Письма

Старая русская классика в Стране “новых русских”

Письмо четвертое*

абы не упрекнули меня в ретроградстве, консерватизме, идеализации прошлого, прокоммунистической пропаганде, скажу ясно и определенно:

Да, советский социализм проиграл экономическое соревнование с капиталистическим миром.

Да, большинство жителей развитых капиталистических стран живут гораздо лучше большинства граждан нашей страны. И думать об этом горько и стыдно.

Да, лучше быть здоровым и богатым, чем больным и бедным. И, естественно, ничего зазорного в самом по себе богатстве нет. Вряд ли нужно говорить о том, как много сделали в России богатые для страны и ее культуры. Не думаю, что бедный Толстой написал бы “Войну и мир”, хотя сомневаюсь и в том, что богатый Достоевский смог бы написать “Преступление и наказание”.

Да, частная инициатива, стремление к прибыли могут стать тем экономическим рычагом, который способен поднять жизненный уровень всего общества. Могли бы стать, но не стали.

Не буду подробно писать о том, о чем знает и говорит вся страна: о том, КАК получают прибыль при нашем диком капитализме сплошь и рядом. Роскошные особняки, построенные военачальниками безденежных офицеров и голодающих солдат. Фантастическая разница между заплаченными в стране ценами на товары (нефть, газ, металл, лес) и их экспортной ценой. Всякого рода квоты, таможенные и налоговые льготы, которые в минуту превращают людей в миллиардеров. Прикарманенные деньги, отпущенные на гуманитарную помощь. Прокручивание средств, выделенных на зарплату. Все эти “МММ”, “Селенги”, “Властелины” и другие пирамиды, жертвами которых стали сотни тысяч (или миллионы?) людей. Криминальная торговля оружием, в том числе и такими новинками, которых нет на вооружении армии. Дешевые кредиты, которые тут же передаются по ставкам на порядок выше. Чудеса приватизации. Бешеные барыши коррумпированных чиновников. Кто обо всем этом не знает? И кто не знает, как тяжело предпринимателям, которые пытаются что-то делать не криминальным путем.

Не буду подробно писать и о том, чем платят страна и народ за такого рода обогащение. Учителя и шахтеры, которые месяцами не получают заработанное. Больные, от которых в больнице требуют лекарства, марлю, резиновые перчатки для операции, шприцы, спирт, системы для переливания крови. 80 процентов импорта среди потребительских товаров, и только двадцать – отечественных. Бегущие из науки ученые. Нищие библиотеки. Выбитые из жизни и никому не нужные беженцы. Стремительное и опасное расслоение общества (по международным критериям предельно допустимое соотношение доходов 10% самых богатых и 10% самых бедных групп населения 10:1, у нас оно уже 14:1). А главное – погибшие, изуродованные на войне.

Но это все предмет для политического, экономического анализа. Нас, учителей, естественно, а учителей литературы и прежде всего, волнуют вопросы духовно-нравственные: идеалы и ценности, ориентиры и устремления.

Социологическое исследование, проведенное под руководством Татьяны Кутковец и Игоря Клямкина, показало, что здесь происходят коренные эпохальные изменения. “Вспомните старую поговорку “Бедность – не порок”, которая выражает еще одну особенность традиционного российского сознания. Сегодня абсолютное большинство населения полагает, что бедность все-таки порок. По мнению двух третей опрошенных, именно она унижает людей больше всего. На другие обстоятельства, способные подорвать престиж России, реакция несравненно спокойнее”.

Да и вообще, “на наших глазах происходит, быть может, эпохальный сдвиг в сознании: в тяжелую годину люди, как и прежде, готовы слиться со своей страной, но в мирное время на первый план в их жизни выходят личные интересы, индивидуальная способность и благополучие”.

На мой взгляд, в принципе эти изменения благие. Но на пути к благополучию, достатку и счастью ныне возникают новые проблемы, тяжелые и горькие. И это не только наши проблемы. Мир их уже хорошо знает.

Весной прошлого года в Словакии встретились папа римский Иоанн Павел II и Александр Солженицын. И вот что сказал глава римско-католической церкви русскому писателю: “Мы пережили два тоталитаризма, нацистский и коммунистический, но сейчас нам грозит третий тоталитаризм – неистощимая жажда наживы, капитал ради капитала, бессердечный и жестокий”.

Не нужно, конечно, думать, что европейцы и американцы думают только об одной прибыли и что для всех них не существует иных ценностей. Достаточно посмотреть те фильмы, которые в последние годы имели оглушительный успех в США: “Человек дождя” с его сумасшедшими кассовыми сборами и “Форест Гамп”, получивший чуть ли не все “Оскары”. Они ведь не о богатстве, а о милосердии, сострадании к униженным, обойденным судьбой, увечным.

Прав был Григорий Померанц, когда горестно заметил, что мы стремимся войти в цивилизацию, которая стоит перед выходом из самой себя.

Еще до того, как официально был провозглашен у нас путь к рынку как магистральный путь развития нашей экономики и нашего общества, один из самых глубоких наших социологов Владимир Шубкин писал: “Жадность. Эгоизм. Рвачество. Безжалостность. Обособление. Все эти вещи (увы!) сопутствуют развитию рынка. И мы, развивая рыночные отношения в такой духовно искореженной стране, как наша, забывать об этом не имеем права. Каждый шаг, связанный с экономической реформой, должен подкрепляться системой мер по социальной защите обездоленных и духовному возрождению народа. Ибо рынок сам по себе, хотя он эффективен и необходим, слеп и жесток”. Как в воду глядел.

Так вот, назначение школы, искусства и религии, на мой взгляд, и состоит сегодня во многом в том, чтобы смягчать те жестокие удары, которые современность обрушивает на душу человека, детей, подростков и юность прежде всего. А может быть, даже и противостоять им. Ведь воздух, которым мы дышим, не может не сказаться на миропонимании, мыслях, чувствах наших детей и учеников. И сказывается он очень по-разному.

Перед самыми президентскими выборами ко мне после спектакля в Большом театре зашел мой школьный друг со своим пятнадцатилетним внуком. Выйдя из театра, они попали на митинг под красными флагами около памятника Марксу. И вот что мне сказал этот пятнадцатилетний мальчик: “Политические взгляды политическими взглядами. А старость есть старость. И если в старости человеку плохо, то это очень горько”.

Но приходится читать, слышать и другое.

Вот выписки из сочинений девятиклассников о Чичикове: “Павел Иванович Чичиков нравится мне своим умом и хитростью. Хотя многие говорят, что Чичиков подлец и гад, он мне все равно нравится. Если бы Павел Иванович жил в наше время, то он был бы хорошим деятелем”. “Он обладает быстрым умом и сообразительностью, всегда может подкрасться к людям, как змея, и укусить их за самое уязвимое место. И, по-моему, идея с мертвыми душами была просто гениальна. Ее бы подхватил сейчас любой человек, занимающийся бизнесом, да и другие тоже”. “На мой взгляд, Чичикова нельзя называть подлецом, просто он умеет жить, извлекать пользу из людей, из своей работы, какую мог, а потом бросал их, как ненужный предмет. Конечно, у него отсутствует совесть, но с ней многого не добьешься”.

А вот несколько выписок из сочинений десятиклассников: “Включаю телевизор, смотрю и мечтаю, как едешь в “мерседесе” в костюме от Лемонти в Лондон”. “Надо приспосабливаться к той обстановке, в которой ты живешь. Если человек счастлив, не надо омрачать его счастье. Да, кругом много нищих, обездоленных людей. Но почему они такие? Потому что слабые”. “Если человек зарабатывает достаток своим трудом, выкарабкался, значит, так надо, значит, он сильный (морально, а может быть, физически) человек. Если другой человек беден, значит, это его судьба”.

Конечно, не все так пишут, да и не все так думают. Но здесь важна не констатация, а направленность движения, тенденция, вектор развития. А они уже ясно различимы.

И тут неоценимы уроки русской классики.

Вспомним “Деревню” Пушкина. Это стихотворение в школе до сих пор часто рассматривают лишь как выражение антикрепостнических настроений молодого поэта. А между тем это исповедь человека, у которого, казалось бы, все есть для счастья и который не может тем не менее быть счастливым, потому что “мысль ужасная здесь душу омрачает”, ужасная мысль о страданиях не собственных – других людей, а потому и собственных.

От пушкинской “Деревни” идет путь через всю русскую литературу к толстовской Ясной Поляне. Там тоже “приют спокойствия, трудов и вдохновенья”, “мирный шум дубров”, “луг, уставленный душистыми скирдами”, “оракулы веков”, которые рождают дар к трудам, “творческие думы”, что “в душевной зреют глубине”. И тоже – невозможность успокоения и счастья: “Вчера шел в Бабурино и невольно (скорее избегал, чем искал) встретил 80-летнего Акима пашущим, Яримечеву бабу, у которой во дворе нет шубы и один кафтан, потом Марью, у которой муж замерз и некому рожь свозить и морит ребенка, и Трофим, и Халявка, и муж, и жена умирали, и дети их. А мы Бетховена разбираем”. “Вчера проехал мимо бьющих камень, точно сквозь строй прогнали”.

“Люблю сей темный сад с его прохладой и цветами”. От сада этого тоже через столетия придем к блоковскому “Соловьиному саду”, соловьиная песнь в котором не могла заглушить рокотание моря, голос жизни, требование долга.

Естественно, что в наше время, время резкого снижения нравственных требований, этического и юридического беспредела, нравственный максимализм русской литературы, ее ожоговая реакция на чужую боль, стремление туда, “где униженье, где грязь, и мрак, и нищета” (Блок), воспринимаются нередко как нечто несовременное и чужеродное.

Мне уже приходилось рассказывать о том, как много лет назад ученики девятого класса подарили мне на день рождения (а это задолго до того, как мы изучаем Чехова) небольшой молоток, на ручке которого чеховские слова: “Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные”. (Не знаю, получил ли бы я такой подарок сегодня. Во всяком случае, когда я рассказываю теперь в десятом классе о сахалинской главе жизни Чехова, многие ученики слушают меня недоверчиво и непонимающе).

Я был тогда тронут осознанием смысла моей работы. Но давайте теперь продолжим цитату: “…что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда-болезнь, бедность, потеря, и никто не увидит и не услышит его, как теперь он не видит и не слышит других”.

Посмотрите: здесь нет апелляции к высшим материям, будь то христианские идеалы, гуманистические устремления или голос совести. Здесь другое: это нужно тебе же самому, для тебя самого, это в твоих интересах. Чехов взывает к благоразумию. Так что если нам все же не удастся достучаться до сердца и совести, будем хотя бы взывать к благоразумию.

Лев АЙЗЕРМАН, учитель литературы 303-й московской школы

Обратная связь

Нужны ли учителю “сифонофоры”?

роблемы изучения научной терминологии созвучны нашим работам по использованию лингвоисторических знаний в преподавании физики и общетехнических дисциплин. Считаем своим долгом обратить внимание на оригинальную и своевременную статью В.МЕЛЕШКО “Что такое “сифонофоры”?” (См. “УГ” за 3 декабря 1996 г.), а также высказать соображения, усиливающие, на наш взгляд, ее актуальность.

Работа с терминами должна начинаться уже в школе с первых дней изучения физики. Освоение языка физической науки, в том числе ее терминологии, является трудной задачей. Физика, техника непрерывно развиваются, появляются новые и новые термины. Пренебрежение точным значением научных терминов, их двусмысленность затрудняют изучение и понимание физики.

Главная цель изучения терминологии – способствовать формированию правильных научных понятий, опираясь на термин не только как на название физического понятия, но и как на лексический элемент, отражающий его сущность, определенные стороны, признаки.

Надо отметить, что краткие комментарии к некоторым терминам даются в школьных учебниках физики. Зачастую этих сведений не хватает, и учителя сами занимаются этимологией физических терминов (см., например, статью “От хаоса до газа” в “УГ” за 9 июля 1996 г.). Однако анализ терминов может дать гораздо больше.

Пример 1. Температура – лат. temperatura – правильное соотношение, нормальное состояние. В самом термине содержится указание на то, что определяемая величина характеризует физические тела в “нормальном” состоянии – состоянии теплового равновесия.

Пример 2. Изо – гр. isos – равный, одинаковый, подобный. Зная это, учащиеся быстро усваивают названия изопроцессов при изучении газовых законов. Но, изучая электропроводность, необходимо пояснить термин “изолятор” – фр. isolateur – вещество, плохо проводящее электрический ток. Иначе ученики будут спрашивать, что такое “лятор”.

Пример 3. Лупа – фр. loupe – собирающая линза. Но в латинском языке lupa – круглая опухоль под кожей, действительно напоминающая увеличительное стекло. Это образное сравнение запоминается сразу.

Пример 4. Анализ аббревиатур с пояснением каждого слова дает разнообразную информацию. Термин “лазер” – англ. light amplisication by stimulated emission of radiation – точно передает физическое содержание процесса. Термин “токамак” – тороидальная камера с магнитными катушками – конструкцию установки. Термин “паста ГОИ” – место создания абразивного материала – Государственный оптический институт.

Приведенных примеров достаточно, чтобы увидеть множество путей активизации урока и внеклассных мероприятий, открывающихся при изучении терминологии. Но как правильно раскрыть содержание термина, его этимологию, как глубоко “копать”? Хорошим примером ответа на этот вопрос является книга А.Азимова “Язык науки”. – М.: Мир, 1985. Однако материал отобран автором на свой вкус. Поэтому организация подготовки учителя по вопросам терминологии, вооружение его полноценной информацией о терминах, используемых в средней школе, и методикой работы с ними является первоочередной задачей. Для ее решения необходимо разработать программы курсов по изучению основ терминологии на физико-математических факультетах педвузов (18… 24 лекционных часа); создать словарь физико-технических терминов для средней школы (около 400 терминов).

В.БЛАГОДАРНЫЙ, доцент кафедры физики Борисоглебского пединститута;

О.САФОНОВА, студентка 5-го курса

Сильные духом сродни друг другу.

Фридрих ШИЛЛЕР