Наша любимая национальная забава, как известно, – создавать себе препятствия, а после их успешно преодолевать. Школа, во всяком случае, немало преуспела в этом азартном виде спорта: изо дня в день она блистательно сражается с недугами и социальными пороками, которые сама, как правило, и породила.
точности так смотрел на эту отрасль производства, осмысляя ее место в обществе, главный редактор главной газеты учителей Владимир Федорович Матвеев (1932-1989). Он ни в коем случае не списывал ее системные недоработки на генетику, тлетворное влияние двора, семьи или дурного телевещания. Вершки, надо сказать, вообще его мало интересовали: он предпочитал работать с первыми вопросами, с первопричинами общественных (а стало быть, и школьных) катаклизмов. В этом нетрудно убедиться, перелистав подшивку «Учительской газеты» за 1983 – 1988 годы, когда ее редактировал Владимир Федорович. К примеру, взяв в руки концепцию общего среднего образования, подготовленную ВНИКом – временным научным коллективом «Школа» – и отредактированную самолично «главным», этот драгоценный памятник Матвееву, блестящему организатору, ученому и дипломату, равно как и одноименной – матвеевской! – эпохе в истории образования.
Именно в этом документе кодовым сигналом прозвучало совершенно новое тогда понятие: школа самоопределения. Оно запало в душу одному из ВНИКовцев, тоже безвременно ушедшему от нас, Александру Наумовичу Тубельскому, крупнейшему, без оговорок, реформатору школьных порядков и, наверное, последнему из той плеяды «возмутителей основ».
Интересно, что и Матвеев ни в какие такие чудо-стандарты школы не верил. Ибо он верил только в человека нестандартного. Вспомним в одной из его публикаций: «Мы не можем согласиться с представлением о базовости как о некотором общественно необходимом минимуме, обязательном для всех. Кто возьмет на себя смелость применить единую меру для людей с разными задатками, психофизиологическими особенностями, типом интеллектуальной деятельности? Ведь это значило бы поставить ограничитель развитию или, наоборот, чрезмерно поднять планку возможностей.
Здесь необходим другой подход, обращенный к активности самого человека. Базовые основания культуры – в нем самом. Если мы будем передавать духовные ценности от одного поколения к другому в готовом, завершенном виде, откуда возьмется культура у человека? Так скорее можно заложить конфликт поколений (а потом гасить эти конфликты дисциплинарными мерами)».
Слово «сотрудничество» было для него родным. Однажды, говорят, совсем еще юный Матвеев заключил с Симоном Соловейчиком договор: я помогу тебе с английским (Владимир Федорович окончил престижный МГИМО), а ты поставишь мне газетное перо. Так что великим тружеником и сотрудником он был по крови, не случайно манифест учителей-новаторов они с Симоном Львовичем так и назвали: «Педагогика сотрудничества» (1986 год). Слов нет, могучий созидательный заряд новаторского документа самоочевиден и давно не вызывает споров, даже в «непреклонной» академии образования, которая немало крови выпила у главного редактора Матвеева. Принцип «Учение без принуждения», идея коллективного общественного творчества Игоря Петровича Иванова, опорные конспекты Виктора Федоровича Шаталова, крупные дидактические блоки Михаила Петровича Щетинина… Все это, слава богу, стало азбукой и классикой, вошло в копилку лучших методических изобретений. Но ведь достоинство этой работы вовсе не исчерпывается, так сказать, рекламной акцией – перечнем технологических открытий от первопроходцев. Интересно все-таки понять: что же на самом деле так последовательно и прицельно отрицают ее авторы? Против чего столь страстно и демонстративно восстают задолго до демократических и рыночных реформ еще при Горбачеве и всесильной Старой площади?
Секрета нет. Новаторы вполне доходчиво и недвусмысленно сами в своем отчете признаются: «Мы десятилетиями не ставили детям плохих отметок, не делали замечаний на уроках».
Итак – они против отметок, против карательных мер.
Это не все: «Мы отвергаем деление детей по способностям, даже на уровне помощи или заданий».
Значит, они и против классов? То есть интеллектуально выровненных, принудительных, жестко отобранных «по успеваемости» формирований сверстников? Напомним, что у Иванова и Щетинина в их многочисленных проектах, на отрядных сборах и занятиях встречаются только разновозрастные – а значит, чрезвычайно пестрые по своему интеллектуальному составу – детские команды.
В своем воззвании учителя решительно отказываются от типовой программы и, представьте, даже от урока – этой неприкасаемой святыни, основы основ классно-урочного священнодействия, с его расписанной на годы чередой унифицированных ЗУНов. Вот вам, пожалуйста, их собственные откровения в изложении матвеевской газеты: «На год, на два опережает программу Виктор Федорович Шаталов; за полгода, за год начинает изучать трудные темы Софья Николаевна Лысенкова… Трудные головоломки, непосильные и взрослым, дает детям Борис Павлович Никитин». Резюме: «Учитель перестает зависеть от программы».
Кроме того, чуть ли не все новаторы щедро предоставляют детям право выбора. Чего угодно: тем, набора задач, товарища по интересам.
Вот ведь на что смельчаки замахнулись: вольно творить, сотрудничать мешают, видите ли, им отнюдь не академики из АПН СССР, не злые министерские чиновники и даже не ЦК КПСС. Нет, их стесняет сам уклад всеобщего образования, его становой хребет – великая и неопровержимая классно-урочная система.
Такого фантастического и в то же время убедительного сочинения о школе будущего, весело и озорно сорвавшей с себя путы классов и уроков, свет педагогический еще не видел.
Но, увы. Оно пока не пригодилось толком у себя на родине. Зато ближайшие географические соседи пользуются нашими педагогическими приисками вволю. Педагогика сотрудничества «от Матвеева и Соловейчика» неплохо чувствует себя в Финляндии, где, видимо, глядя на нас теперешних, все сделали наоборот: вовсе отменили аттестацию учителей и все учебные программы – там остались только именные планы, авторские: значит, в одном экземпляре. В Швеции вплоть до девятого класса (!) детям с недавних пор не ставят государственных отметок. В Англии добрая треть школьных уроков преобразилась в индивидуальные проекты. Маленькие англичане сами привлекают педагогов к своим творческим экспериментам. Сотрудничество поколений! Строго по Матвееву…
Он заварил эту историю, разворошив глобальный муравейник. Сдвинул классно-урочный состав с мертвой точки. Поднял в воздух самолеты и прочертил место для их приземления. Он не гадал и не мечтал – он знал, что так и будет. Потому что начинал всегда с корней…
Он боролся с полчищами один
«В газетном деле есть высшая форма давления на редактора: ему дают «прямое указание» – не публиковать таких-то людей, опубликовать такой-то материал и так далее. Матвеев не выполнял даже прямых указаний, если они противоречили его убеждениям.
Борясь с идеями «Учительской», собрали какое-то странное совещание, оклеветали героев газеты – учителей-новаторов, составили отчет совещания и требуют его напечатать. Замзав требует, потом зам. требует, потом САМ требует, потом еще кто-то выше…
По мере того, как повышается ранг начальства, и Матвеев повышает голос. Обычно чем старше начальник – тем тише подчиненный. У Матвеева наоборот. На последнего он буквально кричит. Он поднимается за своим столом во весь рост, словно он на трибуне, сжимает трубку двумя большими ладонями так, что косточки пальцев белеют, трясет трубкой от негодования – и кричит! На весь кабинет, на всю редакцию, на весь мир: «Нет!».
И до тех пор кричит, пока его не оставляют в покое. Было время, что ему вообще перестали звонить. Не то что бы его боялись, никого они там не боятся, кроме прямого начальства над собой, а просто – что толку? Не переспоришь и не перекричишь.
Читатели ничего этого не знали, они удивлялись бунтарскому духу газеты и все высчитывали, кто же поддерживает Матвеева, кто его защищает, где у него рука? Никто не мог поверить, что газета держалась мужеством лишь одного человека, что он воевал с полчищами один…»
Симон СОЛОВЕЙЧИК
1990 год
Комментарии