На чтение: ≈ 51 мин.Нужны данные-события
– Марина Николаевна, сейчас все кому не лень говорят о цифровой образовательной среде. В общественном сознании пока много путаницы и неясностей. Что такое цифровая образовательная среда на самом деле?
– Цифровая образовательная среда – это цифровое пространство, которое объединяет абсолютно всех участников образовательного процесса – от управленцев самого высокого уровня, директоров школ, учителей до учеников и их родителей. И, скажем так, это пространство, где они фиксируют и навигируют те события, которые с ними происходят.
– Зачем они это делают – навигируют и фиксируют события?
– Для того чтобы у нас накопилось необходимое и достаточное количество данных относительно событий с каждым из участников образовательного процесса. На основе анализа этих данных мы сможем принимать верные управленческие решения. То есть цифровая образовательная среда – это не про то, что образовательный процесс для ученика превращается в нескончаемое экранное время. Это про то, что нам необходимы данные, которые позволят ученикам вместе с учителями и родителями выбрать траекторию их развития более точно в соответствии со способностями, интересами, возможностями. И на каждом этапе, получая данные фактически в ежедневном формате, он сможет менять свою траекторию наиболее эффективным способом.
– Звучит заманчиво. А можете привести пример?
– Смотрите, мы часто сталкиваемся с явлением, что ребенок после профильного класса выбирает совершенно другую профессию. Например, отучившись четыре года в медицинском классе, он не поступает в медицинский институт. Мы спасли систему здравоохранения от того человека, который только после окончания медицинского вуза принял бы решение о том, что он не врач. Данные относительно паттернов поведения – восприятия ребенком разных иных предметных областей – просигнализируют в определенный момент времени о том, что на самом деле его интересует немного другое, и ему предложат изучить и освоить другие образовательные курсы, которые действительно соответствуют его интересам. То же самое касается и учителей. Мы прекрасно знаем, с какой нагрузкой работают сегодня педагоги. Свыше 30 человек в классе – это практически норма сегодня. Естественно, что учителю без дополнительных данных достаточно сложно адекватно реагировать на запросы каждого учащегося. Система в ежедневном режиме будет видеть и фиксировать, как ученик справляется с учебными заданиями, и предлагать решения: какие новые форматы подачи материала и педагогические технологии именно для этого ученика использовать учителю.
– В образовательном процессе много участников. Кто первым все-таки ощутит на себе все преимущества цифровой образовательной среды?
– Управленцы. Потому что вся бухгалтерия будет абсолютно прозрачна, вся отчетность будет переведена в цифровой формат. И как бы мифически это ни звучало, но, нажав одну кнопку, можно будет сформировать абсолютно все отчеты, подготовкой которых сейчас перегружены и учителя, и образовательные организации.
– Я слышал, как люди, обсуждая ваши планы и идеи, говорят, что вы с нуля начинаете. Так ли это?
– Ни в коем случае. Во-первых, цифровая образовательная среда как глобальный интегратор собирает все цифровые сервисы, которые уже есть в регионах. Ни для кого не секрет, что практически во всех субъектах введены электронный журнал, электронный дневник. Но пока что их данные не связаны, например, с данными информационной системы здравоохранения. Нет элементарного сопоставления. Как только ребенка нет в школе, в единой системе в электронном журнале появляется пропуск. Система сразу же извещает, что на него сегодня не нужно готовить питание. Или может проверить, не прогуливает ли он уроки, направив автоматический запрос в поликлинику. Соответственно это накопление данных формирует глобальный социальный интерфейс. Важно понимать, что это не глобальное око слежки. Это инструмент для того, чтобы оптимизировать и повысить уровень качества жизни всем гражданам. Если мы действительно хотим стать конкурентоспособной страной, если мы хотим, чтобы наше население в глобальной доле участвовало в мировом рынке распределения труда, то мы должны перейти на новый уровень: получать прогностические функции от системы образования настолько глубокие и верифицированные, которые сделают все это возможным.
– А какие конкретные вещи нужно сделать, чтобы это было реализовано?
– Первое – это договориться о правилах игры, об интеграции и модели оборота данных. Мы все прекрасно знаем, насколько это тактильный, тонкий и трепетный момент, касающийся персональных данных, в первую очередь данных детей. Все мировое пространство стоит на том, что данные принадлежат субъекту, человеку, и это правильно. Поэтому для нас первым шагом было принципиально договориться с Министерством цифрового развития о модели оборота данных. Мы разработали систему, защитили ее. В ближайшее время выйдет соответствующий нормативный документ о том, что у нас нет необходимости поднимать персональные данные на федеральный уровень. И мы этого делать не будем. Все персональные данные остаются в регионах, на что у них есть соответствующие полномочия.
– То есть федеральный центр остается ни с чем?
– На федеральный уровень поднимаются абсолютно деперсонализированные данные. Все данные, хранящиеся в системе, абсолютно защищены: никакое коммерческое лицо, неуполномоченное, не может получить доступ к этим данным. Дальше принципиальным моментом для нас было определить точку входа. Через что входят все системы? Сегодня в Российской Федерации на уровне субъектов и муниципалитетов, отдельных образовательных организаций существует свыше 100 тысяч систем, которые собирают какие-то данные. При этом нужно понимать, что есть радикальное отличие между статистическими данными и данными, о которых мы говорим. Как вы помните, мы говорим о данных-событиях. Договорились, что единой точкой входа будет Единый портал государственных услуг, на котором есть замечательный инструмент ЕСИА – Единая система идентификации и аутентификации. Это код шифрования, разработанный на мировом уровне, сопоставимый с кодом шифрования Facebook, он абсолютно не уступает ему.
– Логически следующим этапом должно быть формирование определенных требований к тому, какие должны быть предлагаемые сервисы?
– Я бы сказала, что следующим этапом стало выставление требований, и в первую очередь к тому, как должна быть выстроена система верификации этих сервисов, определяющая их вредоносность, защищенность и т. д.
Все предложения в одной точке
– Я знаю, что уже есть первые «дорожные карты» по тем мегасервисам, которые вы поднимаете в системе образования. На сегодняшний день какой сервис вы считаете ключевым?
– И для ученика, и для учителя, и для родителя ключевым мы считаем маркетплейс. Это сервис, который позволяет собирать все предложения в единую точку. При этом мы стоим на том, что если мы хотим сформировать конкурентную среду для развития качества образования, то обязательно должен функционировать рынок образовательных услуг и сервисов. Для этого государство должно сконфигурировать такую систему, которая обеспечит точку входа и верификацию по понятным критериям. Но дальше не должно быть никакого государственного «грифования»: вот этот сервис хороший, а вот этот, наверное, не очень. В этой связи, на мой взгляд, одной из самых лучших практик является система Booking.com, когда нам неинтересно, какой баннер висит в условной правой части экрана. Мы заходим и видим, что за этот отель проголосовали 100 тысяч человек и что этот отель оценили на 9,8 из 10. И наш маркетплейс строится ровно по этой же технологии, когда потребитель, то есть наш пользователь – учитель, родитель, ребенок, управленец, генератор контента, самостоятельно оценивает и качество сервиса, и его удобство, и эффекты, и контент.
Еще одним важным элементом мы считаем систему HR. У нас в стране 1 миллион 300 тысяч учителей. Если брать статистику, то мы понимаем, чтобы закрыть вакансии, нам требуется около 9 тысяч человек. А дальше мы смотрим на нагрузку учителей, я уже говорила, что у нас во многих местах 30 часов при установленных 18 – это вообще норма. Сколько реально учителю остается времени на то, чтобы подготовиться к урокам? Не просто проверить, а проанализировать домашнее задание, просмотреть проекты ребят, в конце концов поработать над собой – прочитать новую книгу, пообщаться в Сети, разработать свой контент? В системе будет видна абсолютно вся нагрузка. И будут видны корреляции, как, например, связаны достижения детей, учительская нагрузка и зарплата. Эту информацию сразу увидят, если захотят, многие чиновники: и губернатор, и федеральный и региональный министры, и руководители муниципальных органов управления образованием, и директора образовательных организаций.
– Любая платформа предполагает общение пользователей…
– Вот почему еще один глобальный сервис, важный для этой системы, – это блок диалог-коммуникаций. Не секрет, что все пользуются мессенджерами различного типа, но, к сожалению, пока мы не создали у себя в стране среду, которая бы мотивировала ребенка в этих мессенджерах на определенные типы поведения, на развитие интереса, прививала бы вообще ценности саморазвития. Поэтому мы подразумеваем под нашим блоком диалог-коммуникаций не просто мессенджер, в котором ребята обмениваются сообщениями типа «Привет. Как дела?», а мессенджер с определенными сервисами и аналитическими функциями, с возможностью соединять как учащихся, так и учителей и управленцев, для того чтобы они создавали единые проекты, чтобы могли обмениваться опытом, исполнять функции наставничества, шефства. Система будет знать, что вот у этого учителя потрясающие результаты, например, в робототехнике. А другой учитель – система это видит – хоть и интересуется, но пока высот не достиг. Она соединяет этих двух учителей и моделирует их взаимодействие, чтобы уровень второго учителя поднялся до уровня первого учителя.
Вот четыре крупных блока, которые уже в этом году мы начнем разворачивать на территории всей страны. Это, скажем так, мы поднимаем елку. На эту елку, я думаю, в течение шести лет реализации национального проекта мы повесим много новых, красивых, ярких и не совсем привычных игрушек.
Не надо пилить желуди
– Представим, что светлое завтра, о котором вы рассказывали, наступило. Вот оно сегодня, здесь. Все реализовали. Но учителя остались теми же. Они готовы, на ваш взгляд, работать в этой цифровой новой среде? Что нужно сделать для того, чтобы они могли работать?
– Знаете, я очень часто слышу такие, уж простите, стереотипные заявления. Наши учителя прекрасны. Это одна из тех профессий, в которой альтруизм присутствует, наверное, в самом большом своем проявлении. С учителями нужно разговаривать. Учителям не нужно давать разнарядки. Им нужно объяснять, предлагать и погружать их в пространство, где у них есть возможность. Не принуждение, а возможность. Мы проводим огромное количество образовательных модулей, программ для наших педагогов. Наверное, только по детским технопаркам «Кванториум» у нас уже прошло 16‑17 тысяч педагогов через постоянно действующие образовательные сессии. Это и проектное управление, и гибкие компетенции, и совершенно новые технологии, которые не так быстро, как хотелось бы, заходят в школу в силу масштабности нашей огромной сети. Учителя порой знают так много! Собственно говоря, все наши образовательные сессии изначально строились на лучших практиках наших учителей. Очень многие постулаты, которые сейчас транслируются по всему миру, давным-давно работали в нашей стране. К сожалению, в определенный период нашей истории мы их забыли…
Есть другая проблема. У нас на учителей вешают все. К тому же все знают, как надо учить. Я бы сказала, что произошел существенный перекос в требованиях к учителю. Ну, например, проектная деятельность. Я думаю, что каждый из 30 миллионов родителей хотя бы раз в 2 часа ночи пилил желуди. Я лично в ночи однажды из пластилина делала модель солнечной системы. Не потому что мой ребенок не может это сделать сам, а потому что по большому счету проект в таком виде ничего не улучшает в качестве его образования.
Сама проектная деятельность – она прекрасна. И, безусловно, основные постулаты проектов – понимать, что обязательно есть заказчик, что нужно работать в команде, что нужно распределять роли, что нужно научиться коммуницировать, что должна быть привита функция рефлексии, – правильны и нужны. Но школа сама по себе активна. У нее есть две глобальные функции. Первая – это социализация. Но учителю практически некогда этим заниматься. И вторая глобальная функция – дать ребенку различные фундаментальные научные знания. И здесь тоже огромнейший перекос. Мы начали узко профилировать наших детей. Думая об этом, я вспоминаю «Профессию» Айзека Азимова. Поэтому внедрение безумной профориентирующей составляющей в школы приведет к тем результатам, которые уже можно свободно фиксировать на улице, – выпадению подростков из контекста гуманитарного знания, культуры.
Возвращаясь к вашему вопросу об учителях, я бы хотела отметить, что в первую очередь нужно вспомнить о той глобальной, великой задаче, которая есть у учителей и которую они, поверьте мне, способны исполнять. Все те вещи, которые мы на них сейчас «возлагаем», они, на мой взгляд, должны реализовывать вне рамок школы, в сетевой форме. Не надо в школу загонять абсолютно все. Потому что это приводит к еще одному перекосу. Посмотрите, все начали любить школу полного дня, когда ребенка, условно, сдал в восемь утра, а в шесть вечера забрал.
– Будто в камеру хранения…
– Вот именно. И потом безумные требования к учителю: «Он у тебя практически 10 часов, как же ты мне его не воспитал? И почему он боится социума?» Элементарно. На 11 лет мы закрываем ребенка в одном здании, даже самом прекрасном, и 11 лет он общается с одними и теми же людьми. И когда он выходит за стены этой прекрасной школы, он не умеет создавать новые команды, не умеет общаться с другими людьми. Это страшно. Нет никакой коммуникативной социальной функции. Нет функции адаптации. Они к этому не способны. Они были пусть даже в золотой, прекрасной, но клетке. Не должен весь образовательный процесс замыкаться на школу. Я уверена, что с определенного возраста ребенок должен сам выбирать и программы, которые он хочет осваивать, и точки, где он может получить нужные ему знания, навыки и компетенции, и так далее. Вы же знаете, как это выглядит сегодня. Есть дети, которые еще в школе готовы осваивать вузовскую математику на уровне 1‑2‑го курса. А они зачем-то тратят 6‑8 часов (это обычные классы) либо 14 часов (физико-математические классы) в неделю на освоение той программы, которую они либо уже знают, либо она для них примитивна, они ее пройдут за 2 месяца. Почему бы нам не изъять эти 6‑8 или 14 часов из расписания? Мы должны рационально подходить к расходованию времени наших детей. Самое главное – они это уже понимают. Сейчас старшеклассники на наших встречах постоянно говорят: «Зачем нас заставляют ходить в школу, если из школы мы бежим либо к репетитору-профессору, либо в «Кванториум», где мы действительно осваиваем физику, химию, биологию и т. д., либо самостоятельно сидим в Интернете и что-то изучаем?»
– Марина Николаевна, как определить, когда ребенка можно отпустить в то самостоятельное плавание, о возможности которого вы только что рассказали?
– Мне кажется, здесь нужны глубокие научные исследования, в том числе лонгитюдные, которые нам подскажут, с какого возраста можно действительно ребенка отпускать. Но для того, чтобы его отпустить, ему очень важно привить навык выбора. Если ребенок не умеет выбирать, он вряд ли сможет поставить осознанную цель. Учить ребенка делать выбор нужно с самого раннего возраста. Но отпускать его с самого раннего возраста нельзя, потому что стабильность социума как защитная функция для маленького ребенка критически важна. И вот этот оплот, его класс, вот эти 25 человек, «я их знаю, я с ними живу жизнь», до определенного периода роста ребенка он обязателен. Поэтому сейчас мы в формате пилотирования, апробации, в том числе и с благотворительным фондом Сбербанка «Вклад в будущее», делаем какие-то шаги, для того чтобы найти те лучшие практики, те лучшие формы и технологии, которые дадут наиболее широкие возможности для развития наших детей, но при этом сохранят главные задачи и ценности, которые стоят перед школой как глобальной социализирующей институцией.
«Я не за «седалищную педагогику»
– Это вы придумали термин «распаковка» школы?
– Я думаю, что у дураков мысли сходятся, поэтому присваивать себе первородство не буду.
– Но вы с этим определением согласны? Все то, о чем вы только что рассказали, это как раз, на мой взгляд, и есть «распаковка».
– Это однозначно «распаковка» школы. Единственное, что нужно иметь в виду, что делать ее можно с определенного возраста.
– Сегодня, когда критикуют систему образования, говорят, что ее главный недостаток – то, что она дает предметные знания и больше ничего. Какой, на ваш взгляд, должна быть школа? Что кроме фундаментальных смыслов, фундаментального знания, которое дает ребенку представление о мире как едином целом, она должна формировать? И должна ли?..
– На самом деле очень сложный вопрос. У школы есть многое, и школа, если ее освободить от несвойственных ей функций, поддержать ее в том, что она умеет хорошо делать в силу наших традиций, и привнести какие-то передовые вещи, будет крайне конкурентоспособной в мире. Что касается тех дополнительных вещей, о которых мы говорим, – навыков и компетенций, то в части воспитания, все-таки мне кажется, это сфера дополнительного образования детей. Она крайне востребована, развивается быстро и ярко, особенно в части освоения тех направлений по присвоению навыков и функций, которые дают детям в школе. У нас председатель правительства до сих пор обожает снимать и прекрасно это делает, а обучился он этому в фотокружке. И это, я думаю, существенная составляющая его жизни. И каждый из нас может вспомнить такие истории. Еще раз повторюсь: дети должны ходить в разные места, общаться с разными сверстниками, разными наставниками.
– И политики, и бизнесмены, и ученые-педагоги утверждают, что человек, не владеющий 4 «к» – креативным мышлением, критическим мышлением, кооперацией, коммуникацией – и новой грамотностью плюс развитым социально-эмоциональным интеллектом, не справится с неопределенностью будущего. Кто должен помочь ребенку развить все эти, как теперь принято говорить, скиллы, навыки и где?
– Что касается эмоционального интеллекта, мне кажется, что в большей части это развивает все-таки семья. Но в силу специфики архитектуры и дизайна социума России понятно, что очень серьезная доля этой функции ложится на школу. И здесь в третий раз повторюсь: если мы снимем с учителя вещи, которые ему несвойственны, он полноценно сможет исполнять эту функцию. Наука двигается вперед, появились новые технологии. Например, как распознавать психоэмоциональное состояние наших детей, развивать их чувства, учить их выражать свои эмоции и т. д. Но на это у учителя должно появиться время: чтобы прийти на прекрасные курсы фонда «Вклад в будущее», чтобы освоить материал на онлайн-платформах или элементарно изучить имеющуюся в доступе литературу. Если мы умеем распознавать эмоцию и передавать ее корректным образом, коммуникация вырастает моментально. Как только есть коммуникация, вырастает потребность в осуществлении единого дела в компании людей, которые близки, умеют коммуницировать, делают это достаточно качественно. Как только возникает командная работа, результаты становятся гораздо более глобальными, потому что один человек может придумать маленькую штуку, а семь человек могут придумать штуку очень большую. В мире не осталось задач, я имею в виду задачи мирового уровня, которые действительно можно в полном объеме упаковать в голове одного человека.
– Вы как относитесь к эксперименту финнов, которые отменили с прошлого сентября в Хельсинки предметное обучение?
– Отношусь я к этому, как, наверное, любой человек, склонный к исследованиям и к тому, чтобы каждый день узнавать и пробовать что-то новое, с крайним любопытством.
– Хотели бы вы запустить такой эксперимент у нас?
– Понятно. Да, я об этом и подумала. В финской начальной школе ребята просто живут. У них нет отдельных предметов, они просто осваивают мир вместе со сверстниками, учатся понимать себя и окружающих. Такая модель вполне приемлема, но мы согласно нашим серьезным психологам, ученым должны говорить еще и об определенной дисциплине мышления. Я не за «седалищную педагогику». Вся система здравоохранения, ученые говорят о том, что надо поднимать детей из-за парт обязательно. На занятиях они должны стоять, двигаться, даже лежать на полу, если им так комфортно. Но говорить о том, что можно или надо полностью стереть разграничения предметов, как мне кажется, нельзя. Ты не сможешь научиться программировать нейронные сети, если не знаешь матричного исчисления градиентных спусков, если не знаешь тензоров. Есть фундаментальные вещи, которые, как бы мы ни хотели прийти к конвергентному образованию, необходимо осваивать дивергентно. Но, в общем и целом, концепция конвергентного образования мне крайне импонирует, и мы прекрасно понимаем, что без сочетания биологии, химии и физики у нас с вами никогда бы не появилось тех материалов, которые мы на сегодняшний день уже используем для имплантации в тело человека, для того чтобы восстановить его опорно-двигательную систему и просто дать возможность жить. Это, безусловно, открытия, которые находятся на стыке научных фронтиров, и поэтому погружение в них критически важно. Но все-таки фундаментальные вещи должны быть в голове у детей.
От многобожия к единобожию
– От романтики и будущего к повседневным вещам. В нескольких, по-моему в 20, регионах страны происходит апробация механизма персонифицированного финансирования дополнительного образования. Что показывает этот эксперимент?
– Я скорее скажу о разнице между теми институциями советского периода, которые вы перечислили, и тем, что есть в детских технопарках «Кванториум». Те кружки и станции юных техников, которые были, это был формат «смотри, как я делаю, и повторяй, что я делаю». Соответственно мы приходили (и я тоже была в таких кружках), там был фантастический инженер на пенсии, который своими руками собирал фантастические вещи, и мы, шаг за шагом повторяя его действия, делали то же самое. А «Кванториум» – это другое. Это самостоятельная деятельность детей при фундаментальной поддержке наставника по созданию чего-то нового. Критическим моментом для нас является продуктовость. То есть дети не делают модельки, которые ставят на полку. У каждого результата проекта обязательно должен быть пользователь, потребитель, заказчик. Это деятельность исключительно в командном формате. Это деятельность с постоянной рефлексией того, что получилось. И это деятельность в стопроцентном проектном подходе. Я не могу сейчас сказать, что все 89 площадок абсолютно одинаковые, на одинаковом уровне компетенции наставников. Но мы их постоянно поддерживаем 24/7, повышая их квалификацию. И мы уже сейчас видим результаты. Наши ребята по прошествии 2‑3 лет обучения берут все призовые места на всех соревнованиях инженерного и естественно-научного характера, потому что у них тип мышления совершенно иной.
Приведу один пример. Взяли две группы ребят: олимпиадники и кванторианцы. Поставили им командную задачу сделать достаточно простую вещь, скажем, мост из спагетти или башню из зефира. Выполнение задачи требует определенного уровня взаимодействия, распределения ролей, определения лидера или координатора проекта, SCRUM-мастера. Олимпиадники («Я сам. Я знаю все. Я сейчас единолично решу задачу») не смогли даже приступить к исполнению своего проекта, потому что не смогли договориться. Кванторианцы справились с задачей, потому что решали ее всей командой.
– У вас же во всех детских технопарках разные люди? Вот есть профессиональные педагоги, есть люди с инженерным образованием. Вы как-то сравниваете, кто более эффективно работает? Или нет такой картинки?
– Картинка полностью есть. Надо сказать, что селекция наставников очень высокая. Если сейчас сеть насчитывает 1500 наставников, то через систему отбора и их первичного обучения прошли порядка 16 тысяч человек. Педагогические команды есть разные, и нас это очень радует. Баланса педагогического/непедагогического и возрастного у нас нет. Превалируют наставники из реального сектора, люди, которые не обладают педагогическим образованием. Для них разработаны специальные модули по возрастной психологии, по конфликтологии, мы всему этому учим. Очень большой возрастной перевес молодых: около 75% наших наставников – это ребята в возрасте до 28‑29 лет, у которых зачастую есть собственные проекты, технологические, инженерные стартапы, которые готовы увлекать детей. Когда нашим ребятам была поставлена задача по разработке определенной функции будущего космического корабля «Федерация», то они предложили такое решение, что коллеги из Роскосмоса сказали: «Слушайте, да, это не Нобелевская премия, но мы даже не подумали, что так можно». Детский мозг работает совершенно иначе, чем взрослый, – нет стопов, нет барьеров, нет ощущения, что так нельзя. Огромная задача каждой нашей площадки – научить детей задавать вопросы.
– Марина Николаевна, вы вспоминали Айзека Азимова. А мне тут припомнился Роберт Шекли. Его «Верный вопрос». Ответчик, который знал природу вещей, и почему они такие, какие есть, и зачем они есть, и что это все значит, мог ответить на любой вопрос, будь тот поставлен правильно. Но никто не мог задать ему правильный вопрос…
– У нас, если смотреть на данные исследований, ребенок, который приходит в первый класс, задает в день 400‑500 вопросов, а к концу четвертого класса дай бог, если это 10 вопросов. Есть дети, которые за день не задают ни одного вопроса. Если мы не воспитаем поколение почемучек, мы никуда не двинемся, потому что только критическое мышление провоцирует вопрос, ставит под сомнение устоявшуюся истину: «А почему так? А зачем так? А что, если вот так?» И это достаточно серьезный компонент, особенно в базовом модуле детских технопарков «Кванториум», когда дети на каждом занятии задают минимум 10 вопросов.
– Ну да. Это очень совпадает с мыслью о том, что задачу решают эффективно не те, кто ищет ответ, а те, кто правильно задает вопросы. Скажите, это принципиально, что в детских технопарках «Кванториум» только инженерная, технологическая направленность?
– Два года назад мы поняли, что у нас действительно идет существенный перекос в инженерно-техническое направление, поэтому и был разработан курс общекультурных компетенций. Ребята, занимаясь инженерными проектами, делают это через призму гуманитарных дисциплин. Каждый месяц новая тематика: кино, музыка, изобразительное искусство, зодчество… Мы работаем с крупнейшими партнерами в этих областях – консерваториями, профильными институтами Российской академии наук. Во время таких тематических месячников к нашим ребятам в технопарки приходят сверстники из других направлений дополнительного образования, соответствующих заявленной тематике. Когда у нас был месяц музыки, в технопарки пришли обучающиеся музыкальных школ. Они рассказывали нашим кванторианцам о Чайковском, Шопене. Вместе исполняли проекты, в каких цветах они видят музыку Чайковского. Кванторианцы создавали собственные музыкальные инструменты, а ребята из музыкальных школ их консультировали о звучаниях, о гармониях. Кстати, Yamaha оценила несколько проектов, реализовавших достаточно серьезные технологические решения. Еще один пример, который важно здесь подчеркнуть, – это работа детских технопарков «Кванториум» как арт-лабораторий, которые сейчас активно развиваются в Москве.
Делай раз, делай два, делай три – и придешь к желанному образу результата
– Все говорят про нацпроект «Образование», но очень многие не представляют, что это такое. Какой сегодня его статус? Мы где находимся в этом проекте? Я знаю, что вам скоро уходить на совещание в правительство, но мы же не можем оставить этот вопрос без ответа…
– Здесь можно подойти с бюрократической точки зрения государственного управленца и завалить кучей фактов. Например, что принята вся нормативно-правовая база, чтобы регионы могли начать реализовывать национальный проект. И это на самом деле существенный момент, потому что весь нацпроект построен по типу набора коробочных решений, которые состоят из триады задач: это обновление содержания, это кадровый состав, который в состоянии это новое обновленное содержание транслировать, и соответственно это инфраструктура, в рамках которой это все становится возможным. Но для того, чтобы вся эта триада начала работать, нам нужна нормативно-правовая платформа. Серьезная работа проведена с Министерством финансов Российской Федерации по мониторингу и контролю национального проекта. Например, национальный проект «Образование» – это 1800 страниц печатного текста, который мы полностью занесли в соответствующие системы мониторинга и контроля исполнения национальных проектов, туда заведены абсолютно все субъекты Российской Федерации, муниципалитеты и т. д. И соответственно вся страна видит в цифровом виде, что происходит с национальными проектами.
Что же касается действительно важной составляющей для меня уже как для содержанца, а не управленца, – это те сутевые моменты, которые нам уже удалось сделать. Разработано и утверждено большое количество образовательных модулей для всех типов участников процесса по исполнению нацпроекта. Запущена платформа по обучению для педагогов трех направлений общего образования, а также педагогов из сельской местности. Эта платформа дает стартовые базисные знания о гибких компетенциях, которые необходимо развивать у наших детей. Мне казалось, будет отторжение. Каждый день я получаю отчеты, скриншоты, какие письма нам пишут педагоги, прошедшие первый модуль. Я еще раз получила подтверждение, что наши учителя хотят учиться. На платформе 6 модулей, они через них все пройдут. И дальше в летний период будет череда оффлайн-обучений для работы с высокотехнологичным оборудованием. По всем направлениям разработаны методические рекомендации, состоящие из учебно-методических комплексов, перечня оборудования, программ образовательных сессий, проектов штатных расписаний. Мы проделали гигантскую работу, сформировав условно абсолютно доступный учебник, где пошагово расписано: делай раз, делай два, делай три. И ты придешь к вот этому образу результата. Там есть вариативность, безусловно. Мы учитываем региональную специфику, коллеги нам присылают свои предложения, что они хотят делать, организовано тотальное взаимодействие. Мы проехали всю Россию, провели в каждом округе совещания, школьные стратегические сессии. Это было сделано для того, чтобы собрать лучшие, я бы даже сказала, бриллиантовые практики, которые есть в регионах, и интегрировать их как раз в те методические рекомендации, о которых я говорила, чтобы они стали доступны для всех регионов страны. На сегодняшний момент мы находимся в самой интересной точке процесса. Запущено большое количество образовательных программ для тех педагогов и управленцев, которые реализуют эти мероприятия. Происходит закупка оборудования для функционирования всех этих направлений. И я уверена, что всем, кто будет принимать участие в реализации этих мероприятий, будет комфортно работать, и они будут точно знать, что делать.
– У любого проекта есть риски. Даже у очень хорошо просчитанного. Какие риски были у этого проекта и удалось ли их избежать? Или все еще работаете над минимизацией?
– Это же проект. Поэтому к нему должны быть применены все академические знания о проектной деятельности. Любой проект на сто процентов исполнен быть не может. Те мероприятия, которые заложены в нацпроект, они очень амбициозные, они разнонаправленные, они формируют, безусловно, единую среду. Но это, знаете, как из точки А сразу же побежать в 150 направлениях. Я думаю, что нам будет доступно исполнить как минимум восемьдесят пять процентов всего того, что заложено в нацпроекте. Пятнадцать процентов не будет исполнено не потому, что так написано в законах о проектной деятельности, а потому, что по ходу реализации определенные вещи будут меняться. Мы не могли, находясь в мае 2018 года, когда начали заниматься разработкой национального проекта, точно предугадать, как будет развиваться то или иное направление через 3‑4 года. Поэтому корректировка, которая допустима для любой проектной деятельности, безусловно, будет. Но базисное направление – ядро нацпроекта, которое, как я считаю, составляет не менее 85% всех мероприятий, оно точно реализуется. Мы, конечно же, не будем спать, будем мало есть, но будем чувствовать себя счастливыми от тех результатов, которых большой федеральной командой вместе со всеми муниципалитетами, регионами удастся достичь.
О любви
– Хороший школьный учитель – это…
– …это человек, который любит детей, это человек, который любит жизнь. И это человек, который любит открывать для себя новое. Тогда он точно все это передаст детям.
– Что вы больше всего цените в людях?
– Любовь к жизни, радость, позитивный настрой, профессионализм и искренность.
– Что не приемлете ни в каком виде?
– Глупость, тупость.
– Хорошая команда – это команда, которая…
– Моя команда.
– Я не могу не задать вопрос, который в свое время очень взволновал всех в редакции. Когда только вы пришли в министерство, появились данные про вашу биографию, вашу жизнь. Было написано и такое: «Когда училась в школе, открыла 19 теорем по стереометрии». Это в самом деле правда?
– Нет, неправда. Не девятнадцать, а тридцать одну. И не в стереометрии, а в планиметрии. Это были авторские теоремы. Не могу сказать, что это работа сложная. Не открытие Америки, но глубокое исследование, серьезная математическая работа. Я фиксировала ссылки на свою научную работу в исследованиях и монографиях ученых из других стран. У этой работы есть авторские права, у нее были серьезные рецензенты как российского, так и зарубежного уровня. Жизнь повернулась так, что я от математики еле ушла, но мне есть чем там гордиться.
– У меня на сегодня все вопросы. Есть еще что-то такое, о чем, может быть, я не спросил, но вы хотите, чтобы оно обязательно прозвучало?
– Нет. Давайте исполним национальный проект.
– Спасибо, Марина Николаевна!
Досье «УГ»
Марина Николаевна Ракова родилась 7 апреля 1983 года. В 2002 году окончила МГТУ им. Н.Э.Баумана, в 2011 году – Алтайскую академию экономики и права. Работала менеджером по международным связям программы «Шаг в будущее» МГТУ им. Н.Э.Баумана. С 2002 по 2014 год руководила различными бизнес-проектами. В 2014‑2016 годах возглавляла инициативу «Новая модель системы дополнительного образования детей» Агентства стратегических инициатив. В 2016‑2018 годах – генеральный директор ФГАУ «Фонд новых форм развития образования». В октябре 2018 года назначена заместителем министра просвещения Российской Федерации.
Награждена Благодарностью Президента Российской Федерации, Почетной грамотой Министерства образования Российской Федерации.
Выбор читателей
Комментарии