На чтение: ≈ 16 мин.Способность к обучению – бесспорно, одна из важнейших для всех живых существ на Земле. Ни одна птичка, ни один зверек не выживут, если не научатся добывать пищу, строить жилье, производить и выращивать потомство. Хочет или не хочет детеныш учиться? – такой вопрос в животном мире, видимо, вообще неуместен. Зато как остро стоит он среди людей! С чем может быть связано это явление? Не тому или не так учим? Кое-что может сказать в ответ каждый из нас, вспоминая годы раннего детства, первые шаги в школе, а потом и юность свою. Очень интересно взглянуть на ситуацию с точки зрения общебиологической. Какие механизмы, какие программы обучения заложены от природы в живых существах и как они работают? Не нарушаем ли мы какие-то законы, все ли возможности человека правильно используем, начиная обучение своего малыша? Поговорить об этом мне давно хотелось со знаменитым зоологом, этологом, автором замечательной книжки «Непослушное дитя биосферы», академиком РАЕН Виктором ДОЛЬНИКОМ. Книжку его я перечитывала несколько раз, постоянно находя в ней новые поводы для размышлений. Так что разговор о способностях к обучению затрагивает лишь малую часть проблем, связанных с человеком, на которые у этологов (этологи изучают нравы и обычаи живых сообществ) свой взгляд. Понимая, что ознакомиться с этой книгой есть возможность далеко не у всех наших читателей, некоторые ответы с разрешения моего собеседника я расширяю цитатами из нее.
– Если ребенок не хочет учиться в школе, это не значит, что он не хочет учиться вообще, – сказал Виктор Рафаэльевич. – Есть непроизвольное обучение, без которого не может обойтись никто. Все детеныши учатся у родителей, у старших сестер и братьев, друг у друга через наблюдение, подражание, игры.
– Виктор Рафаэльевич, многому ли можно так научиться? Строить дом, добывать пищу, охотиться?..
– Не только. Хотя и эти программы у многих зверей и птиц очень сложные. Птицы, например, не только выучиваются птенцов кормить и гнезда вить, но и запоминают сложнейшие маршруты перелетов в теплые края и всегда безошибочно находят свои гнезда, обмениваются звуковыми сигналами, поют. А бобры, например, одновременно и превосходные дровосеки, и плотники, и землекопы, и гидрологи. На маленьком лесном ручейке, умело обнаружив все наземные и подземные стоки и перекрывая их, бобры создают обширное зеркало воды. Местность вокруг покрывается сетью каналов, по которым они сплавляют свои стройматериалы. Ни сложный рельеф, ни песчаный или глинистый грунт не помеха для их гидросооружений. Специалисты, рассматривая планы бобровой мелиорации, в один голос говорят, что всякий раз найдено новое, нетривиальное и оптимальное для этой местности решение. Такое строительство требует не только немалых знаний, которые дает инстинктивная программа, но и глубоких творческих раздумий.
Можно поговорить о том, как достает орехи из шишки дятел, какие чудеса взаимодействия с хозяевами демонстрируют попугаи, собаки, об удивительных способностях крыс и ворон. Но тогда наш разговор затянется на многие часы.
– Самое удивительное, что в животном мире для использования инстинктивных программ не требуется длительного дополнительного обучения. Бобры не слушают лекций по сопромату. Зачеты сдавать не надо. Только твори. Вот бы и нам так!
– Именно так многое дается и человеку. У него есть потрясающая врожденная программа эффективного обучения – импринтинг. Она особенно эффективна в первые годы жизни. Вы только вдумайтесь: речь, самое сложное и совершенное из всего, на что способен человек, ребенок осваивает в таком раннем возрасте, когда он еще мало на что способен, несмышленыш. Сравнительно недавно стало известно, что речь малыш не изучает, он ее запечатлевает, импринтингует. Как канарейка. Маленький беспомощный птенец, сидя в гнезде, запечатлевает песню своего отца, не делая никаких усилий. Если вместо песни отца проигрывать ему песню другого вида птиц, он запечатлеет и ее. Впечатывается любой набор звуков, если мозг принял его за песню и врожденные анализаторы справляются с ней. Импринтинг – реализация инстинктивного акта, который не требует ни догадливости, ни воли, ни сознания, ни интеллекта.
Новорожденный слушает поток окружающей его речи, а программа прогоняет этот поток через аналитические структуры, обрабатывает, сортирует, разносит по ячейкам. Голосовой аппарат в это время занят своим делом: он упражняется в произнесении звуков и слогов, мало похожих на речь, которая звучит вокруг. Вы, наверное, замечали, что малыш произносит иной раз звуки, отсутствующие в родном языке. Этологи полагают, что к речи как чисто человеческому явлению эти сигналы не имеют отношения: у многих животных есть врожденные сигналы призыва родителей. Характерно, что в этом возрасте ребенок отказывается произносить их по вашей просьбе. Для него это еще не способ общения.
За один-два первых года жизни мозг усваивает принцип построения речи в той среде, где находится малыш, и запоминает минимально необходимый набор слов. Природные программы так совершенны, что у ребенка, оказавшегося в двуязычной среде, они способны отделять один язык от другого и запечатлевают оба. Импринтинг – это открытие этологов, их главный вклад в изучение человеческой речи. И очень жаль, что ни лингвисты, ни детские психологи пока не могут осознать, сколь многое это меняет.
– Виктор Рафаэльевич, получается, что накопленные в изобилии слова и выражения довольно долго не имеют смысла?
– Чуть раньше года у ребенка включается программа заполнения словаря: он показывает на предметы рукой и глазами и требует, чтобы вы их называли. Как и все инстинктивные программы, она упорна и упряма. Малыш снова и снова заставляет окружающих называть одни и те же предметы. Если есть возможность, он требует, чтобы это делали разные люди. Ему не важно, что одни и те же или похожие вещи могут называться по-разному, а внешне несхожие – одинаково. Во всем этом должен разбираться не его разум (да он бы и не смог еще этого сделать), а структуры мозга, составляющие словарь. С этого момента мозг ребенка готов к обратной игре с вами: вы называете предмет, а он его показывает. В этой игре вам приходится пользоваться прилагательными, чтобы различать сходные предметы: большой, маленький, синий. И все эти слова быстро усваиваются. К концу первого года жизни малыш начинает явно понимать многое из того, что ему говорят, и исполнять некоторые команды. Но никто не доказал, что он реагирует на наши фразы как человек. Вполне может быть, что он понимает нас другим, не имеющим отношения к речи механизмом, общим у него с животными. Иными словами, пока что он понимает нас «как собака».
– Как это?
– С помощью интеллекта. Мы с вами уже говорили о том, что в живом мире немало высокоинтеллектуальных животных, у которых в природных программах предусмотрена корректировка. Отведено место для произвольного поведения, творчества. Сознание и возникло для этой цели. Самую большую ставку на интеллект сделали человекообразные. И это оказалось не очень удачным экспериментом: все они сейчас очень малочисленны, занимают маленькие ареалы и близки к вымиранию. Эволюционная линия людей миллионы лет влачила еще более жалкое существование. Все ее виды вымирали один за другим, несмотря на увеличение объема мозга. Слишком долго и слишком многому каждая особь должна была учиться самостоятельно и путем подражания. Успех пришел только к человеку разумному. Его спасла речь. Она позволила быстро обучаться, накапливать знания и передавать их следующим поколениям. Внегенетическая передача информации стала значить больше, чем генетическая. Но именно по этой же причине человек разумный начал выходить из-под спасительного крыла созидательного отбора. Ведь естественный отбор идет по генетической линии. Раз она второстепенна, отбор не может ее улучшать. Теперь выживает не тот, кто лучше устроен, а тот, кто успешнее усваивает негенетическую информацию. Речь сыграла огромную роль в усилении интеллектуальной эффективности мозга. Оказалось, что язык речевых символов более удобен, чем внеречевое мышление, общее у нас с животными. Так разумному человеку удалось протиснуться через «узкое горлышко», в котором застряли человекообразные обезьяны, а австралопитеки и остальные виды человека вымирали. Идея о позднем соединении языка и мышления и их взаимном оплодотворении предполагает долгую параллельную эволюцию мышления без языка и языка без мышления.
Так вот, у каждого ребенка есть отчетливый период развития интеллекта без языка. Затем приходит время, когда слова и фразы вылетают почти непрерывным потоком, причем как осмысленно и к месту, так и спонтанно, без смысла. И только потом начинается этап сознательного овладения речью. Освободившись от инстинктивной логики, малыш становится неутомимым «почемучкой». Некоторые его вопросы умиляют нас глубиной и мудростью, а некоторые сердят нелепостью, упрямо повторяемой. Дело в том, что для логической машины, доставшейся ребенку от предков, причина и следствие совсем не очевидны. Противоположная связь – ветер дует потому, что качаются деревья – выглядит вполне возможной. И мы очень вредим детям, если отказываемся отвечать на их бесконечные «почему». Примерно к пяти годам, завершив программу овладения речью и логикой, ребенок начинает свободно мыслить на отвлеченные темы и становится способным изучать любые премудрости.
– А программа инстинктивного впечатывания рассчитана только на овладение языками?
– На запечатление и распознавание образов. Причем возможности ее огромны. Я видел ребенка, которого отец научил показывать на цветных таблицах всех птиц СССР. А это четыреста видов. В Японии по телевидению демонстрировали способности малыша, который безошибочно разбирался в знаках катаканы, где семьдесят иероглифов. Забивать голову ребенка однобокими и бесполезными сведениями ради самоутверждения родителей, конечно, не стоит. Но грамотно использовать потрясающие возможности импринтинга нам всем следовало бы научиться.
– И когда заканчивается эта волшебная пора?
– Постепенно затухая, способность к импринтингованию заканчивается к периоду полового созревания.
– Виктор Рафаэльевич, среди родителей сейчас очень популярны школы раннего развития, обучающие и развивающие игры. А вот игры стихийные, которые затевают сами ребята, становятся в наших дворах большой редкостью. Причин тому много, они всем известны…
– И очень жаль. Именно в свободной игре этологи видят большие возможности для тренировки, проверки врожденных программ поведения. В животном мире это самая важная школа. Даже те виды, которые потом живут угрюмыми одиночками – медведи, дикие кошки, например, – в детстве очень общительны и игривы. Лишенные игр детеныши вырастают агрессивными и трусливыми. Их реакции при контактах с другими особями часто ошибочны. Им трудно создавать пары, мирно жить в стае. Фактически это как бы преступники в мире животных.
Во дворе, где дети собираются, чтобы поиграть в прятки, в мяч, устраивают ролевые игры, мальчишки обязательно начинают выяснять, кто из них главный, выстраивать свою иерархию. Это тоже очень важная тренировка. Иерархические пирамиды выстраивают именно мальчишки, ибо девочки сложных иерархий не образуют. Для некоторых мальчиков роль вожака крайне важна. Ради нее они готовы на любые лишения, на крайний риск. Психологи называют их естественными лидерами, а этологи – потенциальными доминантами. В стихийных группах, как известно, доминантом часто становится отпетый хулиган, выдающийся только своей агрессивностью. Помочь членам такой группы справиться с ситуацией, смягчить, переадресовать агрессивность лидера умеют хорошие педагоги. Именно для этого детям, особенно подросткам, совершенно необходимо широкое поле общественной деятельности. Иначе во взрослой жизни их ждут очень большие трудности и ошибки.
Как справляться с агрессивностью – тема для отдельного разговора.
Выбор читателей
Комментарии