Столь же разумна была бы и противоположная идея: мы – их вырождение, испорченный временем образец. Где бы ни была истина, стоит задуматься и присмотреться.
“Настоящий” детский рисунок открыли художники, и открыли именно в двадцатом веке. Говорят, честь “открытия” принадлежит Анри Матиссу, который попытался рисовать, как ребенок, но с досады выкинул кисть – ребенок победил великого мастера, нарисовать нечто действительно подобное детскому рисунку не удалось. Попробуйте и вы – ничего, что не выйдет (это запрограммированный результат), но хотя бы удастся почувствовать разницу.
Детский рисунок в шестидесятых-семидесятых годах пережил своеобразный “бум популярности”, было много международных выставок, стояли длинные очереди “на Надю Рушеву”, гениальную художницу-графика, не прошедшую стадию “профессионального обучения”, ставшую “профессионалом” сразу. В той студии, где она “училась”, в Московском Дворце пионеров, бережно относились к САМОСТОЯТЕЛЬНОМУ творчеству детей.
Такие студии были и в других местах, есть и сейчас. В Пушкинском музее изобразительных искусств такой студией руководила Э.И.Ларионова, и я, тогда еще хилый студентишка педвуза, с восхищением наблюдал за тем, что там творилось. Идея “методики” была проста и в то же время (в силу своей непривычности) сложна в исполнении: НЕ УЧИТЬ, дать ребенку рисовать так, как ему САМОМУ хочется. Соответственно подбирались и художественные средства: гуашь на больших листах, толстая кисточка, иногда – линогравюра. Дети ставили свои доски на пол и рассаживались сами на полу, кто где хотел. На занятиях они разговаривали, ходили, смеялись, играли. Но самой главной игрой была все-таки живопись (вообще рисунок похож на игру – разные фигурки и иные персонажи появляются на листе бумаги в нужное время – прямо кинофильм какой-то!).
Важную роль играла также сама АТМОСФЕРА музея, даже запах, такой необычный – запах старых картин, гипсовые и мраморные скульптуры, проплывающие мимо, когда руководительница вела цепочку детей через Греческий дворик, затем огромные картины с изображением всяческой снеди, творения художника с таким удачным именем Снайдерс, мелькнувшая старушка Рембрандта, фавны, ангелы, мадонны, Рубенс и малые голландцы… Все это запечатлевалось в маленьких головках и как бы случайно выливалось вместе с лужицей гуаши на бумагу.
Ученица великого искусствоведа Б.Р.Виппера Эрна Ивановна тонко чувствовала красоту во всем, что ее окружало, не только в произведениях искусства. И она, как и другие руководители студий, как мы бы теперь сказали, свободного детского рисунка, видела в детских каракулях то, что их роднило с высоким искусством. И не уставала хвалить. А ведь современное искусство для человека, не умеющего видеть, часто – те же каракули, посмотрите графику Пикассо…
Эрну Ивановну приглашали в редакции детских журналов отбирать присланные рисунки. Безжалостно выбрасывались те работы, где чувствовались методика учебного рисования, рука и глаз взрослого, беспомощные попытки ребенка копировать взрослые образцы. Обычно “наши” рисунки заслуживали призы на международных выставках. И там я понял: Эрна Ивановна искала наиболее яркое проявление загадочного процесса самостоятельного движения, развития детской психики, отпечаток загадочного процесса становления человека. И поскольку сам развивающийся детский мозг как некое великое природное (или божественное, в каком-то ракурсе это одно и то же) явление прекрасен, то и все его аутентичные проявления прекрасны, в том числе детский рисунок.
Со своими детьми (которых пятеро) я пытался всегда повторить эту музейную методику. И всегда удавалось поначалу, но очень трудно было сохранить приобретенное потом, когда дети чуть вырастали, когда мир взрослых своими требованиями сковывал их самостоятельность. Когда дети идут в школу, детский рисунок исчезает. Может быть, это один из важнейших аргументов в пользу домашней школы: наиболее интересные образцы свободного детского рисунка рождаются при ЗАДЕРЖКЕ периода “воспитания” ребенка массой требований и оценок. Когда ребенок попадает в школу лет на пять-шесть позже.
Но мне никогда не удавалось сделать то, что получилось с Надей Рушевой, – непосредственно перевести детский рисунок во взрослый, МИНУЯ обучение. Старшая девочка у меня учится на курсах в Строгановке, но перед Строгановкой был период, когда она перестала рисовать вообще. Она не рисовала целый год (и это как раз совпало с началом ее обучения в школе, она пошла в пятый класс), я испугался, потому что видел ее рисунки, видел, КАК она умела рисовать, и… отдал на курсы. Хотя с детским рисунком все было, казалось, завязано, но каким-то подспудным образом он влияет на ее теперь уже учебный рисунок, и ее преподаватели говорят: “Талантливая девочка”. А я почему-то уверен: если ЛЮБОГО ребенка “задержать” в русле свободного детского рисунка – ЛЮБОЙ потом будет на фоне других казаться талантливым.
Итак, я хочу сформулировать теперь задачу, которая из всего этого вытекает. Как, каким способом, какой методикой ЗАДЕРЖАТЬ исчезновение детского рисунка при поступлении ребенка в школу? Трудная, почти невыполнимая задача должна решаться в практических поисках.
И еще. Не существует никакого “детского рисунка”. Искусство едино, детское оно или взрослое. Это только в наших очках с искривленными интеллектуальным самолюбованием линзами есть детский НЕДОРИСУНОК, который не имеет рыночной стоимости, так как в силу нашей дурости у нас не принято украшать комнаты детскими рисунками. А то, что не имеет рыночной стоимости, ДУМАЕМ МЫ, не имеет ценности вообще. Но если бы на нашу многострадальную и глупую землю явился бы какой-нибудь инопланетянин, сравнил бы взрослую и детскую живопись, вряд ли он бы отдал предпочтение взрослой – и та, и другая суть проявление человеческого искусства. И как жаль, что от прошлых веков нам не осталось детского искусства, жаль, что оно эфемерно, как детство вообще, проходит – не вернется.
Не выбрасывайте детских рисунков.
Евгений БЕЛЯКОВ