Сумерки просвещения. или Ответьте Розанову!

Отвечает ли современная педагогическая наука на коренные вопросы жизни? Изучение материалов по истории образования последних трех столетий невольно создает ощущение тонкой связи движения всемирного исторического процесса с самыми разными «педагогическими идеями», которые беспрестанно выдвигаются для решения сиюминутных общественных проблем и не решают их. Бесконечные «школьные реформы», сущность которых состоит исключительно в смене методов и способов формирования ребенка и в переборе заполняющих его предметов, декларативные заявления «прогрессивных» или «демократических» деятелей, изобретающих очередную теорию, обещающую обновить и оживить образование, а на самом деле лишь немного меняющую пути достижения неизменных целей, – так, обновляясь и реформируясь, меняя внешний вид зданий и внутреннее содержание учебных программ, школа Нового времени неизменно остается «вполне соответствующей своему назначению», заданному Яном Амосом Коменским еще в XVII веке.

Cменяющие друг друга «новаторы» три века, не переставая, говорят о необходимости создания «новой школы», внедрения «новых подходов к ребенку», решительно требуют сломать и уничтожить очередные «устаревшие формы» образования. Но вот что странно: пожалуй, ни один из наших теоретиков образования не нападал на основы существовавшей школы с такой яростью, как это сделал в своих «Сумерках просвещения» (1895) скромный учитель литературы и истории из уездного города Белого, еще мало кому известный русский мыслитель Василий Розанов. В конце XIX века, как и сегодня, специалистами критиковались формы педагогической работы, оторванное от практики содержание образования, его малоудовлетворительные для общества результаты. Но когда дело доходило до фундаментальных принципов обучения и воспитания, то профессиональные эксперты, как правило, ставили вопрос об искажении правильных теорий реальной школой, об отставании этой школы от требований времени, от движения прогресса. И только у Розанова можно найти поразительно верную мысль о глубоком соответствии внутреннего устройства наших образовательных учреждений духу педагогического универсализма, духу всей Новой истории.

«Было бы напрасною и пагубною иллюзиею ожидать, что в стороне от личных моих усилий, от нашей семьи, от ближнего прихода – в далеком учреждении, заботливо охраняемом, дорого оплачиваемом, будет дано моим, нашим детям то, чего нет не только у охраняющих, но нет и в самом времени, недостает целой эпохе», – Розанов ярко выразил это чувство утраченности, потери неких основополагающих принципов не только в школе, но и во всем жизненном строе современного мира. Критикуемый им подход к образованию по существу безраздельно господствует до наших дней, споры ведутся лишь по поводу выработки его наиболее эффективных форм, ориентированных на «современность».

«Не удивительно ли, не безумно ли, не развращающе ли наконец, что ни «Борис Годунов», ни «Скупой рыцарь», ни «Слово о полку Игореве», ни даже само Евангелие и Библия не имеют в современной школе и тени того внимания к себе, какое отдано тысячам страниц дурного текста, неведомо кем и как составленного, о том же «Годунове», о том же «Слове», о Евангелии, Библии, о всех предметах мира, – текста, изучаемого из строки в строку, из страницы в страницу, и это без какого-либо сомнения для каждого, что здесь нет ничего воспитывающего и образующего?» – спрашивает Розанов своих современников.

«Пять уроков в день, пять разнородных предметов внимания в утреннюю половину дня, в классное время, и столько же предметов внимания… во время приготовления уроков на завтра… Десять пережитых впечатлений, между собою не связанных и не связуемых… Какой нужен индифферентизм души, чтобы, равнодушно покидая один предмет, бесстрастно переходить к другому, но и на нем,.. не держаться вниманием более чем 55 минут?» – вопиет он не только к ним, но и к нам. Как же отвечает ему сегодня педагогическая наука? Так же, как и вчера. Молчанием.