Святая наука – слышать друг друга

Сегодня многие семьи начинают изучать свою родословную. Среди таких, все вспоминающих, выпускники Московского педагогического государственного университета Юлий и Алина КИМ. Их мама – Нина Валентиновна – была замечательным человеком и замечательной учительницей. О ней дети нынче пишут книгу, в которой немало горьких и радостных воспоминаний о маминой жизни.

У нашей мамы, Нины Валентиновны Всесвятской (а следовательно, и у нас), были замечательные предки. Родом они были из села Угодский Завод (ныне город Жуков) Калужской губернии. Прадед Николай Дмитриевич Любимов построил в селе Никольскую церковь, в которой и священствовал. Одновременно он вел большую просветительскую работу, исследовал историю края (его краеведческие статьи хранятся в нашем архиве), открыл в селе первую приходскую школу, был в ней учителем. Позже в школе стал преподавать выпускник калужской семинарии Василий Павлович Всесвятский. Вскоре он принял сан священника Никольской церкви и женился на дочери отца Николая Александре. Отец Василий и Александра стали основателями огромного клана Всесвятских. Сестра Александры Прасковья была прекрасным педагогом, активным поборником женского образования, проводила в селе концерты, литературные вечера. Сыновья Всесвятских Николай и Валентин (мамин отец) – земские врачи – продолжили семейные просветительские традиции. Оба они были музыкальны, играли на скрипке, пели приятным баритоном. Под их руководством в Угодке расцвела культурная жизнь, ставились пьесы, оперы, сельский хор славился на всю округу. Память об угодских просветителях чтится до сих пор. В музее Георгия Константиновича Жукова (знаменитый маршал родился в деревне Стрелковка, что в 5 километрах от Угодского Завода) семье Любимовых-Всесвятских отведено почетное место. Кстати, отец Василий крестил будущего маршала, а его сын Николай спас его от тифа.

Нина Всесвятская вместе с остальными братьями и сестрами с большим увлечением участвовала в кипучей творческой жизни. Видимо, просветительские традиции, впитанные с детства, и определили ее профессиональный выбор: ей очень захотелось стать учителем.

В 1926 году мама поступила на литературное отделение педфака Второго МГУ. В то время филологические науки там преподавали такие блестящие ученые, как М.Н.Розанов, А.М.Селищев, Н.К.Гудзий, П.О.Афанасьев. Самым любимым преподавателем Нины была М.А.Рыбникова. Ее уроки мама помнила всю жизнь, рассказывала о своем кумире уже своим ученикам. Помимо учебы, большое место в жизни студентов занимало участие в самодеятельности. В ту пору в моду вошли эстрадные представления в духе «Синей блузы», сочетавшие патетику и сатиру. Нина с радостью окунулась в родную стихию народного театра и стала ярой синеблузницей. Ее называли в институте артисткой все – от гардеробщиц до профессоров.

В апреле 1930 года Второй МГУ разделился на три вуза, и Нина заканчивала уже МГПИ

им. А.С.Бубнова. Ее всегда пленяла муза дальних странствий, и она устремилась в далекий Хабаровск, – как оказалось, навстречу своей нелегкой судьбе. Молодому специалисту предложили место секретаря редколлегии журнала-учебника «Красный маяк». «Прощай, Пушкины, Гоголи, Ваньки Чехова, тетради и ошибки! Я издатель, и никаких гвоздей!» – бодро писала она студенческой подруге Ане Освенской. Но параллельно этой неожиданно свалившейся журналистской работе Нина преподавала на курсах русского языка для корейцев. «Обучаю их правильному произношению, – делилась она с Аней, – никак не даются звуки «ш» и «ж», заставляю их шипеть до боли в глотке». Кореец Ким Чер Сан не был маминым учеником, но часто заглядывал в редакцию «Красного Маяка». По словам окружающих, он был очень образованным человеком в области и корейской, и русской культуры.

Из Хабаровска Нина и Чер Сан приезжают в Москву мужем и женой. В 1933 году у них рождается дочь Алина, в 1936-м – сын Юлий. Нина увлеченно преподает русский и литературу в московской школе №172, Черсан (так он стал называться на русский лад) работает в Издательстве для иностранных рабочих и учится на режиссерском факультете ГИТИСа. Семья жила полнокровной интересной жизнью. Но в недрах Кремля и Лубянки уже ковали страшные ежовские приказы о массовых арестах «вредителей», мешающих строить социализм; в города и республики страны спускались разнарядки с указанием числа «врагов народа», которых должны были репрессировать по первой категории (расстрел) или по второй (заключение в лагеря). Наступили годы тотального страха, ночных ожиданий «черных марусь» (так в народе назывались фургоны, в которых увозили арестованных), доносов и предательств. В стране начался Большой террор. Его жертвами вместе с сотнями тысяч неповинных граждан стали наши родители.

В 1937 году отца арестовали и в феврале расстреляли как «японского шпиона». Маму взяли в марте 1938 года, когда отца уже не было в живых, о чем мама так и не успела узнать. Вся правда о репрессиях раскрылась только за последнее десятилетие прошедшего века, когда стали рассекречивать архивы НКВД. Как и большинство ЧСИР (членов семьи изменников родины), Нину приговорили к 5 годам заключения в лагерь, но этот срок растянулся до 8 лет. Потьма – Сегежа – Караганда – Потьма – таков был гулаговский маршрут нашей мамы.

Что помогло Нине и ее подругам по несчастью не просто выжить, но достойно пережить годы неволи? Взаимная поддержка, любовь к литературе и искусству. В лагерях для жен «врагов народа» собрались образованные интеллигентные женщины, многие сами писали стихи, рисовали, пели. После тяжелой изнурительной работы вечерами на нарах начинался увлекательный процесс взаимного просвещения: читались стихи любимых поэтов и собственные, лекции по литературе, живописи, музыке. Велика была тоска по детям, и мамы, чтобы быть к ним ближе, делали книжки с яркими картинками, веселыми стихами. Сюжеты для них черпали из писем родных и детей. У нас в семье бережно хранятся эти книжки, теперь их читают наши внуки.

Удивительная сила духа этих женщин, их дружба, взаимопомощь помогли им выстоять и вернуться несломленными к своим близким, детям, к любимой работе. Из последнего места заключения в Мордовии Нина писала студенческой подруге Зине Юдушкиной: «Хочу немногого: маму, детей и школу».

После освобождения лагерницам разрешалось жить за 101-м километром от крупных городов. Мама выбрала Малоярославец, он был совсем недалеко от Угодки. В Малоярославце маме разрешили работать в семилетней школе, куда приняли и еще несколько «сто первых» женщин. При школе нам дали комнату, где мы жили вместе с бабушкой, завхозом Настей и приблудной кошкой. Жили впроголодь, спали на железных кроватях с досками вместо сеток, но были счастливы, ибо были вместе. И учились у мамы, что было важно, так как учиться у нее оказалось очень интересно. Не только уроки литературы, но и русского языка она умела превратить в коллективный творческий процесс. Верная угодским и институтским традициям, Нина Валентиновна развернула в школе большую и очень интересную внеклассную работу. На задумки учительницы благодарно откликнулись ученики школы-семилетки. После уроков начинались репетиции, выпуск стенгазеты «Колючка», красочной и сатирической, действительно колючей. Домой расходились поздно. На праздники столы сдвигались и превращались в театральные подмостки. Скамейки выстраивались рядами. Чего только не разыгрывалось в этом зрительном зале! Спектакли, хоровые декламации, озорные частушки, в которых многих «продергивали». Театральной уборной была наша пришкольная комната. Никому из учеников и в голову не приходило, что в этой шумной, веселой, часто битком набитой комнате живет семья ссыльного педагога. Многие только в годы перестройки сообразили, почему у нас был такой кров. И почему в 1949 году внезапно маму уволили из школы «ввиду невозможности дальнейшего использования на педагогической работе» – так довольно деликатно была сформулирована причина увольнения в приказе завроно. Семью приютила в своем доме мама одного ученика; другая мама устроила учительницу своей дочери в швейный цех, где талантливый педагог Нина Валентиновна пришивала пуговицы.

В 1951 году в поисках лучшей доли мама завербовалась на строительство Главного Туркменского канала. Управление его находилось в городе Ташаузе. К счастью, безумная сталинская идея оросить пески Кара-Кума была похоронена после смерти автора проекта. Маму вновь допустили к педагогической работе. А в 1958 году после реабилитации и получения комнаты в коммунальной квартире мама начала работать в московских школах: недолго в 172-й (вместе с Максимом Кусургашевым, выпускником МГПИ) и затем в 175-й.

Два года назад мы начали составлять книгу воспоминаний о маме и решили разыскать учеников школ, где она преподавала. В Малоярославце и Ташаузе их найти было нетрудно, так как многие из них – друзья нашей семьи по сию пору. Об учениках 175-й школы мы много слышали в свое время от мамы, но ничего о них не знали. Как ни странно, первой мы нашли любимую мамину ученицу Наташу Эйдельнант. И где: в пустыне Негев в библейском городе Беер-Шева! Потом по цепочке познакомились с остальными. Нас потрясло, что спустя жизнь (так мы эту часть книги и назвали) все эти замечательные люди, преуспевшие в своей профессии, сами уже бабушки и дедушки, с большой радостью откликнулись на наше предложение вспомнить свою учительницу. По существу, воспоминания учеников можно было бы объединить в один очерк, написанный тринадцатью авторами, поскольку в своих оценках преподавателя литературы они были единодушны. Все называли Нину Валентиновну учителем от Бога, научившим их любить литературу и родной язык, творчески осмысливать искусство. Для учеников 175-й школы она была «человеком, персонифицировавшим оттепель». И для всех стала не только учителем, но и другом. Из известных нам учеников десять пошли по учительской стезе (в том числе собственный сын Юлий и внук Марат, прошедшие великую школу МГПИ), все они стремились на уроках быть достойными преемниками учителя, нестандартно преподавать литературу и русский язык. «Нина Валентиновна не заполняла нас, как сосуд, знаниями, – пишет бывшая ташаузская ученица Надежда Маспанова, – но зажгла в нас факел, огонь желания добывать эти знания и передавать их следующим поколениям». И это, конечно, замечательно: великий духовный заряд, полученный Ниной Всесвятской в угодскозаводской юности и в стенах любимого института, сохраненный и углубленный всем пережитым, был передан ею следующему поколению и через своих учеников – поколению их детей.

К великому огорчению учеников 175-й школы, Нина Валентиновна вышла на пенсию, чтобы помочь дочери Алине растить сына Марата. И всю свою педагогическую страсть вложила в воспитание внука. «Бабушка была для меня законом жизни», – пишет Марат в нашей книге. Лагерные детские книжки-самоделки внук воспринимал как настоящие, и в немалой степени они повлияли на его решение стать художником книги – уже после того, как он (по следам дяди и бабушки) окончил МГПИ.