На чтение: ≈ 24 мин.21 января 2021 года исполнилось бы 85 лет выдающемуся практику воспитания, одному из теоретиков коммунарского движения, вдохновителю и разработчику педагогики поддержки Олегу Семеновичу Газману. Об одной из самых сильных идей коммунарской методики, преобразившей в 60‑е годы прошлого столетия школьное воспитание и ставшей причиной изгнания Олега Газмана из руководителей Всероссийского лагеря ЦК комсомола «Орленок», мы беседуем с его близким другом, вожатым-коммунаром, профессором медицины Андреем ЛЕКМАНОВЫМ.
– Андрей Устинович, номенклатурные работники ЦК ВЛКСМ, прибывшие в январе 1966 года в «Орленок», отразили свои впечатления в официальной справке. В ней уделяется внимание и огонькам: «В лагере утвердилась система форм, методов и приемов работы, направленных не на воспитание делом, а на бесконечную болтовню ребят. Они только и делают, что спорят, анализируют себя и свои поступки, прожитый день».
– «Бесконечно анализируют»? Ужин в 19.00, отбой – в 23.00. А в 22.00 нужно уже идти в корпус укладываться спать, успев почистить зубы. Вот что такое лагерь – это заведомо организованная жизнь. А огонек (в прямом и педагогическом смысле) еще надо зажечь, дать ему разгореться, настроить на него ребят. Само собой, на нас состряпали поклеп. Заученное пустословие, праздная трескотня царили как раз в школах периода брежневского застоя, на государственных сценах. А наш огонек представлял собой культурное достояние коммуны. Этот специально придуманный разговор на волне доброжелательного и в то же время критического отношения друг к другу обычно отличался тщательно продуманным сценарием.
– И тем не менее все это, видите ли, «слова, слова». У человека непосвященного справка ЦК комсомола может вызвать аналогию с кухонными пересудами пионеров у костра.
– А что плохого в «кухонных разговорах», собственно? Может, лишь то, что этимологически они произошли от коммунальных кухонь, «коммуналок». Где собираются хозяйки и начинается: «А та плиту после себя не помыла… А к этим вчера этот несколько раз приходил…» Склоки, кривотолки. Предлагаю, если уж на то пошло, развести два понятия – «кухонные разговоры» и «разговоры на кухне».
Вспомни у Мандельштама: «Гудит и пляшет розовый // Сухой огонь березовый // На кухне! На кухне!» Или у него же: «Мы с тобой на кухне посидим, // Сладко пахнет белый керосин». Действие одной из лучших советских новогодних кинокомедий происходит в основном на кухне. Там сплошные, между прочим, кухонные разговоры.
– Но при чем тут педагогика?
– Когда у советских граждан появились отдельные квартиры, кухня стала центром общения семьи. В 1970-е годы литераторы собирались на кухне у Надежды Мандельштам в ее однокомнатной квартире на окраине Москвы. Место паломничества свободно мыслящих людей в те довольно угрюмые времена. Но в то же время это был и салон, и нечто вроде кружка, объединения по интересам.
В этом смысле есть некая параллель с орлятским огоньком, который представляет собой уже другую культуру. Причем она, я бы сказал, уже повыше рангом будет. Потому что на огоньке в силу вступает педагогическая логика, встроенная во всю систему коммунарства.
Мы много лет спорили, что главное в коммунарской методике. Сначала говорили, что главное – сменность актива. Да, это важно. Но если каждые три дня переизбирать детских начальников (имею в виду пионеров), не размышляя о результатах их работы, ничего не изменится. Потом стали говорить, что главное в коммунарстве – это советы дела, в рамках которых все вместе придумывают, обсуждают, воплощают общий замысел. И лишь с годами поняли, додумались: главное в коммунарской методике – это все-таки огонек.
В своей тонкой брошюрочке о коммунарах Симон Соловейчик написал, что любого из нас воспитывает не специальный человек (воспитатель) и не мероприятия, с которыми он приходит к детям, а образ жизни. Поэтому то, что ЦК в своей справке предъявляет как претензию «Орленку», есть на самом деле наивысший ему комплимент. Когда дети уютно, под треск огня, сидя вокруг него, глаза в глаза общаются, спорят друг с другом, не стесняясь ни взрослых, ни сверстников… Что вообще может быть прекраснее? И кто это сегодня может повторить без вечной нашей принудиловки и показухи? («Подгони, Боря, пять старшеклассников в рекреацию на огонек…») Свобода поступка, входа-выхода витала в коммунарском воздухе, была естественна, как вдох и выдох.
У нас было много секретов создания особой атмосферы огонька. Самое важное правило – жесткий запрет на унижение человеческого достоинства. Коллектив – это страшная сила, и она не может быть обрушена на личность. Знаешь, когда семеро нападают на одного? Отсюда неукоснительное правило: нельзя судить о человеке только по его поступку. Это важно, чтобы ребята не закрылись, не стали друг для друга объектами анализа. Тем более сейчас. Диагностик и срезов в сегодняшней школьной жизни и так достаточно.
Были огоньки поэзии, на которых звучали стихи. Другие были посвящены людям с горящими сердцами. Проще говоря – ярким, интересным личностям. Или, допустим, дружбе. Это сейчас звучит высокопарно и как-то подозрительно, а тогда ведь даже и с большими детьми о дружбе, оказывается, вообще никто не размышлял.
Родители не имели обыкновения обсуждать в семье столь тонкие материи. Таким образом, огонек как одна из ключевых опор коммунарской системы воспитания позволял свести все формальные, часто не затрагиваемые или даже иногда запретные темы к нормальному человеческому разговору, напоминающему разговор близких друзей или семейный. И это и есть образ жизни, ее правда.
Закономерный итог: уезжая из лагеря, больше всего дети потом вспоминали в своих школах дух творчества, атмосферу «Орленка», а затем и «Маяка» (пионерского лагеря Академии педагогических наук СССР под руководством О.С.Газмана. – Ред.). А она, атмосфера коммунарского единения, прежде всего ассоциировалась с огоньком. Человек не помнит конкретики, но помнит интонацию вожатого. Песню, которая вела разговор. Любимые отрядные речовки-экспромты, понятные только этому тесному кругу друзей. Скороговорки, шуточки, собственную раскованность от чувства уверенности в своем товарище, сидящем рядом.
– А вот иллюстрация к сказанному из нулевых годов. Сентябрь 2002 года. Супруга крупнейшего политического деятеля современной России проводила отпуск в Сочи. И вдруг самостоятельно отправилась в «Орленок», расположенный в ста километрах. Ее там встретили, была стихийная пресс-конференция, где эта замечательная женщина неожиданно призналась в ответ на вопрос юнкора, что в конце 1960-х годов она и сама здесь отдыхала в одной из дружин. Вот отрывок из стенограммы: «-Что вам запомнилось больше всего? – Самое главное – это минуты у костра, наверное, когда мы что-то увлеченно обсуждали всем отрядом и могли сказать друг другу много важного. Это, пожалуй, поразило более всего…»
– Ну, конечно. И у всех «орлят»/«маяковцев» так было. И у нас, московских подростков, еще в «Алом парусе» (клубе старшеклассников при «Комсомольской правде». – Ред.), огоньки ценились превыше всего. Помню, как, сидя в редакции орлятским кружком, мы рассуждали о том, что каждый из нас сделал, если бы узнал, что ему осталось жить не больше года. Начинался обычно такой огонек с того, что взрослый к этому коммунаров очень деликатно подводил. Он говорил, например, что где-то прочел: оказывается, есть такой яд, который человек если примет, то через год умрет. И продолжал: «Вот я и подумал: дали мне этот яд, и вот я знаю, что через год умру. И что я буду делать в ближайшие двенадцать месяцев?» Или другой огонек на родственную тему – «В чем смысл жизни?».
При этом в «Орленке» ребята по простоте сердечной часто думали, что тема огонька прямо на их глазах, как вспышка, родилась. А мы готовились к этой случайности ночами, понимаешь? Французы говорят: «Высочайшее искусство состоит в том, чтобы скрывать его». Мы его скрывали глубоко и тщательно. Вот и в ЦК комсомола к этой утонченной технике откровенного обмена обществом друг друга (что и означает в переводе термин «общение») относились несерьезно: говорильня, дескать, треп все это… А мы жизни клали на этот алтарь.
– В 1974 году в выездном коммунарском лагере близ совхоза «Ждановичи» под Минском (его организовала гениальный ленинградский педагог Фаина Шапиро, единомышленник и друг Олега Газмана) мы вместе со старшеклассниками из Ленинграда вставали чуть свет, ехали на грузовике с открытым верхом на прополку капусты, пели песни Окуджавы и Никитина. Наши самодельные неформальные галстуки вызывающе бурого (а не алого, как полагалось) цвета развевались на ветру. Вот образ жизни, романтика преодоления себя и счастье. А огонек здесь при чем? Он у нас тоже был, но разве это главное?
– Ты не понимаешь. Работа – она и есть работа, она в лес не убежит, с ней все понятно. Справились, помогли колхозникам убрать урожай – молодцы. А вот что касается души, ее устройства, только огонек способен это взять под свой присмотр. Дух возвысить, правильный тон и смысл придать той же работе. Есть, и всегда были, задушевные компании, которые и в походы вместе ходят, и песни поют, и все у них замечательно. А вот такого разговора каждый вечер, специально придуманного, у них не заведено. Это тяжелая работа, я тебе скажу. Целенаправленное осознанное проектирование образа жизни.
– Летчик-космонавт, Герой Советского Союза, вожатый «Орленка» Александр Серебров рассказывал – и потом это вошло в книгу об «Орленке» Олега Газмана «Неклассическое воспитание», которую мы с Александром Тубельским собирали после смерти Олега Семеновича, – что в космосе он тоже установил сменность командиров. По орлятской модели. День поруководил – уступай место другому. Сегодня ты дежурный командир, завтра – простой рядовой. Цитирую: «Это и позволяет не чувствовать трудных минут. И не зазнаваться в минуты успеха. Меняет тон общения друг с другом. Не приказ, а разговор, совет. Почти как у костра…» Причем именно этот орлятский устав трижды спасал ему жизнь на орбите.
– Заметь, что Саша Серебров приехал в лагерь вожатым. А для детей в «Орленке» было правило несколько другое: дежурный командир (ДК) менялся каждые три дня, а постоянный – раз в семь дней. И у детей на тех же огоньках возникал нормальный вопрос: «А почему в нашем школьном пионерском отряде командир на своей должности сидит сто лет? Надо сделать, как в «Орленке»…» Но, чтобы дорасти до такого вопроса, нужен уже зрелый ум.
– По какой-то своей личной логике Серебров (коллеги вспоминают о нем как о гениальном бортинженере) назвал правило сменности командиров take it easy (то есть: «Не принимайте близко к сердцу»). Почему, как вы думаете?
– Take it easy в коммунарском контексте означает: «Не парьтесь вы на тему «Кто сегодня отрядом командует?».
– Вы хотите сказать, что вопрос о власти («Кто здесь главный?») решался в космосе изо дня в день?
– У них там закрытое пространство, полгода летают втроем в полной герметике. Представь на секундочку такое. Работа, сон, обед – и все втроем. Однажды я его спросил: «А экипаж у вас подбирают достаточно вдумчиво? Учитывают психологическую совместимость личного состава?» Он только рукой махнул: «Да ты что! Никто никогда на это не обращает внимания». Правда, говорит, ему на людей везло. Потому что сам был очень хорошим другом, в космосе и на Земле.
– «Они только и делают, что спорят, анализируют все подряд», – негодовали чиновники, уничтожавшие коммунарство. А что, собственно, их так распалило?
– Эта фраза намекает на идеологические рамки, которые были установлены советским пионерам. А зачем, дескать, спорить, когда есть устав пионерской организации, устав комсомола, линия партии? С кем и о чем тут спорить? Делай, как за тебя решили, и помалкивай.
P.S.По мнению космических юристов из Самарского аэрокосмического университета, рожденная в «Орленке» система «Дежурный командир» будет со временем востребована на межпланетных рейсах. В этом случае психологическое бремя руководства полетом, разделенное на число членов экипажа, будет переноситься легче.
Мнение
Никто и никогда…
Вспоминаю, как в городе Надым Ямало-Ненецкого АО в 90‑е годы команда преподавателей – лидеров групп во время семинаров в рамках Всероссийского эксперимента «Классный воспитатель (освобожденный классный руководитель)», – ежедневно собираясь на вечернюю рефлексию, огонек, анализировала все проблемы слушателей. Выбор огонька был не случаен. Олег Семенович видел в нем проявление огня как символа особой энергии очищения от отрицательных эмоций, объединения, диалога.
Он умел построить разговор таким образом, что собеседники, передавая друг другу карандаш как микрофон, не вспоминали все плохое за прошедший день, а старались обозначить трудности и пути их преодоления. Дополняя и обогащая идеи коллег. Меня удивляло, как незаметно он способствовал развитию сотрудничества и взаимопомощи в группе экспериментаторов.
Поэтому рекомендовал и для слушателей с эмоциональными срывами, сосредоточенных на своих проблемах, в процессе интерактивного обучения подбирать преподавателя-психотерапевта, чтобы тот помогал участнику курсов выйти из внутреннего кризиса. А форма все та же – огонек. Доверительный разговор о том, что волнует, как «сделать» следующий день, любить людей, стать им полезнее.
По вечерам для слушателей организовывались вечера отдыха. Тоже своего рода огоньки, где они пели, танцевали, участвовали в конкурсах. Создание комфортной атмосферы защищенности, взаимопомощи было важнейшим элементом обучения. Это была школа осознания каждым ребенком и преподавателем своей сопричастности развитию общей идеи, принятой всеми огоньковцами.
Когда мы возвращались с ним домой после работы, Олег Семенович рассказывал мне удивительные истории из жизни двух лагерей – «Орленка» и «Маяка», где важнейшим был Закон человека: «Никто не имеет права ни словом, ни действием оскорбить или унизить другого… Поэтому у нас нет обидных прозвищ. Мы уважительно обращаемся и со своими товарищами, и со взрослыми». В этом законе отражено свойственное самому Олегу Семеновичу, которого я считаю своим Учителем, отношение к людям.
Александр ИВАНОВ, профессор Московского городского педагогического университета
Глаза в глаза
У многих моих знакомых глаза на лоб лезут, когда на вопрос: «Кто звонит? От кого звонок? От кого письмо?» я отвечаю: «А-а-а, это от моего пионера (комсомольца) из «Орленка»!»
Благословенные шестидесятые. Если спросить любого из «орлят» о том, что больше всего запомнилось из жизни в лагере, он назовет общие праздники, трудовые десанты, лагерные сборы, дни именинника. Но не будет ни одного, кто бы не вспомнил отрядные огоньки. Не в пионерской комнате, не в зале, не на скамейках, а на природе, под звездным небом, кружком, друг напротив друга, чтобы глаза в глаза… Здесь ты садишься плечом к плечу с тем, с кем хочешь, и тебе тепло не только от костра. Огоньковое пространство становится твоим. Оно располагает к негромкому дружескому общению, откровению, искренности.
Организации огоньков, методике их проведения учил Олег Семенович на традиционных семинарах вожатых перед летней сменой. Хотя это уж чересчур формально сказано. Потому что, по существу, Олег обладал даром владения словом. Не ошибусь, если скажу именно о том слове, которое «может спасти, может полки за собой повести». Ненавязчиво, с юмором, шутками-прибаутками, без поучений, очень осторожно он вводил слушателей в глубину педагогических изысканий, которые уже вырисовывались в его голове, но еще не обрели достаточной ясности для конкретных теоретических выводов о сотрудничестве, сотворчестве, созидании в процессе жизни взрослых и детей.
На огоньках без пафоса и надрыва, тихо, вполголоса ребята разговаривали о времени и о себе. Тематические огоньки расширяли кругозор не только интеллектуальный, информационный, но и ценностный. Дети открывали для себя, что духовная культура – это ценность; школа, знания – это ценность; наша Земля, планета, – это ценность. При всем при этом самая большая ценность на этой Земле – человек. «Живи для улыбки товарища», во благо окружающих тебя людей.
Вот этого Олегу не могли простить. Именно эти нравственные устои, которые впитывались исподволь, ибо пронизывали весь порядок жизни в «Орленке».
Через дискуссионные проблемы на огоньках наши питомцы уже по-другому видели реалии жизни за границами «Орленка». Подчас участники дискуссий, сами того не подозревая, выбирали вектор собственного пути. Критические замечания в адрес отдельных «орлят», высказанные во время откровенных разговоров, хотя и болезненно переживались на первых порах, все же помогли избежать неприятностей в последующей жизни.
По-разному можно
жизнь прожить.
В горе можно и в радости.
Вовремя есть.
Вовремя пить.
Вовремя делать гадости.
А можно и так:
на рассвете встать
и, помышляя о чуде,
рукой обожженной солнце достать
и протянуть его людям.
Олег Газман – именно тот, кто нес людям благо, позитив, не назиданием, а поступком. На этом пути его не раз обжигало, сбивало, ранило. Он был раним, уязвим, но непреклонен. Он поднимался, преодолевал, боролся. Он знал, чего хочет по жизни.
Олег оставил нам «Орленок» 1960-х годов с его вожатыми, зажигающими ребячьи сердца, и с теми незабываемыми огоньками, которые светят нам из тех лет и согревают всю жизнь. Спасибо ему за это.
Галина СОЛОВЬЁВА (СТАРОБИНСКАЯ), историк, заслуженный учитель РФ, вожатая «Орленка» в 1965 г.
Выбор читателей
Комментарии