Первые сто строк

Для родителей дети всегда остаются детьми, даже когда они вырастают, заводят свои семьи, седеют и у них появляются внуки. Мы стараемся держать их при себе как можно дольше, а они, как бы хорошо им с нами ни было, стараются уйти в свободное плавание. Все меньше остается домов, где под одной крышей живут дедушки и бабушки, отцы и матери, дочери и сыновья. Американцы даже установили, что один из пиков супружеских разводов приходится на то время, когда дети улетают из родного гнезда – в колледжи и университеты. Там принято снимать квартиру или жить в кампусе – студенческом городке, даже если университет находится в двух шагах от твоего дома. Дочка моих американских приятелей закончила университет и стала работать в банковской фирме. Вместе с подругой они сняли квартиру, а когда родители уехали работать на год в Россию, переселились в родительский дом и… ежемесячно переводили на счет родителей арендную плату. “Дико! – скажете вы, – мы так не можем, мы другие”. Зато можем отдавать чуть ли не всю зарплату нашим детям, оказавшимся в трудной ситуации, а такая ситуация может длиться годами, можем решать за них возникающие проблемы, помогать даже тогда, когда помощь не требуется. Потом удивляемся: почему они такие несамостоятельные? Моя коллега с грустью говорит мне, что сын решил снять квартиру, чтобы жить отдельно, и для нее это большой удар, они ведь были такими близкими. Я спрашиваю: “А платить кто будет?” – “Он”. Это уже хорошо. Потом она признается, что по натуре она консерватор, и сын понял, что она не сможет каждое утро мило здороваться с девочкой, которая выходила бы из его комнаты, но не была его женой…
Годы идут, а мы все так же спрашиваем своих детей: ну почему ты без шарфа и в легкой куртке, когда пойдешь к стоматологу с тревожащим иногда зубом, почему не купил то или это и когда ты перестанешь есть жирное. Мы не хотим отпускать своих детей от себя и держим их мелочами. Мы часто не понимаем, что они не уйдут от нас, если их с нами будет связывать не видимость заботы, не бытовые проблемы, не деньги, не квартира, а родство душ, которое выстраивается тогда, когда они еще маленькие и им в самом деле нужны забота и понимание. Именно там истоки будущих проблем между родителями и повзрослевшими детьми.
Я знаю интеллигентную женщину пятидесяти пяти лет, которая вырастила сына, похоронила мужа, а восьмидесятилетнюю маму боится, как школьница. Та устраивает ей выволочки, когда она после занятий в школе приходит на пятнадцать минут позже, чем должна была бы прийти по расчетам мамы. Когда ей нужно встретиться с подругой, она придумывает то зачет, то классный час, то поход в музей. А когда ей в конце концов надоедает вся эта опека, она впадает в почти настоящую истерику: “Мама, ты забываешь, что я взрослый человек!”, а в ответ: “Как ты не понимаешь, что я переживаю за тебя, боюсь, чтобы с тобой чего-нибудь не случилось: ты и под машину можешь попасть, и сердечный приступ у тебя может случиться…” Мать великого музыканта, почувствовав, как все меньше времени остается ей – гастроли, выступления, записи, жена, дети, приемы, антикварные магазины, покончила с собой, выпив перед сном склянку уксусной кислоты. Она безумно любила своего сына, и именно она сделала его тем, кем он стал. Мать известного журналиста живет в южном городе, в старом доме, скрытом от посторонних глаз виноградом и старыми магнолиями. Деньги, которые он ей привозит, тут же расходятся: то одна соседка попросит на лекарство, то другая на новые ботинки для внука, а третья на буханку хлеба, все обещают отдать через день-два, но не отдают никогда…
“… а тебя уже нет, ты уже не откроешь дверей. Люди, братья мои, берегите своих матерей…” Надо быть терпеливым, как бы трудно это ни было. Потому что нам не дано путешествовать во времени от начала и до конца, наблюдая и свое рождение, и свою смерть, возвращаясь туда, где мы были счастливы. Время – это мы сами…