Знания и понимание

Я принадлежу к тому поколению, которое и в школе, и в институте училось под призывом «Знание – сила». Так, кстати, назывался один из самых популярных в стране журналов. Ученики получали грамоты, на которых было написано: «за глубокие и прочные знания и примерное поведение». А учителя награждались «за глубокие и прочные знания учеников». После первого ЕГЭ по русскому языку я был награжден грамотой «за глубокие и прочные знания учеников» и, как и все награжденные, купоном в тысячу рублей для приобретения косметики. Это было начало новой эры.

Еще до революции выдающиеся деятели русского народного образования выступали против фетишизации знания как первоосновы гимназического образования.

Николай Иванович Пирогов, великий хирург, великий педагог и организатор народного образования, в своих замечаниях на отчеты морских учебных заведений написал в 1856 году: «Я почти ежегодно убеждаюсь, что экзаменационное направление в наших учебных заведениях вредно, оно возбуждает экзаменационное направление образования. В учебных заведениях учащиеся учатся для экзаменов, а не для науки».

Пирогов был здесь не одинок. Несколько позже Василий Иванович Водовозов сетовал: «Но равнодушное руководство по-прежнему в виде книги или тетради на столе, и его непременно следует вызубрить. Таким образом, экзамен никогда не соответствует тому, чем занимается мыслящий преподаватель в классе».

Много раз к этой теме обращался и Василий Васильевич Розанов: «Учитель прежде всего готовит учеников к экзамену, за успешность которого он отвечает перед начальством, да и ответственен перед учениками. И получается, что мотив испытания зрелости – ревизионный, а не педагогический. А посему центр тяжести преподавания пал на сплошное компактное, торопливое усвоение фактов географических, исторических, даже фактов Божественных, но всегда именно фактов, преобладающих над размышлением или когда размышления вообще отсутствовали по причине их несуществования».

Обратите внимание, что все авторы, к которым мы обращались, едины в одном: на уроке учитель размышляет вместе с учениками, а на экзамене господствует выученное. Как вы видите, мы отстали от нашего исторического педагогического прошлого более чем на сто лет.

Отдадим должное и зарубежным педагогам. Прежде всего назову книгу Эриха Фромма «Быть или иметь?». Книга эта была издана в 1970 году, а на русский язык переведена в 1980 году. Фромм пишет о формализации самых человеческих потенций. Говоря в этом смысле о философии, Фромм пишет, что студентов учат читать философов так, чтобы они могли воспроизвести автора, мнение которого они должны повторить: «Они не учатся мысленно беседовать с ними, обращаться к ним с вопросами».

Но как я сам пришел к пониманию всех этих прописных истин? Совершенно случайно ко мне попал в школьной библиотеке журнал 1945 года со статьей Л.И.Божович «Психологический анализ формализма в усвоении школьных знаний». Статья эта была воспринята мною как гром среди ясного неба. Может быть, и потому что на небе уже появились облака моих собственных сомнений. Я тогда был убежден, что формальные знания – это знания, механически выученные, усвоенные без понимания, воспроизведенные без смысла. Оказалось, что это всего лишь один из видов формализации и что куда более распространены другие ее виды. При этом наибольшее количество учеников, обладающих именно такого рода формальными знаниями, – это прилежные ученики, ответственные школьники с ярко выраженной учебной успеваемостью. То есть те, кого мы всегда ставим в пример. Этот формализм, как выяснилось, и является в школе основным.

На всю жизнь я запомнил пример, который был приведен в этой статье. Ученик 6‑го класса на уроке по физике правильно определил, что такое давление, и в качестве примера привел тот, что был в учебнике, сказав, что танк оказывает меньшее давление на единицу площади, чем человек. «Но если это так, – спросили его, – то почему танк раздавит собаку, а человек, если случайно наступит, собаку тем не менее не погубит?» Ученик этот ответил: «По-моему, к собакам физика никакого отношения не имеет».

Вот тут-то собака и зарыта. Цитирую статью в журнале: «Таким образом, школьник, обладающий формализмом знания, не умеет увидеть реальные жизненные явления в свете полученных знаний»; «Система научных знаний, данных в учебной дисциплине, оказалась для школьника самостоятельной дисциплиной, отгороженной от реальных законов природы плотной системой школьного знания».

Но почему напечатали такую статью в журнале «Советская педагогика» и почему напечатали именно тогда? Ведь суть заданного ученику вопроса в том, что ответ на него нужно искать не в учебнике, не у учителя, а идти к ответу от жизни и от себя. Но этому советского школьника не очень-то и учили.

Но 25 января 1944 года в приказе народного комиссара просвещения В.П.Потемкина «О социалистическом соревновании в школе» было сказано, что «социалистическое соревнование в школе, механически перенесенное из области производства в учебную работу школы, вредно отражается на качестве обучения и дисциплине в школе», что «во многих школах формальные показатели успеваемости растут, а действительно учащиеся не становятся грамотнее и образованнее», что все это «приводит к искусственному завышению оценки успеваемости, ослаб­ляя требования учителей к ученикам».

Тогда даже подумать было трудно, что мы еще придем к замене социалистического соревнования рейтингами. Но почему возникла необходимость в таком приказе? Прежде всего причина в реальном положении дел. У меня была возможность ознакомиться с архивными документами Народного комиссариата просвещения. Картина страшная. Рост второгодничества резко усилился. Даже в Москве.

Самое главное: война шла к победному концу. Но огромные, труднейшие проблемы встают перед страной. Предстоит восстановить все разрушенное на пространстве от Волги до западной границы. Нужно будет создавать ядерное оружие. Уже начаты работы по ракетному щиту, а в перспективе и по подготовке полета в космос. Все это ставило новые задачи и перед народным образованием.

Это значит, что мы должны взять то лучшее, что уже было создано педагогической мыслью. И вместе с тем уже в школе учить творчеству, не сводя школу лишь к выучиванию известного и уж тем более к натаскиванию на экзамены.

Существует легенда о великом математике Гауссе (а может быть, это и не легенда – поди разберись, что произошло тогда, в Средние века). Учитель предлагает в классе ученикам подсчитать сумму чисел в первой сотне. Поднимается рука. «Мальчик, тебе нужно выйти в туалет?» – «Нет, я уже подсчитал». – «И сколько у тебя получилось?» – «Пять тысяч пятьдесят». – «И как ты посчитал?» – «Я пошел от начала и конца одновременно. 1+100=101. 2+99=101. 3+98=101. Таких пар в сотне 50. Я помножил 50 на 100». Это и был будущий великий Гаусс.

Что это? Это знание? Нет. Знают многие и несут его в своей памяти. А этого никто не знал и не знает. Так что же это? Ответ мы находим в гениальном стихотворении Пушкина:

О сколько нам открытий чудных

Готовят просвещенья дух

И опыт, сын ошибок трудных,

И гений, парадоксов друг,

И случай, бог изобретатель.

Это открытие чудное. Это прорыв в неизвестное. Это решение до того никем и никогда не было сделано. Это акт творчества. Это то, без чего нет и не может быть развития науки, техники, искусства, просвещения. И это то, что, пусть в другой форме и в другом объеме, должен уметь делать каждый выпускник школы.

Лауреат Нобелевской премии выдающийся физик Макс фон Лауэ сказал, что у образованного человека формируется образ мыслей и он поважнее фактов и формул.

В фундаментальной биографии Сахарова меня особенно привлек один эпизод. Вечером офицер службы безопасности докладывает начальству: «Сахаров сегодня не работал». – «А что он делал?» – «Весь день ходил по коридору вперед и назад…» Сахаров, как вы понимаете, весь день работал. Он думал, передумывал, считал, решал, что-то менял, пробовал найти другие решения. Наши экзамены часто проверяют только знание фактов и формул, но не выявляют уровня понимания. Ученик, который знает, что называется эпитетом, меня лично не интересует, это факт его личной памяти. А вот как он объяснит, почему Льву Толстому так понравился эпитет в строках Тютчева «И паутины тонкий волос // Блестит на праздной борозде»? Ведь сказала же одна девочка, что все работают, а эта – бездельница, ей работать не хочется.

А теперь обратимся к ключевой формуле современного образования. Это слова выдающегося физика и педагога Сергея Капицы: «Учить надо не знаниям, а пониманию». «Чем больше я знаю, тем меньше понимаю», – говорил Ярослав Гавел.

Знание развернуто во вчерашний день. Это то, что было уже открыто и о чем было уже многое сказано. И хранится знание в памяти. Понимание – это день сегодняшний, это открытие, это будет работать сегодня и завтра. Оно ведет к новому и неизвестному. Понимание всегда личностно. Это то, что я понял, ты понял. Знание принадлежит многим, часто миллионам. Сколько человек знают таблицу умножения? Знание всегда зависит от других людей, тех, кто приобщил тебя к этому знанию. Понимание всегда с тобой, и оно зависит от тебя. Я знаю, что такое Гефсиманский сад. Но только тогда, когда я очутился в нем, я пережил сопричастность одной из самых великих трагедий в истории.

Должен сказать, что и я, и мои коллеги по работе в Москве очень хорошо знают, что происходит в преподавании литературы и русского языка. Сам я за десять лет посетил около тысячи уроков русского языка и литературы. Но в московском кабинете русского языка и литературы работали пять человек, и все они постоянно ездили по урокам. Кроме того, в школы приезжали и наши районные методисты. К тому же два раза в год мы проводили наши городские сочинения (естественно, не во всех школах, выборочно в каждом районе). Мы знали, каково реальное положение преподавания русского языка и литературы.

Но что происходит сейчас? С чем я согласен, а что не принимаю?

Сегодня мальчик и девочка с Дальнего Востока могут поступить в Московский университет, не приезжая в Москву. Это нужно сохранить. Но изменив содержание самих экзаменов.

На экзаменационное сочинение отводилось раньше шесть часов. Но оно проверялось как сочинение по литературе и как работа по русскому языку, для проверки которых были точные и жесткие нормы проверки и оценки. Теперь на сочинение отводится чуть больше часа. А объем работы – чуть больше 200 слов. Но самое главное не в этом.

Когда вводили ЕГЭ, то давали гарантии в том, что по существу ничего не изменится. Лишь норма, процедура его проведения. Но это было на самом деле не так. Предметы раскололись. Есть русский язык на уроке, и есть русский язык на экзамене. Есть литература на уроке и литература на экзамене.

Начнем с русского языка. Были диктанты. Теперь их в большинстве школ нет, вместо них тесты. Но тесты грамоте не обучают, тем более не развивают ее.

И как оцениваются эти самые тесты на экзамене? Если ученик дал правильный ответ, то он получает за каждый тест по баллу. А если он ошибся, то ему ставят «0» (вы правильно поняли: ноль). Итак, ученик, оканчивающий нашу школу, в свидетельстве о получении законченного среднего образования никаких сведений о своих знаниях и незнаниях по русскому языку не получает. Я сказал об истории нашей школы. А почему только нашей? Даже в Китае, где при окончании обучения нужно знать сотни и даже тысячи иероглифов, никаких льготных баллов так и не придумали.

Но русский язык – это не только грамотность. Все, кто оканчивает школу, сначала пишут итоговое сочинение, в котором ошибки не считаются. Потом ЕГЭ по русскому языку все сдают с тестами без оценок и сочинительной частью без оценки грамотности. Еще хитрее придумали с грамотностью в сочинительной части по литературе. Там ошибки просчитывают, но снимают их с содержания текста сочинения.

Я очень хорошо знаю, что такое наши школьные сочинения. За годы работы в институте усовершенствования я посетил около тысячи уроков учителей русского языка и литературы. Я руководил подготовкой, а потом проверкой наших городских сочинений. Они проводились в первом и втором полугодиях. В каждом из районов (их вначале было тридцать, а потом стало десять округов) собирались по несколько школ. Пять лет я был председателем Московской городской медальной комиссии.

О том, что безграмотность растет, знают и в школах, и за ее стенами тоже. О качестве наших итоговых, а потом качестве наших сочинений на экзаменах известно тоже хорошо. Когда я обо всем этом думаю, то вспоминаю стихи Николая Гумилева и Анны Ахматовой.

Начну с Гумилева, с его стихотворения «Слово»:

Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,

И в Евангелии от Иоанна

Сказано, что Слово это – Бог.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества.

И, как пчелы в улье опустелом,

Дурно пахнут мертвые слова.

Не нужно объяснять, что значат скудные пределы естества в наших нынешних проблемах преподавания русского языка и литературы.

И стихотворение Анны Ахматовой «Мужество» 1942 года:

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесем,

И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки!

Звучит злободневно.