Рассказ История с географией

У нас умеют придумывать пароли. В мирной жизни и Бог бы с ними. Только при заступлении в караул дежурный по полку вручает начкарам (начальники караулов) по бумажке с названиями городов – пароли. И ответы, традиционно составленные из составных частей чего-нибудь стреляющего.
Бумажку съешь, пароль запомни. И как говорил один дежурный по части: “Караул! Равняйсь! Смир-р-рно! Слушай секретное слово!”. Скажем, “Москва” – “Затвор” или “Саратов” – “Мушка”. Ну и так далее. Фантазии довольно ограниченны. Или же ограниченны познания в географии. Во всяком случае, чего-нибудь подобного “Монтевидео” – “Каллиматор” (часть прицела) или “Антананариву” – “Эжектор” (устройство для продувки канала ствола) встречать не приходилось. Видимо, раз и навсегда решено не напрягать мозги, без того серьезно “озадаченные” в карауле неустанным бдением по охране и обороне…
Хотя есть варианты. На войне пароль приобретает совсем иное значение. Его нужно успеть запомнить и суметь забыть, поскольку уже в 21.00 будет назначен новый. И так каждый день. Пароль придумывают в вышестоящем штабе. А ты, нижележащий, принимай его как данность, ибо все равно ничего не изменишь.
На первой Чечне зимой 94-95-го годов нашу гвардейскую, сильно прославленную и как только подворачивается возможность, даже доблестную бригаду подчинили Волгоградскому корпусу. За пару недель мы существенно расширили собственную эрудицию и выучили если не все, то большинство райцентров Волгоградской области. В том числе такие всемирно известные, как Урюпинск, Елань, Иловля, Жировск и даже Киквидзе. Но затем за пароли взялись централизованно, и они стали приходить из еще более сильно вышестоящего штаба. Поскольку он находится в традиционно казачьем краю, нам оставалось лишь благодарить Генштаб Вооруженных Сил за то, что в прежние времена он не посадил его куда-нибудь в Тувинскую АССР или Корякский автономный округ. Ведь тогда нам пришлось бы зазубривать не “Цимлянск”, “Егорлык” или “Тацинский”, а что-то гораздо более экзотическое.
В один из вечеров конца января комбат танкистов Саша Ковкин пообещал за двое суток избавить меня от кашля и простуды. А беда моя была в том, что несмотря на всякие мукалтины и прочее от медроты, я продолжал приступами до полного изнеможения и слез бухать, как танковое орудие, но с частотой крупнокалиберного пулемета. Вот тут-то Сашка и поклялся, что его орлы достали чудо-лекарство.
А лекарства этого в развороченном до ошметков аптечном киоске у больничного комплекса, оказывается, было совсем немного, и если я хочу успеть (не один ты кашляешь!), то курс лечения надо начинать немедленно.
После совещания у генерала Егорова мы пойдем к нему в батальон и начнем процедуры.
В закопченном подвале комбат мигнул начальнику связи, и старший лейтенант по прозвищу Тимоха, не вставая с места, плавным выносом руки достал из-за спины канистру. Покосившись на комбата, быстро плеснул в подозрительно коричневатый стакан примерно до половины темно-бурой жидкости. Комбат отрицательно покачал головой, что означало: наполнить до краев.
– За выздоровление! – буркнул Сашка, сунув мне в руку стакан.
Деваться было некуда.
– Только залпом, – противным голосом заявил старлей Тимоха. – Иначе, товарищ капитан, не поможет.
Воин-сибиряк обязан стойко переносить все тяготы и лишения, есть все, что теоретически можно разжевать, и то, что нельзя, а пить все, что дают, независимо от запаха и вкуса, особенно когда это необходимо для поправки здоровья и тем самым укрепления боевой готовности и боеспособности родной части. Признаюсь, что служба в не самых крупных культурных центрах Сибирского военного округа с периодическими выездами на свежий воздух и природу в разгар зимнего периода обучения придали мне некое подобие верблюда (в смысле готовности питаться верблюжьей колючкой) и белого медведя (в плане способности с аппетитом делать это на сорокаградусном морозе). Но то, что произошло дальше, страшит меня до сих пор.
Попробуйте сначала заглотить ежа. Причем вы заглатываете его со спины, так, что колючки лесного животного расправляются по мере его победного продвижения в том районе вашего “я”, где по убеждению романтиков вместилище души. И почти сразу же где-то над затылком взрывается слезоточивая бомба мощностью в несколько килотонн тротилового эквивалента.
Когда бурный поток слез слегка схлынул и резкость стала постепенно настраиваться, бесформенные ошметки мозаики в глазах – складываться в картину, я увидел Сашку, берущего шлемофон.
– Я на мост, там три моих машины, – сообщил он мне как-то даже с сочувствием, – А ты утром приходи… Лечиться.
-Что?! – сначала просипел, затем прохрипел я, – Это?! Что?! Было?!
– Коньяк, – жизнерадостно сообщил старлей Тимоха, заговорщицки ухмыляясь комбату.
Только когда я пообещал, что сделаю ему мучительно больно, комбат раскололся. Ухари-танкисты приперли из развалившегося ларька четыре коробки маленьких пузырьков с каким-то не то прополисом, не то еще чем-то, а может быть, и всего понемногу. Почти два часа переливали пузырьки в канистру. В ту самую, которую достал Тимоха. Комбат Сашка, в коем было творческих начал на десяток Кулибиных с Менделеевыми, прокашляв неделю, сначала испытал зелье на себе. И возгордившись тем, что неожиданно для самого себя остался в живых, отдал канистру начальнику связи со строжайшим приказом беречь как зеницу ока. Иначе – по законам военного времени…
Сначала загорелись уши, потом щеки и виски, показалось, что огненным жаром заполыхал мозг. Впрочем, насчет мозга, наверное, переборщил. Если бы он был, то, преотлично зная Сашкину натуру, никаких экспериментов над собой не допустил бы.
Я нащупал свой автомат и вывалился из подвала на улицу. Звездный полог над головой манил воспоминаниями о романтических прогулках под Луной, и жизнь постепенно налаживалась. По моим представлениям, до ставшего мне уже родным подвала, обжитого моими лихими архаровцами, оставалось метров пятьдесят.
– Стой! Пароль!
Пароль в ту ночь был, как всегда, экзотичный – “Аксай”. И, естественно, он выскочил из головы.
Блин, какой же пароль?! Что-то восточное…
– Пароль!- и щелканье затвора.
Если через три секунды правильно не отвечу, то ведь этот насмерть заинструктированный и перепуганный бойчила даст очередь. Дернул меня черт пойти сегодня без бронежилета! Хотя на таком расстоянии… Я почему-то начал рассчитывать силу удара пули из “калаша”. Мысли неслись явно не в ту сторону. Пароль… Пароль… Помню, что на “А” и что-то восточное. Среднее между аксакалом и саксаулом… В голове тут же всплыло что-то слышанное в безмятежной юности.
– Ашхабад! – быстро заорал я, вспомнив родную школу и географичку, которая всегда советовала нам почаще играть “в города”. И почему я ее тогда не послушался?!
– Нет! – так же быстро заорал часовой в ответ.
– Тогда – Акапулька! – взвыл я, выталкивая из головы математические формулы вместе с расчетами поражающей способности автоматной очереди. Ведь не станет чикаться – из подствольника шваркнет. С него станется! Финиш приближался неотвратимо. Как-то сразу пришло понимание того, что испытывают утки на осенней охоте.
– Нет, – уже спокойным голосом отозвался боец. И тихо добавил: – Проходите, товарищ капитан, я вас узнал.
– Спасибо, родной, – прочувствованно прокашлял я и пошел спать.
Кашель на другой день прошел, а пароль скоро стали делать числовой. К примеру – “5”. Орет тебе часовой: “Два”! Ты тут же соображаешь, сколько нужно добавить до нужного числа с величайшей радостью и гордостью Пифагора, впервые в истории человечества нашедшего свои “штаны”, которые “во все стороны равны”, победно лупишь в ответ: “Три”! Первое время народ путался.
В раздолбанном здании Центробанка я подобрал нечеловеческих размеров калькулятор советских времен с оборванным проводом и подарил его Сашке Ковкину. Он оценил высоко подарок и пообещал установить его в своем танке. Там уже стояло то, что после нескольких месяцев войны могло остаться от опрометчиво взятых из мирной жизни магнитолы и маленького телевизора. Работать они не могли из-за отсутствия батареек и низковольтного бортового напряжения в танке. Но он был большой оригинал, Сашка. Надеялся изобрести и смастерить преобразователь тока, да все как-то времени не хватало…
Спустя четыре дня ему не повезло. Он сумел выкинуть из горящей машины наводчика, а вот сам с механиком-водителем покинуть пылающую броню уже не успел.

Роман Бойков