Путешествие В Нарнию. Клайв Льюис умел разговаривать с животными

Сказочные повести ирландского писателя Клайва Льюиса «Хроники Нарнии» в нашей стране изучают в школе, на уроках внеклассного чтения в пятом классе. Семь историй о волшебной стране российский читатель впервые смог прочесть лет десять назад. О чем они?

5 марта 1961 года Льюис сообщал в письме своей маленькой читательнице Энн: «Вся история Нарнии говорит о Христе. Иными словами, я спрашивал себя: «А что, если бы на самом деле существовал мир, подобный Нарнии, и он пошел бы по неверному пути (как это случилось с нашим миром)? Что бы произошло, если бы Христос пришел спасти тот мир (как Он спас наш)»? Эти истории служат моим ответом.

Я рассуждал, что поскольку Нарния является миром говорящих животных, то Он тоже станет Говорящим Животным, подобно тому, как Он стал Человеком в нашем мире. Я изобразил Его львом, потому что: а) лев считается царем зверей; б) в Библии Христос называется «львом из колена иудина».

В общем, Льюис проделал в литературе небывалый дотоле эксперимент. Он иносказательно переложил на язык детской литературы основные события Библии.

Представим себе на мгновения маленький домик в Ирландии среди живописных зеленых холмов, на побережье Белфастского залива. Дом, в котором жила семья Льюисов, назывался «Маленькая лужайка». Прекрасная традиция – давать домам, подобно людям, собственные имена, как бы оживляя их своим воображением и роднясь с ними.

Большой, пахнущий пылью чердак этого дома потом перекочует в первую повесть «Хроник» – «Племянник чародея». Семилетний Клайв забирался в это укромное, таинственное местечко вместе со старшим братом Уорреном и в тишине и полумраке рассказывал ему свои первые сказки о кроликах и мышах, немалое число которых водилось в норах среди холмов вокруг дома.

Почему он начал сочинять сказки? В те годы многие ирландские мальчики проводили свой досуг за склеиванием из картона средневековых замков, которыми полна земля Великобритании. Но у бедняги Клайва от рождения не было сустава на большом пальце. Он не мог удержать ножницы. И поэтому он придавал рыцарский характер животным, о которых сочинял свои первые истории.

Животные, которыми он населил Нарнию много лет спустя, когда стал взрослым, тоже будут мыслить, чувствовать и поступать, как люди. Нет, пожалуй, даже лучше, возвышеннее людей. А впервые звери «заговорили» с ним на этом чердаке.

Но и образ райского сада, райской, прекрасной страны, которой в его книгах явилась Нарния, родился в домике «Маленькая лужайка» и тоже на чердаке. Клайв сотворил этот «сад» в коробке, собственными руками, из кусочков мха, веточек и цветов. Сад, серебристо мерцавший в слабом свете свечи, настолько впечатлит его, что, став взрослым, Клайв признался: именно в этом крошечном и самодельном саду состоялась его «первая встреча с прекрасным».

Школьные годы Льюис запомнил как время, в котором не было радости. Отец отправил братьев в маленький недорогой пансион, в котором жили всего девять учеников. Старый директор этого учреждения самолично порол провинившихся. Детей грубо унижали, недокармливали; их спальни не отапливались. Только ночь с её мягкими фантазиями, шумом ветра и большой луной утешала его, смиряла с действительностью. В темноте не были видны удручающие серые туманы, со всех сторон подступавшие к зданию школы. Они сужали мир до небольшого, затерянного во Вселенной острова.

А холод в спальне и классных комнатах, повторяю, был таким, что стал в представлении будущего автора «Хроник Нарнии» синонимом адского холода. Он тоже будет описан в одной из сказочных повестей серии, как «морозное молчание» нарнийской зимы, забывшей после грехопадения человека горячее золото рая.

Все шло в копилку наблюдений будущего писателя. И, что очень важно, причудливые фантазии замешивались на реализме. В «Хрониках Нарнии» Льюис создаст мир, который отзовется сочувствием в сердце каждого маленького британца. Он будет понят и принят.

В школе будущему сказочнику повезло в том, что он встретил прекрасного учителя литературы, любившего свой предмет. Клайв писал хорошие сочинения, его неизменно хвалили. Однако общение с одной из воспитательниц, увлекавшихся спиритизмом, начисто разрушило в нем все зачатки веры в Бога, любить которого научила его когда-то мама Флора Льюис. К пятнадцати годам юноша превратился, по его словам, в «законченного пессимиста»! «Все выйдет именно так, как тебе не хочется, – признавался он в одном письме. – То, что нужно выпрямить, согнется. То, что пытаешься согнуть, обязательно выпрямится».

И только незадолго до окончания школы Клайв случайно наткнулся на литературный журнал, в котором впервые в жизни увидел иллюстрации известного художника Артура Рокхема к древней скандинавской саге о Зигфриде. «Мир перевернулся для меня», – скажет потом Льюис. От рисунков Рекхема он потянется к операм Вагнера на ту же тему. Стихия «настоящего Севера» захватила его и перенесла в древний край дикой природы и сильных духом людей. К слову, то самое же происходило в это время с ровесником Льюиса Толкиеном. Правда, оба в ту пору знакомы еще не были.

Впрочем, обожание средневековой литературы и преклонение перед мужественными воинами древности не мешало Клайву… ненавидеть уроки физкультуры. Его однажды даже выпороли за прогулы. И эта порка, о которой стало известно всей школе, так унизила его в собственных глазах, что он буквально слег в постель.

Он вернулся к вере в Бога сознательно. Уйдя на фронт в Первую мировую, беседуя с новыми друзьями, молодыми учеными и писателями, он услышал от них, что только память о Боге и сможет предотвратить бессмысленные бойни в будущем. Но до истинной, горячей веры еще было далеко.

С детскими мечтами и фантазиями было как будто навсегда покончено. Когда скончался отец, Клайв и его брат Уоррен, к тому времени офицер английской армии в северном Китае, встретились в «Маленьком лужке», чтобы принять наследство и зарыть сундук с игрушками в огороде.

«И как же из этих чучел и фарфоровых статуэток получался у нас с тобой целый мир?» – спросил брата Клайв. И, наверное, смутные сказочные образы забродили в его душе, мешаясь с воспоминаниями о прошедшей войне.

Но вскоре жизнь снова повернула его к детской литературе. В Оксфорде Клайв познакомился с Толкиеном и сразу принял его предложение – вступить в кружок «инклингов», который составили несколько молодых преподавателей университета. Они подступали к образам Зигфрида и Сида уже как ученые – лингвисты и филологи. Инклингами они называли себя не случайно. «Инкг» по-английски – «чернильница». Эти несколько молодых людей мнили себя «некими искателями истины, барахтающимися в чернилах».

Однажды Толкиен, который с детских лет был пламенным католиком, сказал Льюису, что «смерть Христа может изменить всех верующих в Него». То была расхожая фраза. Но именно в этот вечер Льюис внезапно ощутил волнение, которого никогда не переживал раньше. По спине у него даже потекли струйки воды. Ему показалось, что в тот момент, когда Толкиен высказал эту простую в сущности мысль, Сам Бог приблизился к ним, ибо сказано было Им святым апостолам: «Где двое заговорят обо Мне, там Третьим явлюсь и Я».

Случайность ли это, но повторное обретение веры совпало у Льюиса с возвращением к творчеству. Прежде смутные, его фантазии обрели внезапно четкие очертания. В 1938 году вышла первая часть его космической трилогии «За пределами безмолвной планеты», о которой лондонская «Таймс» писала, что книга приводит каждого читателя к осознанию своей полной греховности перед Богом и всеми живущими.

Льюис стал протестантским проповедником. От работы над «Трактатом о страдании» он переходил к «Размышлениям о псалмах». Каждый свой день Льюис начинает в половине шестого утра с чтения Библии и молитвы. Он постоянно восторжен, он много пишет и становится знаменит. Но до «Хроник Нарнии» было еще далеко.

Началась новая мировая война. Льюис понимал эту войну уже несколько иначе, чем первую. Тогда битва и гибель людей казались ему абсолютно бессмысленными. Но теперь война стала для него еще одним сражением в бесконечной цепи битв между вселенскими силами Добра и Зла. Чью сторону примет человек? Его новые проповеди, смешные и трогательные одновременно, которые он называл «От беса к бесу», зазвучали по радио. Выступал Льюис с их чтением и перед солдатами, поднимая их воинский дух, заставляя задуматься о своем собственном выборе.

Именно посреди страшной битвы он задумал свою лучшую книгу. Он решил обратиться в ней к детям войны. Героями первой сказки «Хроник Нарнии» стали четверо беженцев, спасавшихся в эвакуации от ежедневных бомбежек Лондона.

Однако странно: Толкиену эта повесть не понравилась. Она показалась ему «ненатуральным салатом, в котором намешано много такого, что кажется экзотическим и не узнаваемым нашими вкусами». Впрочем, причина взаимонепонимания друзей была глубже. Толкиен был последовательным католиком и все годы своего товарищества с Льюисом тщетно пытался обратить его в свою веру. Протестантизм он считал ересью, непозволительной вольностью. Но читатели-дети приняли книгу. Она словно присоединяла их к спокойной и светлой вечности. В ней, как и должно быть в раю, не было места смерти.

В Северной Ирландии, откуда родом писатель, проводятся экскурсии по местам, связанным с его именем. Однако в седьмой повести «Хроник» – «Последней битве» – Льюис утверждает, что смерти нет. Земная жизнь человека имеет продолжение в иных, прекрасных мирах. Он в это верил. «А то, что случилось дальше, было так прекрасно, что писать об этом я не могу», – говорит он в конце «Хроник Нарнии». Наверное, он прав, и уж кто-кто, а сказочники не умирают.