Толя Ермолин – великий выдумщик. Чего он только для детей не придумает! В этот раз отправил из своего летнего лагеря под Дубной группу добровольцев, которым родители дали письменное разрешение самостоятельно добраться до Коломны. Свет неблизкий. Где электричкой, где пешком пришлось. Даже ночевали в небольшом перелеске. И все ради того, чтобы прыгнуть с парашютом. С высоты восьмисот метров. Первый раз в жизни. Я тоже собирался прыгнуть вместе с ними. Но накануне потаскал дома шкафы, переставляя их с места на место в очередной раз, и когда утром за мной заехал наш генеральный директор, я понял, что мне не совершить подвиг в этот раз. Спину тянуло так, что я еле втиснулся на заднее сиденье машины. Его заметку вы, наверное, читали несколько номеров назад. Теперь – моя очередь. Так сказать, взгляд с земли.

Михаил Прилипко – наставник строгий. Чемпион. Рекордсмен. Руководитель. Мне кто-то из его подчиненных сказал, что прыжков у него больше шести тысяч. “А сколько в самом деле?” – спрашиваю у его жены Ольги. “А кто их после шести тысяч считает? У меня вот, точно знаю, 2508, – смеется. – У Миши – 6034”.

Ермолин тоже собирается прыгать. “А у тебя сколько прыжков?” – “Сто семнадцать”. – “И в самом деле? – удивляется стоявший рядом его подопечный. – Тут бы первый раз прыгнуть”. “Прыгнешь, куда ты денешься”, – вроде бы подначивает он пацана. “Знаешь, – говорит мне Толя, – я ехал сюда утром – трасса пустая, небо чистое, ветра нет, музыку спокойную нашел и вдруг ни с того ни с сего вспомнил, как я ездил в Армению, на заставу, ребят – детей пограничников – в наш Звенигородский лицей набирать. Нас повели в баню, и начальник попросил: “Только в городе никому не говорите, что парились, люди не знают, что это такое”. А потом нас позвал на чай к себе домой школьный учитель, который помогал нам выбрать кандидатов. Полдома только целы. Электричества нет. Воды – тоже. Чай вскипятили на буржуйке. О том, о сем говорили, потом почему-то вспомнили Карабах. Этот парень, оказывается, был лидером партизанского движения там, а я “наводил порядок”. Я мог попасть под его пулю, он – под мою. Жизнь непредсказуема и неоднозначна…”

…Прилипко наставляет ребят: “Перед тем как оттолкнуться от борта, напрягите пресс, он же еще есть у вас”. Смех. “Оттолкнувшись, посчитайте 1, 2, 3 и посмотрите вверх – на купол”. Прыгает из тренажера наш Некрасов: “501, 502, 503…” Он видит мои удивленные брови: “Вообще-то так нужно, но никто этого не делает”.

Рядом крутится самый младший Прилипко. “Тоже прыгать собрался?” – “Я бы прыгнул, да отец говорит, что легкий еще, меня ветер вместе с парашютом унесет, как одуванчик”.

Накаченные подростки вытаскивают из подвала парашюты и раскладывают на траве. “Прыгать готовитесь?” – “Нет, зарабатываем бесплатный полет. Уложишь пять куполов – лети”.

Кому-то из Толиных инструкторов, они тоже прыгают вместе с ребятами, захотелось есть. Не снимая упакованных парашютов, пошли в магазин. Недалеко сидящие мужики смотрят удивленно: “Куда это бабы пошли с грузом? Наверное, воды из колонки попить”. Вскоре идут назад, в руках целлофановый пакет. В нем – кольцо краковской колбасы, лаваш. Те же мужики сидят: “Первый раз вижу, – говорит один другому, – чтобы под купол столько колбасы брали…”

Самолет взлетел. Я с Ольгой остался на поле. И еще инструктор. В небе начали раскрываться купола. Вдруг инструктор начинает кричать: “Ноги согни! Согни ноги!” Поздно. Кто-то плохо приземлился и не может встать. “Что-то у меня тут в лодыжке хрустит”, – пытается улыбнуться крупный парень, а у самого капли пота стекают со лба по переносице. Послали за врачом. Вмиг приехала молодая тетенька. Разложила свой чемодан. Парень заохал: “Укол не хочу. Боюсь. Не надо”. Она его не слушает, делает свое дело. Уколола, наложила шину. Дала ему бутылку с холодной водой. Пока он охал-ахал, бутылка пошла по кругу собравшихся со всего поля ребят. Когда он вспомнил о ней, бутылка была уже пустой. Ермолин удрученно вздохнул. Пацан, который вначале говорил, что ему бы только раз прыгнуть, проронил небрежно: “Ничего особенного!” Моя спина болела еще три дня…

Петр ПОЛОЖЕВЕЦ