search
main
0

«Я не буду спать ночью новогодней». Опыт прочтения стихов Арсения Тарковского

Заканчивается год, юбилейный год Арсения Александровича Тарковского – исполнилось 110 лет со дня рождения замечательного поэта. Как скромно жил человек, так скромна и память о нём. Никаких юбилейных пышных вечеров. Знаю только о вечере в ЦДЛ 20 декабря с чтением его стихов и исполнение песен.

« ночью новогодней…» Читается немного странно — в новогоднюю ночь люди, как правило, и не спят, а отмечают — кто пышно, кто просто. И можно ли уснуть, если шумно и гремят петарды? Может, в 1965 году было тихо, а если это было не в Москве, то тем более! « я начну сегодня…» « , « « Я уже намного старше этих строчек, но мне очень созвучно это — «пора бы мне собственный возраст понять». И особенно эта строка: « «

Сама того не ведая, забыв про юбилей, я провела литературный вечер о Тарковских в своей литературной студии в парке «Сокольники» еще в апреле.

А сейчас, под завершение года, остро вспомнились строчки из стихотворения «Новогодняя ночь»:

Я не буду спать

Ночью новогодней,

Новую тетрадь

Я начну сегодня.

Ради смысла дат

И преображенья

С головы до пят

В плоть стихотворенья —

Год переберу,

Месяцы по строчке

Передам перу

До последней точки.

Где оно — во мне

Или за дверями,

В яве или сне

За семью морями,

В пляске по снегам

Белой круговерти, —

Я не знаю сам,

В чём моё бессмертье,

Но из декабря

Брошусь к вам, живущим

Вне календаря,

Наравне с грядущим.

О, когда бы рук

Мне достало на год

Кончить новый круг!

Строчки сами лягут…

И приходит мысль — словно удар молнии — как тесно связаны люди друг с другом! Как поэзия предчувствует, предугадывает судьбу! Собственную и судьбы тех, кто на одной волне с поэтами.

«Я не буду спать ночью новогодней…» Читается немного странно — в новогоднюю ночь люди, как правило, и не спят, а отмечают — кто пышно, кто просто. И можно ли уснуть, если шумно и гремят петарды? Может, в 1965 году было еще тихо, а если это было не в Москве, то тем более!

«Новую тетрадь я начну сегодня…»

«Год переберу,

Месяцы по строчке,

До последней точки…»

Лет с двадцати я начинала в Новый год новую тетрадь, не зная тогда поэзии Тарковского и потому — даже невольно — не подражая. Именно новую. Чтобы начать новую жизнь, начать жизнь с чистого листа. А в дневнике уходящего года на последней странице я всегда подводила итог — что сделано, что не получилось… До недавнего времени я это делала без особой грусти — жизнь была впереди, радость впереди, и исполнение всех желаний казалось возможным.

И лишь недавно праздник и сам факт смены года стал восприниматься грустным итогом и ненадёжным будущим.

Странно — ещё в юности мне не хотелось шумного праздника, а была потребность остаться одной и писать дневник или стихи. Дневник писать было легче. Чтобы писать стихи, всегда нужна смелость, а хорошие стихи — смелость вдвойне.

«В пляске по снегам

Белой круговерти…» — сколько сейчас этой белизны! Сколько выпало снега! (Тут вспоминается другое стихотворение Тарковского, одно из любимейших, — «По такому белому снегу…»). И начались метели — круговерть! И круговерть бытия — вереницы дел и забот.

«Я не знаю сам,

В чём моё бессмертье…»

И снова удар сердца. 1965 год. Поэту 58 лет. Только в 55 вышла его первая книга «Перед снегом». Опять же — перед снегом, перед итогом, перед переменой участи, тема зимы. Позднее признание и радует, и огорчает, и мысли о судьбе, о смысле жизни выходят на первый план. И возраст — начало перехода в другую эпоху.

А сейчас зазвучало у меня вот это стихотворение — «Пора бы мне собственный возраст понять…»

«Пора бы мне собственный возраст понять,

Пора костылями поменьше стучать,

Забыть о горячке певучей,

Пора наполнять не стихами тетрадь,

А прозой без всяких созвучий.

Пора научиться гореть, не горя,

Пора не дивиться тому, что заря,

Как ранняя юность, тревожна,

Что зори, пожалуй, и светятся зря,

Что жить и без юности можно…»

Я уже намного старше этих строчек, но мне очень созвучно это — «пора бы мне собственный возраст понять». И особенно эта строка: «Что жить и без юности можно…»

Но подлинный поэт всегда юн, и потому:

«Зачем же мне проза в тетради, когда

Со мною не ты говоришь, а звезда,

И парус не хочет покоя?

Сама ты учила в былые года

Тебе не сдаваться без боя.»

Тема юности и зрелости, смысла жизни и творчества, поэтического настроения. Надежда, что творчество и вдохновение не покинут, силы не иссякнут. И что читатели будут — и современники его, и в будущем.

«Но из декабря

Наравне с грядущим…»

Ибо поэзия — вне времени. И хотя декабрь — итог, у поэзии нет пределов и сроков.

Зимой часто вспоминается детство. Особенно если на душе очень радостно или тяжело, и ещё, если простуда. Особенно если нет уже рядом старших.

«А в доме у Тарковских

Полным-полно приезжих,

Гремят посудой, спорят,

Не разбирают ёлки,

И сыплются иголки

В зеркальные скорлупки,

Пол серебром посолен,

А самый младший болен.

На лбу компресс, на горле

Компресс. Идут со свечкой.

Малиной напоили?

Малиной напоили…»

И вот ещё одно: «Я в детстве заболел…»

От голода и страха. Корку с губ

Сдеру — и губы облизну; запомнил

Прохладный и солоноватый вкус.

А всё иду, а всё иду, иду,

Сижу на лестнице в парадном, греюсь,

Иду себе в бреду, как под дуду

За крысоловом в реку, сяду — греюсь

На лестнице; и так знобит и эдак.

А мать стоит, рукою манит, будто

Невдалеке, а подойти нельзя:

Чуть подойду — стоит в семи шагах,

Рукою манит; подойду — стоит

В семи шагах, рукою манит.

Жарко

Мне стало, расстегнул я ворот, лёг, —

Тут затрубили трубы, свет по векам

Ударил, кони поскакали, мать

Над мостовой летит, рукою манит —

И улетела…

И теперь мне снится

Под яблонями белая больница,

И белая под горлом простыня,

И белый доктор смотрит на меня,

И белая в ногах стоит сестрица

И крыльями поводит. И остались.

А мать пришла, рукою поманила —

Когда год назад я заболела, и жар мешал дышать, и тело ломало, я не могла понять и поверить, что мамы нет, и что я одна в квартире, ставшей вдруг огромной как земной шар. Я стала маленькой и потерялась в мире, в жаре, в ознобе, в темноте, тишине. Меня охватывал ужас одиночества, тоски, предчувствия беды… И снова как в стихах Тарковского:

«Не отпускай меня вниз головою

В пространство мировое, шаровое!»

(«Малютка-жизнь»).

И воспоминания всё чаще, печальнее и чище с годами.

***

Тогда ещё не воевали с Германией,

Тринадцатый год был ещё в середине,

Неведеньем в доме болели, как манией,

Как жаждой три пальмы в песчаной пустыне.

У матери пахло спиртовкой, фиалкою,

Лиловой накидкой в шкафу, на распялке;

Всё детство моё, по-блаженному жалкое,

В горящей спиртовке и пармской фиалке.

Зато у отца, как в Сибири у ссыльного,

Был плед Гарибальди и Герцен под локтем.

Ванилью тянуло от города пыльного,

От пригорода — конским потом и дёгтем.

Казалось, что этого дома хозяева

Навечно в своей довоенной Европе,

Что не было, нет и не будет Сараева,

И где они, эти мазурские топи?..

Арсений Александрович Тарковский. Великий поэт. Тихий поэт. Пронзительный поэт, всё угадавший и всё предвидевший. Дорогой мой человек.

Фото с сайта upload.wikimedia.org

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Новости от партнёров
Реклама на сайте