Между молотом и наковальней. Борьба с ветряными мельницами стоила Константину Ушинскому жизни

В современной педагогике появляются все новые и новые имена. Но истины, открытые замечательными педагогами прошлых лет, не устаревают, они остаются востребованными спустя века. В этой рубрике «Учительская газета» рассказывает о тех педагогах, которые заложили фундамент российского образования. Среди них и Константин Дмитриевич Ушинский, убежденный в том, что никакие внешние реформы не решают вопроса о народном образовании.

Имя Константина Дмитриевича Ушинского по праву стоит в одном ряду с такими мировыми педагогическими знаменитостями, как Януш Корчак, Ян Коменский, Иоганн Песталоцци. Во многом именно ему мы обязаны тем, что наша школа превратилась из школы механической зубрежки в школу развивающего обучения, педагогических технологий. В память о заслугах Ушинского его портреты смотрят на нас со стен школьных кабинетов литературы, его пылкие изречения украшают аудитории педагогических вузов. И в то же время мало кто знает о том, через какие тернии пришлось пройти великому педагогу и ученому, чтобы намеченные им реформы были восприняты учителями и претворены в жизнь. Увы, школа во все времена была удивительно консервативным институтом, где не хотели слышать ни о каких переменах. Чтобы справиться с ее инерцией, Ушинскому приходилось без конца маневрировать между чиновниками и непосредственным начальством, страдать то от экзальтированной любви учеников, то от тупой зависти коллег. В конечном итоге именно эта борьба с ветряными мельницами нашего народного просвещения стоила ему здоровья, а в итоге и жизни…До нас дошло не так уж много сведений о детстве Константина Дмитриевича Ушинского. Сама дата его рождения – то ли 1823, то ли 1824 год – до сих пор вызывает споры исследователей. Его отец, Дмитрий Георгиевич Ушинский, участник войны 1812 года, впоследствии вышел в отставку и служил чиновником в различных ведомствах, из-за чего Ушинские с четырьмя детьми часто меняли место жительства. С другой стороны, Дмитрию Георгиевичу именно благодаря служебному рвению удалось подняться по карьерной лестнице до столь высоких чинов, по достижении которых можно было претендовать на потомственное дворянство. В 1838 г. соответствующая грамота была выдана ему и его детям, что было чрезвычайно важно для дальнейшего их образования. К этому времени Ушинские переехали в Черниговскую губернию в город Новгород-Северский.По окончании Новгород-Северской гимназии Ушинский вместе с несколькими своими друзьями поступает на юридический факультет Московского университета. Именно там уже в полной мере проявились его незаурядные способности.В 1844 г. Ушинский практически с отличием окончил университет. Тогда же на него обратил внимание граф С.Г.Строганов, попечитель Московского учебного округа, и предложил место преподавателя в Ярославском Демидовском лицее. С этого времени начинается педагогическая карьера Константина Дмитриевича Ушинского.В Ярославском лицее Ушинскому дали читать лекции по праву, и он подошел к этому со всей ответственностью молодого ученого. Довольно быстро Ушинский прослыл в лицее демократом и вольнодумцем, из-за того что говорил со студентами просто, не обращая внимания на субординацию. В результате Ушинский попал еще и под негласный надзор полиции, хотя он никогда не распространял революционных идей, а всегда был добрым христианином и страстным патриотом России. Тем не менее из лицея ему достаточно скоро пришлось уйти, а устроиться в другое место оказалось совсем не просто – после «непонятного» увольнения другие начальники боялись нанимать на работу молодого педагога.В поисках заработка Ушинский уезжает в Петербург и налаживает сотрудничество с многими литературными и педагогическими журналами. Кто знает, как сложилась бы его дальнейшая судьба, если бы счастливый случай не свел Ушинского в Петербурге с его бывшим начальником по Ярославскому лицею П.В.Голохвастовым, который к этому времени был назначен директором Гатчинского сиротского приюта. Вот он-то и рискнул снова взять к себе неординарного учителя.Работа в приюте имела свою специфику: здесь основной задачей было не столько дать знания, сколько социально адаптировать ребенка-сироту. Но именно в Гатчинском приюте педагогические теории Ушинского неожиданно получают дальнейшее развитие. Как всегда, вмешался его величество случай: Ушинский в библиотеке набрел на закрытый шкаф, где, как оказалось, уже лет двадцать лежат нетронутыми тетради Егора Осиповича Гугеля. Гугель первым в России заинтересовался передовыми западными методами обучения. Он изучал опыт Песталоцци и пытался адаптировать его для российских условий. Сначала он стал работать с десятью детьми-сиротами от трех до шести лет, которых приводили к нему на весь день. Он пытался дать детям навыки, которых они лишены были, воспитываясь без семьи, и вместе с тем подготовить их к обучению в школе. Успехи метода Гугеля были настолько впечатляющи, что Николай I повелел расширить приют до 100 воспитанников. Но как часто бывает в России, что-то изменилось, кто-то поставил не ту резолюцию, и дело встало. А несчастный Егор Осипович окончил свои дни в сумасшедшем доме.Ушинский с огромным интересом отнесся к работам Гугеля и стал, по сути, их продолжателем. За пять лет работы в Гатчинском приюте Ушинскому удалось внедрить в его работу новые порядки. Во многом и сегодня система работы приютов устроена так, как было организовано при Ушинском.Успехи работы Ушинского не остались незамеченными. На них обратила внимание императрица Мария Александровна, в чьем ведении находился Гатчинский сиротский институт. С ее подачи в 1859 г. распоряжением IV отделения собственной е. и. в. канцелярии Константин Дмитриевич Ушинский был переведен на место инспектора классов в Смольный институт благородных девиц.Прежде чем говорить о том, как изменилась жизнь воспитанниц Смольного с приходом Ушинского, нужно представить себе, какой она была до него. Хотя в XIX веке к девочкам уже не применяли суровые телесные наказания, но классные дамы, приставленные к ним, в основном относились к воспитанницам грубо, строго пресекая проявления недовольства, постоянно унижая их человеческое достоинство. Кроме того, обучения как такового в институте не велось.Первым делом Ушинский обошел уроки всех работавших в Смольном преподавателей и уволил тех, кто, с его точки зрения, был профессионально непригоден. На освободившиеся места он пригласил молодых учителей, которых находил сам, объезжая многие учебные заведения. Таким образом, в Смольном образовалась уникальная, как бы мы сейчас сказали, команда педагогов, которые постоянно искали, обсуждали, творили. О реформах в Смольном заговорили в Петербурге. В институт стали приезжать чиновники из разных ведомств с целью посмотреть удивительные уроки. Преподавателям было что показать: многие предметы в Смольном стали преподаваться на русском языке, исчезли страх и зубрежка, воспитанницы в классе начали задавать вопросы учителю и сами могли вести на уроке диалог с педагогом. Наконец, Ушинский открыл в институте специальный класс для подготовки будущих учительниц, и многие девушки стали заниматься в нем с большим интересом, радуясь тем новым возможностям, которые открывались перед ними с получением образования. Но далеко не все были рады таким переменам. Так, начальница института пожилая статс-дама М.П.Леонтьева, имевшая высоких покровителей, была крайне недовольна тем, что в ее заведении рушатся вековые порядки, что Ушинский ведет себя по отношению к ней непочтительно и что это его отношение передается и другим ее подчиненным. Последней каплей, переполнившей ее чашу терпения, стал визит Государыни Императрицы Марии Александровны, с которой Ушинский на приеме «запросто беседовал», тогда как именно начальница института по правилам имела право сопровождать императрицу во время визита. И потекли на Ушинского доносы. Так что ровно через три года после своего вступления в должность инспектора Ушинский подал прошение об увольнении его от службы в Смольном.К этому времени на его попечении уже были жена и пятеро ребятишек. Конечно, он не мог «уйти в никуда». Ушинский пишет письмо принцу П.Г.Ольденбургскому, управляющему ведомством императрицы Марии Александровны, с просьбой направить его за границу для изучения передового педагогического опыта европейских стран. И получает согласие. В 1862 г. Константин Дмитриевич уезжает в Швейцарию и сосредоточивается в основном на научной работе.За несколько лет Константин Дмитриевич объездил Европу, посетил ряд школ, использующих новейшие педагогические методы, в Швейцарии, Германии, Бельгии, Италии, Франции. Свои наблюдения о каждой стране он обобщил в целом ряде статей, посвященных анализу их систем образования. Главный его вывод состоит в том, что нельзя механически заимствовать ни одну из систем, как бы удачно сделана она ни была: «Русское образование нуждается не во внешних формах, не в замене прежнего, вышедшего из моды костюма новым, иностранным. Никакие внешние реформы не решают вопроса о народном образовании».Постепенно все ухудшающееся здоровье Ушинского не позволяло ему активно путешествовать, и, чтобы «не терять времени понапрасну», Константин Дмитриевич начинает составлять первые книги для детей, используя в своем пересказе русские народные сказки, библейские притчи и сказки и басни других народов. Так появляются книги «Детский мир» и «Родное слово».В последние годы жизни он пишет и свой фундаментальный труд «Человек как предмет воспитания», где он на основе знаний по психологии, физиологии и философии вырабатывает основы педагогической науки. Работа над этим фундаментальным изданием осталась незавершенной.И без того хрупкое здоровье исследователя подорвала неожиданная потеря старшего сына Павла в результате несчастного случая. Ушинский скончался в 1870 году в Одессе, где остановился из-за простуды по дороге в Крым.Наверное, не хватило бы и целого журнала, чтобы перечислить все те нововведения, которые открыл и применил в своей педагогической деятельности Константин Дмитриевич Ушинский за свою короткую (он прожил всего 46 лет) жизнь. В советское время его пытались представить как демократа, выхолащивая из его трудов религиозное содержание. Между тем Ушинский всегда подчеркивал важность духовной составляющей в воспитании личности и бесплодность материалистической картины мира. Сегодня у нас есть возможность заново прочесть его книги, где каждый сможет найти для себя немало близкого и полезного.