Реанимация под Metallica

Книгу современного американского врача пакистанского происхождения настолько же страшно, насколько и интересно читать. О смерти пишут сейчас много, есть даже научное направление death studies (с такими ответвлениями, как, например, изучающие цифровую смерть, репрезентацию и реализацию смерти в Интернете), у нас в стране есть специальный журнал. Тем интереснее свидетельство того, кто, сталкиваясь с ней каждый день, принялся изучать этот вопрос.

Со смертью ныне вообще все интересно. Варрайч начинает с того, что в современном мире она табуирована в отличие от традиционного общества, ее прячут, ее очень боятся. Да, об этом писал еще Бодрийяр в «Символическом обмене и смерти», а за подтверждениями далеко ходить не надо – еще в моем детстве во дворах звучала траурная музыка, все выходили на похороны, сейчас же покойника быстро, как воры, умыкают в черном пакете в машине без определенных знаков, с глаз долой…

С этим связано одно из очень многих наблюдений в книге. Опять же раньше человек мог надеяться на смерть в своей постели, будучи окруженным родственниками, по своему сценарию даже, с продуманным прощанием. Сейчас же таинственный момент наступает чаще всего в больнице, в полном одиночестве и неуюте. Но автор идет дальше, привлекает статистику, выкладки ученых, и тут не все однозначно. Пожилые и терминально больные пациенты, оказывается, сами часто выбирают стационар – там лучше уход. Превалирует смерть в медучреждениях и в странах с высоким уровнем дохода в отличие, скажем, от бедных слоев афроамериканского или испаноязычного населения (да, Варрайч говорит только об Америке и чуть о Пакистане, почти не привлекая опыт других стран). В будущем же смерть в больнице или хосписе будет почти повсеместной, ведь увеличение продолжительности жизни зачастую подразумевает, что партнеров, родственников и друзей у человека остается все меньше.

По сути, каждый аспект, понятие из даже уже перечисленных в книге раскладывается и анализируется дальше. Та же продолжительность жизни никогда в истории человечества не увеличивалась такими темпами, как в прошлом и нынешнем веке. Но и тут не все гладко. Так, из-за ухудшения качества дожития (термин-то какой!), когда человек оказывается лишен привычных возможностей, довольно многие принимают решение не пользоваться благами этих отпущенных своеобразным бонусом годов. И тут Варрайч описывает настоящую «Санта-Барбару», касающуюся того, как пациент подписывает отказ от инкубации, СЛР (сердечно-легочной реанимации), от поддерживания жизнедеятельности после смерти головного мозга. То есть хорошо, если подписывает, назначает опекуна на случай своего бессознательного состояния. А если нет, то это сопряжено с массой юридических опасностей – родственники могут выставить иск или же не судебно, а чисто по-человечески обвинить врачей в том, что член их семьи не хотел больше мучений, а их множили и продолжали… А еще ведь теперь принято непрямо, но выспросить о религиозных убеждениях больного и его семьи. Так, унитариане, например, одобряют самоубийство при содействии врача, а евреи все продумали: в целом осуждая эвтаназию, они оставили тут лазейку, как обошли и запрет на изображения человека (не нарисовать какой-нибудь мизинец на пальце ноги, то есть не изобразить тело целиком), допуская пассивную эвтаназию, когда врач отменяет необходимое лечение… И вот еще аспект (иногда кажется, что они в нашем мире бесконечны, как и диагнозы) – что именно считать фактом смерти? В истории медицины, да и общества, критерии менялись. И даже сейчас смерть мозга не всегда является абсолютным показателем, в одном штате разрешена поддержка жизнедеятельности даже после ее наступления. Или как вам редкий синдром Лазаря, когда организм без каких-либо на то показаний самовоскрешается на недолгий, правда, момент? Столкнувшись с этим уже в ординатуре, автор чуть сам не отправился к праотцам…

«Современная смерть» хороша своей многоплановостью. Автором движет не только врачебное и писательское любопытство, но и то, что лучше всего диагностировать как личный подход, personal touch, неравнодушие, непритупленность нравственных рецепторов от многолетней практики. «Я был рассержен… Мне было страшно неловко… Я молча подошел и обнял родственников умершего…» – таких ремарок много. Но не тонет книга и в лирике, не становится романом из врачебной практики. Ненавязчиво мы узнаем сразу много историй – того же определения смерти, истории отношения к ней, истории реанимации, эвтаназии, даже тот факт, что столь привычная нам служба скорых появилась только в 60‑е годы.

Историй, теорий, фактов и фактиков будет вообще множество. Из седой древности: первый известный нам случай использования электрического удара для «перезагрузки» нормального ритма сердца датируется 1774 годом. Через недавнее, но уже столь забытое прошлое: еще в 50‑е годы прошлого века при реанимации вскрывали грудную клетку для прямого массажа сердца, a в 1966 году в отдельных штатах была разрешена обязательная стерилизация «дегенератов», то есть та же евгеника. И до самых наших дней: например, отношение к блогам, трансляциям собственного умирания (родственники и врачи против, пациенты и продвинутые врачи за – это помогает самим умирающим и дает знания и опыт тем, кому это еще предстоит).

Некоторые свидетельства даже весьма забавны: СЛР «нам рекомендовалось делать около 100 надавливаний в минуту, в ритме ударных из песни «Stay in’ Alive» («Оставаясь в живых») группы Bee Gees», но «недавние данные свидетельствуют, что СЛР лучше проводить в более быстром темпе 39 (около 125 надавливаний в минуту, это похоже на композиции «Enter Sandman» группы Metallica или «Welcome to the Jungle» группы Guns N’ Roses)». Другие же заставляют о многом задуматься. Например, Генри Бичер, которого называют основателем современной биоэтики, был также «одним из ведущих ученых, разрабатывавших для вооруженных сил США и ЦРУ препараты, которые могли использоваться для повышения результативности допросов и пыток. Согласно опубликованным уже после смерти Бичера отчетам он возглавлял работу над программой ЦРУ, в рамках которой с целью сломить жертв пыток тестировались такие вещества, как мескалин и ЛСД. Бичер не только проводил эксперименты над ничего не подозревавшими пациентами Массачусетского госпиталя общего профиля (который, по его словам, «создавал почти идеальные условия для изучения этой проблемы прямо в Бостоне»), но и сотрудничал с врачами, которые работали на нацистов, включая одного генерала вермахта, проводившего смертельные эксперименты над заключенными концентрационных лагерей. Он даже рекомендовал главе медицинской службы армии США использовать наркотики вроде ЛСД «в качестве средства ведения биологической войны».

Так что, конечно, не все так просто со смертью в нашем новом дивном мире, даже несмотря на то что появляются такие содержательные и неравнодушные книги.

Хайдер Варрайч. Современная смерть. Как медицина изменила уход из жизни / Пер. с англ. М. Смирновой. – М. : Альпина нон-фикшн, 2021. – 414 с.