Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Тринадцатилетним подростком я первый раз попал в больницу. У меня впервые брали кровь из вены. Я смотрел на пробирку, заполняющуюся густой темной жидкостью, и вдруг почувствовал, что теряю сознание. Позже мне не раз приходилось сдавать кровь. И я всегда отводил глаза от иглы и от пробирки. Помню еще один случай в отрочестве.

Я колол щепки для растопки, что-то отвлекло меня, и маленький топорик рассек мне полпальца. Кровь хлестала, как из прорванной трубы. Я зажал палец другой рукой и помчался в дом. Бабушка промыла рану, залила своими настойками и, перемотав льняной белой тряпкой, сказала: «До свадьбы заживет». Мой сын рос непоседой. Настоящая юла. Ни минуты не мог усидеть на месте. А за руку гулять просто не выносил. Однажды, когда они с бабушкой возвращались из детского сада, решил заглянуть в дырку в заборе, чтобы увидеть, что же там прячется за оградой. С разгону вклеился лицом в забор и наткнулся на торчащую арматуру. Железный прут пробил щеку в сантиметре от глаза. То, выйдя гулять в скверик перед домом, свалился в яму, к которой мы запретили ему подходить ближе, чем на десять метров, и распорол себе лоб, налетев на торчащую палку. Когда мы его спросили потом, зачем так близко к яме подошел, он ответил – тогда ему было четыре года, – что забыл, сколько это – десять метров. После запорожского «боевого» крещения наступило киевское. Жена была в командировке, и я по дороге с работы забрал сына из детского садика. До ужина разрешил ему погулять во дворе с его другом – таким же непоседой Вовкой Косминым. Наш двор был настоящим раем для детей: качели, карусели, стенки, лесенки, пирамиды, избушки и замки, песочница. Над всем этим царством высилась сторожевая башня. Ее сделали из неброского хозяйственного строения, где наша дворничиха хранила нехитрый свой скарб: шланг для полива, ведра, метлы. Снаружи обшили эту будку деревянными балками, пристроили лестницу, а наверху сделали смотровую площадку, огражденную невысокими балясинами. Выглянул с балкона – мои пацаны катаются на качелях. Вверх-вниз, вверх-вниз. С озорными криками. С палками-шашками скачут на врагов. Еще через пару минут выглянул и обомлел: мои пацанята стояли наверху «сторожевой башни», готовые сигануть вниз с двухметровой высоты. Крикнешь – спугнешь. Свалятся вниз – руки-ноги поломают. Первым спрыгнул Космин. Слава Богу, в песочницу попал. Отряхнулся и смотрит вверх на Вовку моего: мол, чего ждешь, прыгай. И тут мои нервы не выдержали, я закричал с балкона: «Володя! Сейчас же спускайся вниз! Не смей прыгать». Сын поднял голову вверх: «Сейчас слезу». Я помчался к лифту. Выскакиваю во двор. Рев на всю округу. Мой пацан подбородком грохнулся на деревянное ограждение песочницы. Как только все зубы не повылетали?! Вся майка в крови. «Я же просил тебя не прыгать!» – «Но Вова Космин прыгнул. Я же не трус?..» Я и забыл, что не переношу вида крови. Кое-как промыл рану, вижу – весь подбородок снизу рассечен. Я его на руки – и в травмпункт, благо он через дорогу. Там уже профессионально обработали, шов наложили. Заживало плохо. Намаялись мы с этим боевым ранением. Со временем следы «сражений» на лице сына рассосались, заросли, только маленькие пятнышки остались немыми свидетелями детских похождений. А вид своей собственной крови я все так же, как и в детстве, не переношу. Все так же отвожу глаза от пробирки и иглы, когда сдаю очередной анализ.

Недавно мой четырехмесячный внук тоже прошел свое первое боевое крещение. В выходные мы все были на даче. Жена готовила обед. Сына отправили в местный магазин. Я возился в цветнике, воюя с сорняками, появившимися между тюльпанами и нарциссами. Невестка играла с малышом. Положив его на спинку, показывала ему разноцветные пластмассовые колечки. Лишь на одну минутку вышла из комнаты за чем-то – Святослав за это мгновение успел перевернуться на животик, доползти до края кровати – слава Богу, что она невысокая, – и свалиться вниз, хорошо еще, что не прямо на пол, а на диванные подушки, которые лежали рядом с кроватью, но не удержался на них и все-таки стукнулся губой о пол, поранил десну. Крик. Слезы. Кровь. Переполох. Общими усилиями малыша успокоили. Кровь остановили. Ранка затянулась, зажила. И снова никаких негативных эмоций при виде крови у меня не возникло. С малышом большую часть времени мы проводим на улице. Он вертит головой во все стороны: то на шмеля посмотрит, то на зашумевшую внезапно от резкого порыва ветра ель, то на яркие пятна тюльпанов. Но больше всего ему нравится, когда его подбрасывают над землей. Обычно он очень серьезный, как-то очень по-взрослому смотрит вокруг, а тут начинает улыбаться, ручки раскидывает в стороны, словно птица крылья. Иногда, когда он спит, такая же улыбка проступает на его лице. Что-то снится ему из прожитого дня… А мне кажется, что я вдруг вернулся назад, на двадцать лет, и передо мной мой сын Володя, только чуточку другой…