Аккордом жечь сердца людей. Авторская песня спасает гибнущую культуру

​«УГ» продолжает «инвентаризацию» выдающихся педагогов России XX-XXI веков. Разговор об этих замечательных людях состоялся в №34 от 21 августа, №37 от 11 сентября, №39 от 25 сентября.

Борис БИД-БАД, академик РАО, сказал о нем прозорливо: «Человек посмертной славы». Мы тогда еще не знали, что срок придет так скоро… Пять лет назад Дмитрия не стало… Считается, что авторская песня родилась как протест против тоталитаризма, идеологического давления – а с их гибелью должна и сама отойти в небытие. Но в том-то и дело, что изначально эта песня в отличие от рок-музыки, андеграунда ни с каким государством не боролась: она просто его обходила, побочными ручьями, как лежачий камень. А противостояла всему тому, чему и сейчас противостоит: бездуховности, шаблону, пошлости, размеры которых после революций почему-то увеличились вопреки нашим общим наивным ожиданиям. Куда теперь идти, какие революции объявлять, если ни смена политических режимов, ни демократия, ни экономические свободы не сделали людей лучше, добрее, человечнее? Тут мы все спохватились в последнее время, прозрели: гибнет культура. Потому-то никакие новые порядки не порождают новых людей, новую жизнь.В этих потугах, в том числе и собственных, стать каким-то другим, новым человеком, в попытках нащупать новую жизнь я опять была поражена Димой: у него и его жены все по-старому. Вернее будет сказать – по-человечному. Тот же бесхитростный быт, та же квартира в Медведкове, заставленная гитарами, рюкзаками, спальниками, горнолыжными ботинками. Те же спокойствие, простота и радушие, и никакой суеты по поводу низкого материального благополучия, и все та же кочевая жизнь по слетам и фестивалям – ими и измеряется их биография, а не путчами, переворотами, инфляцией или  ростом цен…  То же серьезное, глубокое отношение к песне: во многих городах хорошо знают их семейный дуэт – высший образец исполнительского искусства, по свидетельству сведущих людей. Они нашли свой выход и из тупика культуры, и из тупика самого КСП, все чаще вырождающегося в обычные тусовки: они просто открыли свою школу. Точнее, студию авторской песни, ибо для именования школой нужно получить государственную лицензию, уплатив за нее несколько миллионов. Миллионов у них нет. Зато есть мастерство и желание учить. Ну а навыки, технологии, методики изобретаются попутно. Я вообще заметила: часть интеллигентов разных профессий на фоне криков о гибели культуры, развала образования, роста детской преступности вдруг как-то тихо, незаметно, без призывов и патетики засучили рукава и занялись привычным делом: сочиняют свои учебники, программы, методики… В дополнение к обычной школе, а то и вместо нее. Кто полностью учит дома своих детей (те потом по закону обязаны лишь сдать экстерном общие экзамены), кто берет в свои руки отдельные, наиболее трудные для его ребенка предметы, создает свою особую программу, нередко приглашая на эти занятия и соседских ребятишек, чтобы веселее было. Эти домашние ученики заметно свободнее, раскованнее своих сверстников из казенных школ – им просто уютнее жить. Не случайно еще Ушинский в позапрошлом веке выпускал в дополнение к детским учебникам «Книги для учащих», то есть  и для учителей, и для родителей, причем явно отдавал предпочтение именно родителям в качестве педагогов. Как не случайно были, теперь это ясно, в те столь же смутные грозовые времена революционных увлечений интеллигенции второй половины XIX века неистовые, «несовременные» призывы Ушинского: как можно больше школ в России, как можно более и более! Это была единственная альтернатива кровавым катаклизмам. Для димы школа стала выходом и из его личной трагедии. Наши общие друзья уже давно говорили мне, что он глубоко страдает от раздвоенности: в своем песенном творчестве он работал на созидание – духа, культуры, личности, а профессия его служила разрушению жизни. После МАИ он работал в знаменитом конструкторском бюро Сухого, выпускавшего боевые самолеты. Его самолет Су-2, в который Дима лично вложил столько сил и ума, участвовал в боевых действиях в Афганистане. Димка буквально заболевал, читая боевые отчеты с тех мест, подписанные в том числе и командиром эскадрильи генералом А.Руцким. «Мой пацифизм окончательно восстал во мне, и я решил покончить с двойной жизнью». Заодно покончили с высокой двойной зарплатой. Его друг, известный бард Юра Устинов, сказал: «Школа для Дихтера – это его конверсия, как у Сахарова была своя конверсия: после разработок атомной бомбы – правозащитная деятельность». Ну а конверсия, как известно, дело неприбыльное, затратное. У студии нет постоянного спонсора, плата за обучение небольшая, поэтому педагоги здесь получают разве что  треть от ставки педагогов обычных музыкальных школ. Хотя набор предметов и качество преподавания несравнимо выше: кроме традиционных классической гитары и сольфеджио (но по особым оригинальным, авторским методикам) тут дается и гармония, аранжировка, курсы сценического движения и сценической речи, история рок-музыки и история русской поэзии начиная с Древней Руси, антология авторской песни, а главное – творческие мастерские, где с каждым часами работают индивидуально. Профессионализм – главное кредо в этой студии. Тут поют Баха, Свиридова, играют Шнитке… Тут царство музыки: ноты на пюпитрах, на столах, на стульях, гитары на стенах и во всех углах, флейты, концертные афиши и ласковая, семейная, теплая атмосфера. Но не тусовочная, а очень высокого творческого напряжения. День за днем в любое время суток заставала Галю за одним и тем же пюпитром, все так же подтянутую, чуть насмешливую, полностью погруженную в созвучие струн, постановку рук очередного ученика. «Ведь все они приходят к нам ужасно зажатые, скрюченные, вцепившись в свою гитару, как в последний обломок при кораблекрушении. Многие считают, что уже умеют играть на гитаре, зная три аккорда. Дергают струны – а звука-то нет». Впрочем, как утверждают Галя и Дима, звука нет и у многих музыкантов, играющих на сцене, по телевизору, радио и на кассетах. Поэтому главная работа на первом этапе в студии – звукоизвлечение. Когда на занятиях слышится радостный вопль: «Звук пошел!» – это значит, кто-то прорвался сквозь свою скованность и его душа слилась с мелодией, заговорила. «Нет звука, – объясняла мне двенадцатилетняя Катя, – это значит, что ты просто ударил по струне. А звук – это когда полностью властвуешь над струной, чувствуешь ее всем пальцем  и всей душой. А иначе звук безвкусный, серый». «Главная причина беззвучности, – объясняет Галя, – это не просто техническая проблема, а зажатость психическая и физическая практически всех современных подростков. Их глубинная несвобода, недоверие к миру. Поэтому хочешь раскрепостить движение, моторику – раскрепости психику. Это слитный, единый процесс». Здесь для ребят-подранков всех наших взрослых перестроек и перестрелок – убежище. Укрытие. Берег – от слова «беречь». Студия «Берег» – одна из немногих известных мне отдушин, где подросток попадает как бы в духовную реанимацию. Хотя они в один голос с гордостью утверждают, что главное в  их студии – работа, ремесло. Наше время почему-то поставило знак равенства между существованием  и жизнью, материальным бытом и бытием. Нас умиляют малолетние мойщики машин, продавцы газет как вестники новой, деловой цивилизации свободных, самостоятельных людей. А они сами задыхаются духовно в такой «свободе» и страдают точно от того же, что и все их ровесники во все времена: одиночества, вакуума общения, изо всех сил заглушаемых громом дискотек и рок-музыки. Задыхаются, сами того не замечая. «Общение для нас не является самоцелью, – поясняет Дима, – оно возникает попутно, и это тем более приятно». Ребята дополняют: «У нас общие идеалы», – немного смущаясь этого «несовременного» слова. У слова «работа» здесь особый смысл, как в песне… в исполнении Гали с Димой: …Покинет нас любовь, Друзей займут заботы, Детей растащит мир, он Им принадлежит. Но первая строка С названием «работа» Останется на всю оставшуюся жизнь. Именно работа, а не просто служба, не просто бизнес – вот  та ценность, которая спасает душу от тотальной коррозии идей и идеалов, обрушившейся обвалом на молодое поколение. Синоним такой работы – творчество. Дихтеров их коллеги по жанру (или по «нашему ареалу» – как называет Дима широчайший круг людей по всей территории бывшего Союза, объединенных движением КСП) критикуют, что они «препарируют» песню, убивают ее анализом, разбором, в то время как авторская песня рождается и исполняется исключительно по наитию, озарению свыше. Да, препарируют. Но не убивают! Они ее, как тут говорят, «делают» и на домашних заданиях, и в студии. Любимый лозунг Дихтера на занятиях: «Ты же знаешь, что песню надо дома сыграть 600 раз. А ты сыграл всего 200 раз!» Гитара в их руках очень емкий инструмент, вбирающий в себя все богатство и классической, и современной музыки. Тут осваивают все жанры, не замыкаясь в традиционном репертуаре авторской песни. «Авторская песня дает мне долю хорошего наива, а рок-музыка, джаз – какую-то пружинку внутри, – поясняет шестнадцатилетний Стас. – Мне нужно и то и другое». Хор студии «Берег» поражает на всех слетах и фестивалях чистейшим, редким в сегодняшней культуре многоголосием. Это трудное искусство – обычно, как утверждают знатоки, в юношеских песенных клубах многоголосие оборачивается какофонией. А тут – полная слиянность, гармония при нерастворимости каждой индивидуальности. Занятия хора – по вечерам и до глубокой ночи. Они по часу, а то и больше просто «мычат» под руководством Гали: «А теперь на том же звуке включить резонатор!» (Ударяет себя рукой в грудь.) После этого, продолжая «мычать», осторожно кладут руки на головы друг друга, проверяя звучание. Где глубже, там лучше, Плыви, не  робей, Ведь целая вечность до дна…Девочка-солистка поет посреди звучащего пространства, полуприкрыв глаза, будто и впрямь погружена в вечность до дна. Тихонько вступает флейта… Перепечатано из «Комсомольской правды», 1995 год