Чем дальше уходит он нас школьное детство, тем осознаннее становится чувство благодарности нашим учителям. И хочется выразить его словами.
Особый след в наших душах оставила первая учительница Елена Игнатьевна Игнатова, которая обучала нас, учеников 202‑й средней школы, с 1952 по 1956 год.
В те послевоенные годы жили все в основном трудно. Страна вставала из руин, люди еще не забыли ужасы войны. Но была общая уверенность, что скоро станет лучше, все наладится, достаток придет в каждую семью.
Помнится, как в День Победы взрослые надевали свои воинские ордена, медали. Лица людей становились такими торжественными, величественными, светлыми, что не было сил у меня, тогда еще маленькой девочки, отвести от них взгляд. С некоторой робостью и детским интересом я вглядывалась в праздничные, сияющие улыбками лица. У многих мужчин были седые головы, и они мне казались почти стариками. Детское сознание не могло понять, что бывают и молодые с седыми волосами…
В эту пору наконец-то меня стали готовить к школе. Мать покрасила мое старое фланелевое платьице в коричневый цвет и купила самый дешевый фартук. Он был некрасивый, темно-серый, без крылышек, а мне так хотелось, чтобы были на нем воланы… Думалось, что без них я буду выглядеть как гадкий утенок.
И вот настал этот долгожданный день. Без цветов, по-будничному доведя меня до школьной двери, мать ушла, и я осталась одна. Хорошо, что сразу, улыбаясь, ко мне подошла старшеклассница и, взяв за руку, отвела в класс. Так началась моя школьная жизнь.
Нашу учительницу звали Елена Игнатьевна. Это была пожилая умная женщина с добрым характером и милосердной душой. Ее внимательный взгляд держал всех в поле зрения, принимая нас такими, какими мы были.
А были мы разными – послушными и не очень, старательными и ленивыми. К этим ленивым поначалу относилась и я. Дома уроки у меня никто никогда не проверял, и я их почти не готовила. Продленки в те времена в школах не было, и я гуляла во дворе столько, сколько душеньке моей было угодно.
Утром в школе Елена Игнатьевна всегда проверяла наши домашние задания. И частенько после уроков оставляла меня и других учеников для дополнительных занятий. Мы писали, читали, потому я быстро и довольно успешно освоила начальную грамоту. Ни разу учительница не повысила в раздражении голос, спокойно и терпеливо она занималась с каждым столько, сколько считала нужным.
Когда я болела, что бывало нередко, она приходила к нам домой, и мы немного занимались. Потом она что-нибудь читала вслух, благодаря ей я полюбила книги.
Я росла быстро и всегда хотела есть. Дома меня кормили в будние дни только два раза в день – утром и вечером, когда ели сами родители. Потому днем чувство голода порой было просто невыносимым.
Однажды зимой в первом классе, голодная, замерзшая, уставшая, я пошла после уроков в свой бывший детский сад. Меня там радостно встретили, попросили показать тетрадки, похвалили за успеваемость, а я, глотая слюну, смотрела, как обедают дети. Так мне хотелось есть! Но меня ничем не угостили, а попросить сама не смела. Посидев немного и простившись, я ушла, а на лестнице слезы покатились по щекам… Они были соленые-соленые, как и многие дни моего раннего школьного детства. Больше я в детский сад не ходила.
Конечно, в те трудные послевоенные годы таких полуголодных детей, как я, было немало, и, вероятно, наша учительница это видела, может быть, поэтому рассказала нам, малышам, о блокаде.
В годы войны Елена Игнатьевна жила и трудилась в осажденном Ленинграде. Отсутствие света, воды, холод, бомбежки, разрушенные здания, падающие от слабости на улице люди… Все это ей пришлось пережить. Она видела, как люди не могли встать и умирали на дороге. Она слышала горький бессильный плач матерей, потерявших из-за голода своих детей.
Тихим уставшим голосом Елена Игнатьевна рассказывала нам, как сначала схоронила свое дитя, а потом получила похоронку на мужа, ушедшего на фронт добровольцем. Мы узнали, как они с сестрой ловили кошек, варили и ели их.
Мы услышали, как страшно ей было во время бомбежек и обстрелов, тяжело было видеть падающие дома, как донимал холод, приходилось ломать на дрова двери, мебель, полы, чтобы хоть немного согреться. Помолчав, наша учительница сказала: «Только русский человек способен выдержать такие лишения и, несмотря на великие потери, одержать победу над фашизмом».
Помнится, как голос учительницы во время рассказа дрожал, как она потом подошла к окну и, встав к нам спиной, платочком вытерла глаза. Выждав какое-то время, медленно повернулась к нам: «Дети, может быть, сейчас вы не совсем понимаете, что такое мир, но прошу вас, запомните, это самое ценное на земле. Если есть мир, есть все!» Мы, второклассники, затаив дыхание слушали ее. Многие из нас, я уверена, запомнили эти слова на всю жизнь, как она того хотела, наша первая любимая учительница.
Наш класс был последним, который выпускала Елена Игнатьевна. Мы все успешно сдали экзамены за четвертый класс и ушли на каникулы. А учительница ушла на пенсию, но после еще приезжала в школу, интересовалась нашей жизнью. Потом несколько лет никаких известий о ней мы не получали.
Но, как говорится, мир тесен… Однажды, поехав снять дачу на летний период, я вдруг в одном доме увидела мою дорогую старенькую учительницу. Мы обнялись. Она сразу пригласила меня в свою комнату, которую снимала на лето. Удобно усадив меня и напоив молоком, Елена Игнатьевна стала расспрашивать обо всем.
Умудренная годами добрейшая пожилая женщина и я, только вступившая во взрослую жизнь, на равных вели беседу, и мне очень не хотелось уходить. Я получала советы – добрые, бесхитростные, душевные – и с радостью внимала им. Мне так полезен был разговор с умным другом! К вечеру мы расстались. На прощание первая учительница, поцеловав и перекрестив меня, сказала: «Помоги тебе Господь…» Мы обе прослезились.
Я ехала домой. На сердце были покой и тихая грусть. Я думала: «Как повезло, что в моей жизни есть такой замечательный человек – первая учительница!» До сих пор живет и, пока я жива, будет жить во мне светлая память о ней.
Галина КОВАЛЕВА (Седова), пос. Красная Долина, Выборгский район, Ленинградская область
Комментарии