На чтение: ≈ 12 мин.«Счастливо одаренный способностями к искусствам», Лермонтов мог стать и художником, и музыкантом, и математиком. Но стал профессиональным военным, хотя это решение далось ему нелегко. «До сих пор я жил для литературной карьеры, столько жертв принес своему неблагодарному кумиру и вот теперь я – воин», – сообщил он о переменах в своей судьбе Сашеньке Верещагиной. В ответном письме она поддержала друга: «…человек предполагает, а Бог располагает. И на военном поприще Вы всегда будете иметь возможность отличиться; с умом и способностями везде можно составить свое счастье; впрочем, не говорили ли Вы мне много раз, что если возгорится война, Вы не захотите остаться бездеятельным?».
С зачисления в Школу гвардейских юнкеров, с 13 ноября 1832 года, началась военная служба будущего поэта, в которой ему не однажды доведется доказать самому себе, что его пылкие обещания очаровательной приятельнице – «Если будет война, клянусь вам Богом, буду всегда впереди» – не были юношеской бравадой.Крутой поворот в его судьбе случился, когда он, царскосельский гусарский офицер, вследствие «врожденного чувства защищать всякого невинно осуждаемого» заступился за честь убитого на дуэли Александра Сергеевича Пушкина, которого лично не знал, но чьи стихи любил с юности. Заступился публично, не опасаясь гнева государя и последствий для удачно начавшейся военной карьеры. С того дня, как император прочтет его эмоциональное «На смерть поэта», имя молодого корнета станет ему «лично известно», и Лермонтов до конца жизни будет ощущать «высочайшее внимание».В первой ссылке на Кавказ ему не довелось испытать себя в сражениях: «…Я приехал в отряд слишком поздно, – с огорчением сообщил он другу, – …слышал только два, три выстрела…»Зимой 1840 года на балу у графини Лаваль молодой и заносчивый сын французского посланника Эрнест де Барант, усомнившийся в национальном достоинстве русских, услышал от Лермонтова ответ: «В России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и мы меньше других позволяем себя оскорблять». Спор закончился дуэлью, и Лермонтов, принимая вызов, четко осознавал, чем он рискует. В качестве наказания рассматривался вопрос о лишении его чинов, дворянского достоинства и разжаловании в рядовые, но Николай I принял во внимание причины, вынудившие поэта участвовать в поединке: «не по одному личному неудовольствию, но более из желания поддержать честь русского офицера». Наказание смягчили, определив перевод Лермонтова из гвардии в действующую армию, в расквартированный на Кавказе Тенгинский пехотный полк, «тем же чином», что означало понижение в звании, т. к. поручик гвардейского полка в звании на три чина превышал поручика полка пехотного. Но и этого можно было бы избежать, если бы поэт принял «правила игры», предложенные графом Бенкендорфом. Желая «очистить репутацию» молодого француза, влиятельный шеф жандармского отделения предложил Лермонтову свое покровительство, потребовав лишь письменных извинений перед де Барантом за то, что не воспользовался своим ответным выстрелом и, таким образом, одержал моральную победу. От этой «руки помощи» поэт отказался и предпочел отправиться на Кавказ, под пули: «Еду в действующий отряд, на левый фланг, в Чечню, брать пророка Шамиля… а если возьму, пришлю по пересылке», – шутил он в письме к другу.Храбрость в ту пору на Кавказе была свойством естественным, обычным. Ее отмечали лишь тогда, когда она выделялась на фоне общего хладнокровия и бесстрашия. Лермонтов выделялся. В первом же своем «горячем деле» он обратил на себя особенное внимание начальника отряда «расторопностью, верностью взгляда и пылким мужеством». Последовало новое задание – возглавить команду охотников, по словам самого поэта – «нечто вроде партизанского отряда», доверить которую можно было не всякому. Потому что далеко не каждому, несмотря на требования дисциплины, она бы стала подчиняться. В нее входили татары-магометане, кабардинцы, казаки, словом, люди всех племен и верований, встречающихся на Кавказе. Это были профессионалы войны, для которых опасность, удальство и лишения стали привычным делом. Огнестрельное оружие они презирали и воевали только с шашками да кинжалами. Прежним командиром охотников был Руфин Дорохов, чья храбрость вошла в легенды. Именно он одним из первых высоко оценил воинскую отвагу поручика Лермонтова: «Славный малый – честная, прямая душа… он пылок и храбр». Его похвала дорогого стоила, т. к. Дорохов, как и многие офицеры-кавказцы, уважал в человеке не мундир, а поступки. Выбывший по ранению, он увидел себе замену в Лермонтове. Потому Лермонтов, принимая отряд, держал экзамен еще и на командирскую зрелость.Почти месяц он действовал во главе передового отряда, выполнявшего, по сути, функции современного спецназа. «Нельзя было сделать выбора удачнее, – отмечал в наградной характеристике генерал Галафеев, – всюду поручик Лермонтов, везде первый подвергался выстрелам хищников и во всех делах оказывал самоотвержение и распорядительность выше всякой похвалы. Его всесторонняя одаренность и успешно перенятые у противника боевые качества партизанского отряда обеспечили их действиям максимальный эффект». Для своих охотников Лермонтов за короткий срок стал непререкаемым авторитетом, совершенно входя в их привычный образ жизни, не позволяя себе излишних удобств и комфорта: спал на голой земле, ел с ними из одного котла, разделяя все тяготы боевого похода. «Может быть, когда-нибудь я засяду у твоего камина и расскажу тебе долгие труды, ночные схватки, утомительные перестрелки, все картины военной жизни, которых я был свидетелем», – пообещал он другу после выполнения задания. Но успел он рассказать лишь о самом страшном в своей военной биографии бое у речки Валерик, которую горцы называли рекой смерти. Рассказал по-мужски скупо, в письме, без излишних подробностей, но они читаются в каждом предложении: «Нас было всего 2000 пехоты, а их до 6000; и все время дрались штыками. У нас убыло 30 офицеров и до 300 рядовых, а их 600 тел осталось на месте… В овраге, где была потеха, час после дела пахло кровью». В том бою, длившемся «6 часов сряду», ему было поручено наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять о ее продвижении, «что было сопряжено с величайшею для него опасностью», т. к. офицеры штаба, выполняя задания командования, не имея возможности укрыться, служили хорошей мишенью для умевших отлично стрелять горцев. Но поручик Лермонтов «исполнял возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших солдат ворвался в неприятельские завалы». По свидетельству очевидцев, его воинская отвага вызывала уважение даже у бывалых кавказских джигитов.Командование испрашивало для смелого поручика награды, перевода в гвардию «с отданием старшинства», но Николай I откликнулся лишь на «всеподданнейшие просьбы г-жи Арсеньевой», бабушки поэта, и «высочайше повелеть соизволил офицера сего, ежели он по службе усерден и в нравственности одобрителен, уволить к ней в отпуск в Санкт-Петербург сроком на два месяца».Нетрудно понять, что чувствовал Лермонтов, вдоволь хлебнувший пота, крови, наглядевшийся на смерть, познавший страшную физиологию войны. Судя по стихам, в которых он исповедовался, страдания не ожесточили его, и в том, что писал он о горцах, нет и следа животной ярости, ненависти, которые неизменно охватывают человека в бою. «Я жизнь постиг!» – вот что было для него главным.Храбрый офицер, личным мужеством своим завоевавший право на высокие военные награды, Лермонтов вовсе не стремился к военной карьере. Он хотел заниматься творчеством и, надеясь получить отставку, ехал в Петербург с готовым планом издания нового литературного журнала, с идеей написать роман о кавказской жизни «с Тифлисом при Ермолове», о жизни «трех эпох русского общества». Им всецело овладел «демон поэзии», и потому он чувствовал себя абсолютно счастливым. Среди стихов, написанных тогда, было поэтическое, искреннее, удивительно нежное и красивое признание в любви к Родине: «Люблю Отчизну я…».Отставку ему не подписали. Через несколько месяцев поручик Лермонтов вновь отправился на Кавказ, в свой полк, опять на войну…Между темНесмотря на мужество и отвагу Лермонтова, император не спешил жаловать его наградами. За битву на реке Валерик генерал Галафеев представил поручика Лермонтова к ордену Св. Владимира 4-й степени. Но вышестоящее начальство снизило представление к награде до ордена Св. Станислава 3-й степени. Император Николай I отменил и это награждение. Тогда генерал-адъютант Граббе решил наградить опального поэта за его отвагу золотой полусаблей. Но и ее Лермонтов не получил. Воинского знака отличия «За службу на Кавказе» Лермонтов был удостоен лишь через 164 года после смерти: в июле 2005 года по приказу генерал-лейтенанта Студеникина награда была передана в музей-заповедник «Тарханы».Елена РОДИНА, старший научный сотрудник музея-заповедника «Тарханы»
Выбор читателей
Комментарии