Эта история случилась в одной московской школе. Однако такая история, как эта, могла произойти абсолютно в любой российской школе.
В школе я стала работать не так уж давно. Поначалу мне нравилось в школе все. Проблемы начались тогда, когда меня отправили в начальную школу и я получила в библиотеке соответствующие учебники по английскому языку. Не скажу, что это были плохие учебники: в свое время они даже произвели революцию в преподавании английского языка. Но за тридцать с лишним лет после их первого издания в методике преподавания, в самом языке, да и в нашей жизни, столько всего изменилось, что какие-то вещи сегодняшним детям мне удавалось объяснить с трудом. Почему среди 10 популярных профессий числится космонавт, а нет ни юриста, ни менеджера, почему среди популярных продуктов нет любимых современными детьми сэндвичей и тостов, почему из сказочных персонажей в учебнике только Буратино и Колобок и какое они имеют отношение к английскому языку? Но со странностями в подборе слов можно было сравнительно легко справиться. Настоящие трудности начались тогда, когда я поняла, что учебник рассчитан только на homo читающего, каковыми совершенно не являются нынешние дети. Они отлично запоминают зрительно, еще лучше на слух, в худшем случае вообще ничего не запоминают, потому что привыкли сидеть за компьютером и постоянно играть. Но читать дети начальной школы в основном не умели и не любили.Со своей болью я пошла к коллегам. Оказывается, у них были те же проблемы. Тогда я наивно предложила: «Так, может быть, перейти на новый учебник? В конце концов обучение иностранному языку не сводится к чтению!» «Чур-чур-чур! – замахали на меня руками мои опытные коллеги. – До тебя двух завучей за учебники уволили, а тебя уволят и подавно». Я поверила и продолжала работать. До тех пор пока не услышала про то, что наше издательство «Просвещение» выпустило линию новых учебников для спецшкол, которые получили гриф министерства и даже вошли в Федеральный перечень учебников. По собственной инициативе, никому не докладывая, я собралась и поехала на семинар-презентацию нового учебника, где получила новинку в подарок. Рассмотрев ее повнимательнее, я поняла, что это именно то, что нам нужно. Обрадованная, я поспешила поделиться радостью с коллегами. Не тут-то было! То есть меня похвалили, но все стояли на своем: начальство не позволит. Положив на всякий случай в карман заявление об уходе, я пошла к директору. Та меня очень внимательно выслушала и сказала: «Пусть коллеги решают. Если все скажут, что нам нужно перейти на новый учебник – так тому и быть».Что тут началось! Все объединились в едином порыве против меня. Разобиделись, что я все-таки сходила к начальству, и единодушно проголосовали против введения нового учебника. Увидев, что я больше не донимаю их никакими нововведениями, коллеги успокоились, снова стали раскланиваться со мной. К слову сказать, и авторы учебников словно услышали мои претензии и на будущий год нашпиговали переизданные книжки всякими «пиццами» и «лэптопами». Но другую проблему авторы все же не учли, а я увидела ее, только когда добралась до средней школы. Там детям вместо живой бытовой лексики предлагались то тексты по экологии с подробным описанием парникового эффекта (на английском!), то трактаты по истории Британии и Америки. С Британией я как-то выкрутилась, умудрившись наряду с историей британских монархов повторить с детьми и историю русских царей. А вот с Америкой неувязочка вышла. Когда мы добрели до 26 поправок к американской Конституции, я сказала: «Баста!» Они и о родной-то Конституции ничего не знают, а тут целых 26 поправок учить. Уж лучше отрабатывать тему на местном материале. А тут возьми и случись вся эта история с Крымом, которая как нельзя кстати подходила к изучаемому нами материалу. «А что, если мы проведем с вами диспут о присоединении Крыма?» – предложила я детям. Они, на удивление, моментально воодушевились. Посмотрели англоязычные сайты, нашли фотографии, смонтировали материал. И вдруг, когда уже практически все было готово, я услышала: «Это правда, что ты хочешь с детьми обсуждать Крым?» – мои коллеги прознали про мои новаторские планы. «Да, хочу», – отвечаю я, предчувствуя недоброе. И слышу в ответ на редкость единодушное: «Чур-чур-чур! А если родители будут против? А если их позиция не совпадет с твоей? А если они напишут в департамент?» «Ну и что, – отвечаю я. – Я же не учу детей чему-то противозаконному, я учу лишь формулировать и доказывать свою точку зрения». Но меня уже никто не слышит, они уже заранее шепчут свои «чур-чур-чур!». Еще несколько дней я пытаюсь спорить, дело доходит до завуча. Но к завучу я так и не попала, потому что мои нервы не выдержали – пришлось прямо в школу вызывать «скорую». Когда меня в учительской откачивала «скорая», а заботливые коллеги делились своими лекарствами, именно там, в учительской, ко мне пришло это слово и прямо застучало в висках – мракобесие. Именно так называли в ХIХ веке боязнь чего-то нового, враждебность прогрессу. Сегодня это слово совсем ушло из нашего обихода, потому что, кажется, кто же сегодня против прогресса, ан нет, оно еще как живо, по крайней мере в школьных стенах.За те несколько лет, пока я проработала в школе, здесь многое изменилось: покрасили потрескавшиеся стены, повесили аккуратные современные стенды, завезли компьютеры и интерактивные доски, но до тех пор, пока здесь процветает вирус мракобесия, мне кажется, в школе не изменится ничего. Перефразируя профессора Преображенского, можно сказать, что перемены начинаются не в клозетах, а в головах. У нас очень много талантливых педагогов, но в борьбе с коварным вирусом они оказываются бессильны. Не хочу сейчас делать рекламу никакому издательству. Но я преклоняюсь перед многими нашими методистами, которые на свой страх и риск что-то придумывают, публикуют, получая за свой титанический труд сущие гроши, и только потому, что мы, учителя, для кого они работают, их трудом не интересуемся и их работы не приобретаем. Вместо этого мы штампуем какие-то свои тесты-самоделки и называем это методическими разработками и публикациями. Мы работаем годами по изученным до дыр учебникам, вместо того чтобы учиться работать по новым пособиям. Да-да, именно учиться. Проблема учителя именно в том, что мы разучились учиться, что нам неинтересно то, что происходит вокруг, и даже не где-то там, на Крымском полуострове, а просто в своей профессии. Большинство учителей, всю жизнь преподающих английский язык, ни разу не были в Англии, не потому что нет денег, просто нет интереса. Мы постоянно ждем, что кто-то придет и даст нам какую-то команду, и тогда мы начнем работать по-настоящему, а пока этого нет, надо жить, как бы чего не вышло, и радоваться тому, что имеешь. Самое страшное, что исподволь мы передаем этот импульс мракобесия детям, которые проходят через школьные мельничные жернова. А потом удивляемся, почему у нас нет гражданского общества, почему все на редкость пассивны и равнодушны. Я бы сразу дала Нобелевскую премию тому, кто изобрел бы прививку от мракобесия. И вводила бы ее педагогам раз в год, во время профосмотра. Может быть, тогда и не нужны были бы никакие школьные реформы, потому что каждый перестал бы ждать отмашки, а вспомнил бы, что учитель – профессия творческая, а то ведь такой отмашки тебе может никто и не дать…Оксана ВЛАДИМИРОВА, учитель английского языка, Москва
Комментарии