На пути в Брисбен

В новом романе Евгения Водолазкина «Брисбен» одноименный австралийский город – образ пространства, находящегося нигде, в вечности, по ту сторону земного существования: как ни хотелось бы туда попасть при жизни, это невозможно: «- В нашей семье это место считалось раем. – Для рая там слишком специфическое население. Потомки каторжников. – И что? – Для рая требуется хорошая биография. – Ты там был? – Где, в Австралии? – Нет, в раю. Откуда ты знаешь, какая там требуется биография?» Если что и дает возможность наладить связь с Брисбеном и перекинуться хоть парой фраз с пребывающими там, так это только искусство. Для главного героя романа, гитариста Глеба Яновского, – музыка.

Для героев вышедшего недавно в театре «Около дома Станиславского» «Вишневого сада» режиссера Юрия Погребничко – театр. Собственно, они там, в этом Брисбене, и находятся – по ту сторону белого тюлевого занавеса. Ведь человек не что иное, как квинтэссенция праха (эту цитату из «Гамлета» здесь тоже произносят), или, как говорит сам Погребничко: «Что такое «сейчас»? Его нет. Для меня этого «сейчас» не существует. Но существует то, что вы делаете. И если вы спрашиваете меня, почему наш «Вишневый сад» появился именно сейчас, в 2019 году, то я отвечу так: я думаю, что это сейчас нужно по той причине, что я это делаю. Думаю, что это наиболее точный ответ. Если бы это сейчас не было нужно, то я бы этого не делал».
Так или иначе, но действия наши поверяются тем, насколько они кроме горизонтального измерения имеют выход в вертикальное. Об этом мы рассуждали с учителем математики из подмосковного Красногорска Татьяной Викторовной Новиковой, оказавшись волей случая на соседних креслах в автобусе, везшем нас в гостиницу во время областного конкурса «Педагог года Подмосковья». Татьяна Викторовна была одной из участниц этого соревнования, я же членом жюри, что не предполагало нашего общения. Однако меня так увлек ее мастер-класс, что я позволил себе забыть об этих правилах. Пожалуй, впервые я увидел, как математика может прямо на глазах становиться именно философией, способом мышления о мире, искусством. То, чем занималась Татьяна Викторовна, – та самая «игра в бисер» из романа Гессе! Используя математическое понятие предела (и попутно ясно и понятно растолковав его даже для меня, диагностированного гуманитария), она применила его к размышлениям о многостороннем развитии личности и его непосредственной связи с развитием страны в целом. И это за двадцать минут! Двадцать минут красоты образов, точности мыслей, увлекательности решений. На заданный мной в автобусе вопрос о том, получается ли у нее применять этот подход на школьных занятиях по математике, она с грустью в голосе сказала: «Нет, что вы, ведь там же программа…» Я в ответ уверял Татьяну Викторовну, что ей обязательно стоит сделать свой авторский курс «Философия математики», пусть хотя бы в качестве факультатива, что сейчас это было бы важным для ее учеников. Жаль, что тогда я еще не видел «Вишневого сада» и не мог поэтому привести ей этот простой и исчерпывающий аргумент: «Я думаю, что это сейчас нужно по той причине, что я это делаю». Он как-то, по-моему, многого касается из того, что сейчас стоит делать.
Вообще на вопрос «Чем вы сейчас заняты?» стоило бы отвечать: «Собираюсь в Брисбен». Или на худой конец в Португалию. В европейских масштабах примерно то же самое… Или как у библейского Иакова: «И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней. И вот, Господь стоит на ней и говорит: Я Господь, Бог Авра­ама, отца твоего, и Бог Исаака. Землю, на которой ты лежишь, Я дам тебе и потомству твоему; и будет потомство твое, как песок земной; и распространишься к морю и к востоку, и к северу и к полудню; и благословятся в тебе и в семени твоем все племена земные; и вот Я с тобою, и сохраню тебя везде, куда ты ни пойдешь; и возвращу тебя в сию землю, ибо Я не оставлю тебя, доколе не исполню того, что Я сказал тебе. Иаков пробудился от сна своего и сказал: истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал!» Вот она – та самая вертикаль, ведь это же о ней. А земля здесь – горизонталь, и она тоже нужна, ведь иначе лестнице будет не на что опереться, но без вертикали она теряет смысл.
Этот образ пришел ко мне из романа Людмилы Улицкой «Лестница Якова». А купил я его в местном книжном, после того как встречал Людмилу Евгеньевну в качестве гостьи в своем арт-кафе «Вишневый сад» (еще одна «рифма» в этом тексте). Когда закончилось ее выступление, мы часа два пили бокал вина «на сон грядущий», говорили о русском космизме, о театре, о том, как кока-кола и кроссовки помогают отучиться ненавидеть, и к исходу первого часа после очередного моего «Людмила Евгеньевна» я услышал в ответ: «Саша, вообще-то меня зовут Люся!» Лестницу Иакова в ее романе героиня, театральная художница Нора, представляет как главную часть декорации к «Скрипачу на крыше»: она выводит в вертикаль историю, произошедшую в еврейском местечке, по ней персонажи и уходят вверх, в небо. Кто бы знал, почему нам это все дается и как так сплетается одно с другим…
«- Чем вы сейчас заняты? – Собираюсь в Брисбен. – А зачем вам это? – Я думаю, что это сейчас нужно по той причине, что я это делаю…» В конце концов и в искусстве, и в образовании мы ценим именно это ощущение. Но в искусстве как-то принято об этом говорить, а в образовании все больше о насущном, об измеримом: ФГОС, ЕГЭ, ВПР и прочее, прочее, прочее. А если и пробуем поставить эту лестницу, то получается тоже зачастую как-то не слишком устойчиво, хотя и духовно-нравственно, и даже местами патриотично…
Герой романа Водолазкина бросил ходить в музыкальную школу, когда осознал, что он смертен: ведь тогда какой смысл во всем этом – в учебе и получаемых умениях и знаниях? И вернулся в нее, только после того как услышал, что «посредством музыки школа связана с вечностью». Какие точные слова! Думаю, что и сегодняшние ученики в школу пойдут с радостью, если будут знать, что это то место, где все собираются для того, чтобы вместе за постижением горизонтали искать выходы в вертикаль. А необходимы для этого прежде всего внутренняя свобода и доверие личности – личности ученика и, что не менее, а может быть, и более важно, личности учителя.
Забытый Фирс в спектакле Погребничко достает картонку и, подстелив под голову снятую ливрею, ложится спать прямо у занавеса, будто бы сторожит эту границу между мирами и не может ее покинуть, ведь кто-то же должен у нее остаться. Только на выходе из зала, уже после поклонов, я обратил внимание на то, что на этой картонке написан черным фломастером текст все из того же «Гамлета»: «Не страшно ль, что актер проезжий этот // В фантазии, для сочиненных чувств, // Так подчинил мечте свое сознанье, // Что сходит кровь со щек его, глаза // Туманят слезы, замирает голос // И облик каждой складкой говорит, // Чем он живет! // А для чего в итоге? // Из-за Гекубы! Что он Гекубе? Что ему Гекуба? // А он рыдает». Собственно, и это о том же самом. О том, для чего выходит к ученикам Татьяна Викторовна Новикова. Для чего играет на гитаре Глеб Яновский. Для чего рисует декорации Нора Осецкая. Для чего пишут романы Евгений Водолазкин и Людмила Улицкая. Для чего ставит спектакли Юрий Погребничко. Для чего пишется этот текст. Для чего живется эта жизнь.