search
main
0

Сергей ДЕБИЖЕВ: В документальное кино я пришел на спор

Наш сегодняшний собеседник – известный и один из наиболее авторитетных кинодокументалистов России Сергей Дебижев. Он не только кинорежиссер и сценарист, но и общественный деятель. Является членом экспертного Совета Министерства культуры РФ по кинематографии, членом Союза кинематографистов России, членом Союза художников РФ, членом правления Союза кинематографистов Санкт-Петербурга. Им создано более 30 художественных и документальных кинокартин. Многие из них отмечены призами престижных отечественных и международных кинофорумов. Наиболее значимые получили Гран-при на крупных кинофестивалях. О творчестве Сергея Дебижева написаны десятки статей, его фильмы показывают центральные телеканалы, их изучают студенты кинематографических вузов. Среди наиболее знаковых фильмов можно назвать такие, как «Золотой сон» (1990 г.), «Два капитана 2» (1992 г.), цикл фильмов о мировых культурах и религиях «В реальном времени» (2002-2006 гг.), «Золотое сечение» (2010 г.), «Сергей Курехин – человек, который изменил мир» (2012 г.), «Русский сон» (2013 г.), «Последний рыцарь империи» (2015 г.), «Раскаленный хаос» (2017 г.). Мы встретились с мастером на его родине, в Ессентуках, куда он привез свой фильм «Крым небесный» (2020 г.), который открывал кинопоказ на 42‑м Московском международном кинофестивале и уже получил много призов.

Сергей ДЕБИЖЕВ. Фото с сайта mk.ru

– Сергей Геннадьевич, сегодня вы известный кинодокументалист, сценарист, режиссер. Но в детстве начинали учиться живописи в Школе искусств в Ессентуках. Я ничего не путаю?

– Все правильно. Моим преподавателем был Алексей Игнатьевич Кабанцов. Он обладал способностью зажигать огонь, который возникал у каждого из тех, с кем он общался. И этот огонь потом освещал весь жизненный путь человека. Для него не было важным научить нас академически рисовать, например, кружку. Своих учеников он учил думать, размышлять и вынимал из человека ту энергию, которая была в нем скрыта. Лампочка может быть перегоревшей и выключенной. А может быть включенной. Так вот, он «включал» людей. А еще он был человеком неутомимым и очень смелым. Брал нас, детей, по 8-10 человек и вез в дикие места Архыза, Терскола, Домбая. Мы жили в палатках и вместе переживали все трудности переходов, лишения. Он делал из нас людей. Я невероятно ему благодарен, больше, чем кому-либо. Кроме родителей, конечно.

– Правильно я понимаю, что в молодости вы решили стать профессиональным художником?

– Еще находясь в Школе искусств, я понял, что точно буду заниматься изобразительным искусством. Так оно и получилось. Я поступил в Ленинградское художественное училище имени В.А.Серова и достаточно углубленно стал заниматься графикой, живописью, историей искусства. А когда учился в Мухе, то уже участвовал в выставках. И девять лет моей жизни прошли в контакте с изобразительным искусством.

– Вы преподавали композицию в ленинградском художественном училище уже несколько лет, и вдруг в 1987 году с вами что-то происходит. Что побудило вас уйти из живописи в кино?

– Всегда есть какая-то точка, когда человек может изменить свой жизненный путь. И этой точкой стало мое знакомство с Гребенщиковым, Цоем, Курехиным. Произошло это в начале 80-х. Я оформлял пластинки. Мы жили тогда той странной рок-н-ролльной жизнью в волшебной, почти психоделической реальности. Пытались мудрствовать вокруг высоких тем.

И в какой-то момент стало понятно, что можно начать говорить с большими аудиториями. А кино позволяет это делать. Познакомился с Сокуровым. Он попросил меня помогать ему в качестве художника в его первых документальных картинах, надо сказать, прекрасных. Я считаю этот период его творчества самым продуктивным и интересным. Мы с «Аквариумом» уже сделали первый клип «Поезд в огне», когда Сокуров привел меня на студию документальных фильмов. Мое погружение в кино произошло в каком-то смысле на спор. Я беседовал с директором студии и главным редактором. Что-то меня дернуло, и я говорю: «У вас такие возможности, государство вам дает деньги, пленку, камеры… Только снимай! А вы хрень какую-то снимаете». На что мне директор и говорит: «А ты возьми да сними!» Я ему: «Так я возьму и сниму!» И мы уже на киностудии сделали видеоклипы «Жажда» и «2128506». Так и пошло…

– Почему рокеры стали в тот период так популярны? Почувствовали, извините за штамп, ветер перемен, подувший в стране?

– Когда я познакомился с ними, а это начало 80-х, никакого ветра перемен еще не было. Все сидели в подполье, за всеми следил КГБ, многое было на грани фола. Существовали две реальности. Одна – государственная, другая – вот в этой рок-н-ролльной среде. Сейчас, с высоты прожитых лет, я понимаю, что рок-н-ролл – это весьма деструктивное явление. Но так как все, что попадает в Россию, меняется и наполняется новым смыслом, то никак нельзя русский рок сравнивать с классическим. То, что пели наши ребята, было на уровне глубокой метафизики, той поэзии, которая проникала в большие смыслы. Я с этими ребятами тесно общался, и это повлияло на меня очень серьезно.

– Самым важным для вас стало сотрудничество с Сергеем Курехиным.

Курехин стоит особняком от всех и вся. Это был человек эпохи Возрождения. В отличие от подавляющего большинства рок-музыкантов, оставшихся в коленопреклоненном положении перед западной рок-музыкой, он понял, что наш человек гораздо глубже, талантливее и рассматривает этот мир настолько объемно, масштабно, что и не снилось ни англичанам, ни американцам. Он считал, что даже если наши технические возможности не соответствуют их уровню, то внутренняя энергия, талант и творческий посыл, мотивация достичь максимума – это самое главное. Этот огонь в Курехине горел. С ним мы провели 15 лет в очень тесном творческом и человеческом общении, и оно было для меня полноценной дружбой. Этот человек оказал на меня огромное влияние, надеюсь, я на него тоже. Его уход стал для меня одной из самых значительных трагедий в жизни. Я даже на него… злился, что он нас так вот бросил.

– В конце эпохи СССР вы, не имея специального образования, сняли свои первые документальные фильмы в качестве режиссера. Это говорит о вашей смелости, наглости или о чем-то еще?

– И о смелости, и о наглости, конечно. У меня не было тех тормозов, которые есть у профессиональных кинорежиссеров. Я мог себе позволить все что угодно. Делал то, что считал нужным. Это и давало успех. Если ты собираешься проявиться в каком-либо творчестве, самое главное – это получить углубленное образование в области истории искусств. Тогда у тебя не будет никаких запретов, потому что знание основных принципов – композиции, колорита, динамики, гармонии – позволяет тебе творить. Пишешь ли ты картину, делаешь ли движущуюся картину или выстраиваешь какую-то драматургическую цепь, знание теории искусства дает возможность добиться цели. А еще тебе помогают в целом культурология, знание литературы и истории. Этому нельзя научить в учебном заведении, это просто нужно иметь внутри себя. И если ты это имеешь внутри, то для тебя нет никакой сложности написать сценарий, снять клип или фильм. Мне кажется, роль профессионального образования в киноискусстве несколько преувеличена.

– В 1992 году по вашему сценарию был снят фильм «Два капитана 2» о лидерах отечественного рока, ставший сразу культовым. Как это отразилось на вашей творческой судьбе?

– Это парадоксальная психоделическая трагикомедия, малопонятная, честно говоря (смеется), но оказавшаяся крайне пророческой. Говорить об этом фильме невозможно, потому что в нем нет никакого сюжета. Но в фильме затрагивались темы, которые были на пике всей рокерской тусовки – интеллектуальной, музыкальной, культурной. Были в нем и некие геополитические пророчества, которые позже совершенно непонятным, фантастическим образом начали сбываться. В фильме говорилось о проблемах Сербии, Косово, и мы теперь знаем, что произошло через несколько лет. Еще там была фраза, что тибетские монахи решили отказаться от сакральной власти. И вдруг я узнаю, что… далай-лама отказался от власти!

– Ваш фильм «Последний рыцарь империи» был неоднозначно воспринят зрителями. Но точно не оставил никого равнодушным.

– Мне его легко было делать. В нем даже изначально был закадровый текст. Я представлял себе его структуру. И потом там был конкретный герой, который высказывал очень конкретные мысли. Иван Солоневич был писателем, мыслителем, монархистом. Все, о чем он думал и что делал, было созвучно с тем, что думал я. Он был живым свидетелем тех важнейших исторических событий в России. В результате получился мой единственный в классическом смысле документальный фильм. Хотя там были мои специфические приемчики и съемок, и монтажа.

– Снимать полнометражный художественный фильм «Золотое сечение» (2010 г.) со звездами отечественного кино для вас, документалиста, было полной авантюрой?

– Вообще все, что я делаю, – это авантюра. Когда мы снимали цикл о мировых культурах и религиях, один из фильмов снимался в Камбодже, одной из самых диких, но и самых интересных стран мира. Место на меня произвело настолько сильное впечатление, что я решил: там можно снять игровую картину. Пригласил Ренату Литвинову, Ксюшу Раппопорт, туда же затесался Алексей Серебряков, а также Миша Ефремов, Николай Мартон… И получился такой очень странный фильм, который не был поначалу воспринят зрителями, а уж кинематографической общественностью подавно. А сейчас многие стали снимать в этом странном стиле. Поняли, что так можно снимать, но дошло не сразу. Тот фильм снимался не только в Камбодже, но и в Париже, Венеции, Петербурге.

– Ваш крайний фильм «Святой архипелаг» (2021 г.) о Соловецком монастыре. Что вы хотели им сказать зрителю?

– Период, когда Соловки были лагерем, – это только трагический фрагмент в истории архипелага. А монастырь существовал с ХV века. Монахи, которые у меня снимались и с которыми я много беседовал, говорят, что ссылка была не только наказанием, но и настоящим и очень важным испытанием, через которое нужно было пройти. А еще это было очищением. Как люди, обладающие углубленным религиозным взглядом, они считают, что все, что происходит с отдельным человеком или обществом, со страной, миром, происходит не просто так, а потому что мы это заслужили. В этом божественное провидение. И делается это для нашего же блага. Бесстрашие монахов, их понимание того, что мир, общество и каждый отдельный человек являются полем битвы между силами Света и Тьмы, – это совершенно другой взгляд на реальность.

Я надеюсь, что этот фильм будет иметь серьезное значение, потому что мы как общество только сейчас стали задумываться о роли русского мира, о роли русской цивилизации. О том, что нужно выбрать, на какой ты стороне. Если ты на стороне Тьмы, то тебе все легко достается – деньги, власть, влияние, алкоголь, наркотики… А если ты на стороне Света, то ветер встречный, тебе приходится преодолевать сопротивление, духовно расти, преодолевать самого себя. Кто-то хорошо сказал (смеется): «Скоро Страшный суд, а вы все еще пялитесь в свои телефоны! Ну не безумцы ли вы?!» При том обилии фейков, которые мы видим на телевидении и в Интернете, кинодокументалистика остается последним островом правды.

– За последние 5 лет вы сняли 7 фильмов. Как ваши коллеги по группе выдерживают такой ритм работы и жизни?

– Надеюсь (смеется), с удовольствием. Группа уже достаточно устойчивая по составу. Как и я, эти люди хотят результата, а не просто заработка.

– Россия сейчас переживает очень тяжелое время. Вы оптимист?

– Мы пытаемся начать полноценно жить. У нас появился шанс обрести гармонию, начать уважать государство, научиться понимать то, что у нашей цивилизации и страны есть смысл, есть цель. А это уже очень важно.

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте