Литература

Карл приказал изменника судить

Читать учебник придется выборочно

итая учебное пособие для школ и классов с углубленным изучением литературы, гимназий и лицеев “Литература. 6 класс” (авторы-составители М.Б.Ладыгин, Т.Г.Тренина. – М.: Дрофа. 1996), я вдруг поймал себя на мысли, что лет десять назад, на заре перестройки, выход любого неподцензурного учебника по любому предмету я приветствовал бы сразу, безоговорочно и даже, может быть, не познакомившись с содержанием. Априорно было понятно, что удовлетворяющего всем строгим требованиям пособия в одночасье не создать, но возможность поделиться опытом, сказать свое слово в то время уже заслуживала и уважения, и снисхождения. Но 10 лет – срок вполне приличный, чтобы создать вполне приличный же учебник по литературе. Относится ли к таковым пособие по литературе для 6-го класса?

В аннотации читаем: “В основу концепции литературного образования положено изучение литературы как вида искусства, постижение литературного произведения в единстве формы и содержания, выявление национального своеобразия русской литературы”. Прекрасно, давно пора, но, простите, почему “национальное своеобразие” выявляется только у русской литературы, а зарубежной, занимающей немалое место на страницах пособия, в этом свойстве отказано? Или “Песнь о Роланде” не отмечена печатью национального своеобразия, проигрывая в этом отношении “Повести о Евпатии Коловрате”?

Не легче дело обстоит с изучением литературы как вида искусства. Некоторые открытия авторов в этой области повергли меня в состояние вроде того, в которое впал бедный учитель географии из “Золотого теленка”, не найдя на карте Берингова пролива.

На первой же странице читаем: “В сказке может произойти все, что угодно”. А дальше предлагается подумать над вопросом, почему “сказочникам доступна такая вольность, а писатель, рассказывающий, например, о жизни школьников, стремится построить свое повествование так, чтобы многое было узнаваемо”? Все перевернуто с ног на голову. “Говорящие земноводные”, как шутливо авторы именуют, видимо, Царевну-лягушку, – не все, что угодно, а персонаж, отнюдь не случайно или произвольно выбранный “сказочником”. С этой точки зрения, простите, писателю вольностей дано гораздо больше – даже рассказывающему о жизни школьников. То, что авторы учебников плохо знакомы с реалиями школьной жизни, видно из следующего пассажа: “Скажи, придет ли тебе в голову громко запеть на уроке математики? Устроить футбольный матч в классе? Конечно же, нет”. Конечно же, да, сказал бы любой ученик.

Цитировать подобные рассуждения из первого урока волшебства (книга разбита не на части или разделы, а на “Уроки волшебства”) можно бесконечно. Поэтому остановимся на концовке – там мелькает нечто вроде задания: “Я лишь хочу попросить тебя: читая книги, внимательно вслушивайся в речь повествователя, старайся почувствовать смысл каждого слова”. Дельный совет, если б читатель имел хоть малейшее представление о том, кто такой повествователь и чем он отличается от автора, – об этом во всем разделе ничего не сказано. Да и в “прочувствовании” смысла слов я как-то не совсем чувствую смысл, поскольку есть иной, проверенный веками способ узнавать лексические значения – по толковому словарю.

То, что авторы не очень жалуют рациональное восприятие текста, а потому склонны приписывать ему несвойственные качества, отчетливо проступает и в том, что для иллюстрации метафоры выбрано лермонтовское “Уж мы пойдем ломить стеною…” Как они себе это представляют? Ломить, как стена? А ларчик просто открывается, для чего надо всего-навсего заглянуть в словарь: стена – плотно сомкнутый ряд бойцов. Рассказчик употребляет термин, вошедший в его лексикон из специфически русского “вида спорта” – кулачных боев, где “командные” состязания проводились именно “стенка на стенку”, причем тактика сводилась в первую очередь к тому, чтобы проломить оборону, рассечь строй противника. Лермонтов очень точно воспроизвел особенности простонародного склада речи: старый солдат не использует метафор – только точные, конкретные сравнения. В этом, кстати, одно из существеннейших отличий “Поля Бородина” от хрестоматийного “Бородино”, включившего значительные по обьему куски раннего стихотворения.

Не побоюсь утверждать, что чуть ли не весь “авторский” текст нуждается в серьезной правке на всех практически уровнях, исключая корректорский. В первую же очередь это касается научных основ учебного материала. То, что преподносится детям как откровение, раскрытие некоей тайны и порой сопровождается прямыми указаниями Ученику “вдуматься”, “усвоить”, “понять” сказанное Автором, мягко говоря, весьма спорно. Например, не может быть признана удовлетворительной трактовка устнопоэтических текстов. Авторы просто поражают своей неосведомленностью в данном вопросе. Оказывается, в художественном мире фольклора “всегда отчетливо видны патриотические идеи. А поскольку герои любят свою землю, родная земля всегда готова прийти им на помощь. Даже звери, птицы и растения оказывают им поддержку” (с.74). Это уж какой-то зверский (или звериный) патриотизм! Полноте, да знают ли написавшие это, что такое фольклор? Читали ли они Афанасьева или Проппа? Неужто неведомо им о мифологической подкладке образной системы волшебной сказки?

В разделе “О связи и взаимодействии фольклора и литературы” утверждается, что, “во-первых, несомненно, писателей привлекает в легендах народный идеал, нравственная позиция героев”. Меня, несомненно, не привлекает жесткий “классификационный” подход, подчеркнутый вводным словом. Откуда такая уверенность? Уж не проинтервьюировали ли авторы всех писателей, обращавшихся к фольклору? Спросите хотя бы детей, что их интересует в сказке или в пословице, загадке. А ведь были писатели, использовавшие фольклор в своем творчестве, но народного идеала не принимавшие. Советую перечитать “Историю одного города” Салтыкова-Щедрина.

Про “во-вторых” авторы забывают, но, кажется, это следующий пассаж: “Устное народное творчество разработало множество поэтических приемов, помогающих создать гармонический художественный мир. Это и поэтические повторы, и постоянные эпитеты, обращения к слушателям. Неудивительно, что писатели часто охотно используют эти же приемы”. Сильно сказано, конечно, но к реальности отношения не имеет. Устное народное творчество ничего не разрабатывало, чтобы утверждать подобное, надо не понимать самой сути фольклора. Но, даже приняв это как гипотезу, нельзя не указать, что поэтические приемы, характерные для устного народного творчества, нацелены отнюдь не на “создание гармонического художественного мира” – эстетика в фольклоре всегда играла подчиненную, служебную роль. Зачем вводить в заблуждение учеников? Это приблизительно то же самое, что и утверждать, будто Иван-царевич в поисках своей жены странствует по “огромному миру”, а “не только в тридевятом царстве”. Узнать, где, как и зачем странствуют сказочные герои, можно у Проппа, Топорова, Невской, Н.И.Толстого и др.

На втором уроке волшебства авторы решили разьяснить Ученику вопрос происхождения и специфики мифа. “Чем внимательнее вглядывался человек в окружающий мир, тем больше возникало у него вопросов, но слишком редко ему удавалось найти точные и достоверные ответы на них. С таким положением человек никак не желал примириться. Согласись, мой Ученик, трудно жить на свете, если со всех сторон тебя окружают опасности и необьяснимые явления! И вот тогда на помощь человеку пришла фантазия. Люди стали придумывать обьяснения непонятным явлениям. Они населили мир богами, наделив их человеческими качествами, создав их по образу и подобию своему. мифы – это обьяснение каких-то неизученных, непонятных явлений действительности с помощью фантазии и с использованием поэтических средств” (с.8-9). Эта цитата наглядно свидетельствует о том, что процесс мифотворчества далеко не завершен, по крайней мере если исходить из концепции авторов. Действительно, они вглядываются, кажется, в совершенно непознанный ими предмет и, прибегая к помощи своей фантазии, придумывают обьяснение непонятному явлению, хотя до сотворения богов по своему образу и подобию у них пока еще не дошло. Право, не хочется терять время на обьяснение самоочевидных вещей – проще отослать к неоднократно выходившему двухтомнику “Мифы народов мира”, “Мифологическому энциклопедическому словарю” и подобным изданиям.

Еще раз подчеркнем эту особенность пособия – ненаучность сообщаемых сведений. Чего стоит такой, например, пассаж: “Законы мог придумывать любой феодал, но заставлял людей выполнять их только своим авторитетом или силой. Тогда не было конституций, судов, полиции и всего того, что сегодня определяет права и обязанности человека. Издавна люди обращались к Библии, находя в ней ответы на возникавшие вопросы: они были уверены, что все сказанное в этой книге исходит от Бога. К сожалению, и в Библии не всегда можно было найти ответ. И вот люди стали обращаться к эпическим песням эпические поэмы пользовались непререкаемым авторитетом” (с.23). Подозревают ли авторы, что среди их потенциальных читателей могут оказаться искренно верующие, воспитанные в христианском духе дети, которые уверены в том, что Библия есть слово Божие?

Но оставим этику в стороне – поговорим об истории. Что за жизнь была у средневековых людей! Впрочем, что их жалеть – так или иначе, но они уже ушли в мир иной, а вот кого до слез жаль, так это бедолагу ученика, который на уроках истории узнает, что своды законов и законодательных актов существовали в средневековье, более того, современная Англия пользуется до сих пор многими законами, введенными в обращение в то далекое время. Зачем далеко ходить – возьмем Киевскую Русь, на которую ссылаются авторы, как пример средневекового общества. Слыхали ли они о Ярославе Мудром и его “Русской Правде”? Что значит “не было” судов? Рекомендую познакомиться с сатирической повестью о “Шемякином суде”, высмеивающей суд неправедный, но тем не менее свидетельствующей о существовании суда как такового. Да и в “Песни о Роланде”, включенной в состав пособия, рассказывается о суде над Ганелоном: “Изменника судите по закону”, – приказывает своим баронам Карл. Что до выполнения “придуманных любым феодалом” законов, замечу: что до сих пор соблюдение правовых норм обеспечивается государством, т.е аппаратом насилия. Куда бедному школьнику податься? Кому верить – авторам нового пособия или учебнику истории?

Позвольте теперь спросить: ЧТО ДЕЛАТЬ школьнику с этим пособием? А ничего особенного – читать, но выборочно, то есть только и исключительно Пушкина, Лермонтова, Лескова, Шукшина… Учитель при необходимости поможет дельным вопросом или разьяснением, тем более в гуманитарных классах, лицеях и гимназиях педагогические кадры квалифицированные, свое дело знают.

Андрей КУНАРЕВ,

кандидат филологических наук

Существуют два первоначала справедливости: никому не вредить и приносить пользу обществу.

Цице╡он

Дробное знание и образ целого

Курс “Истории русской культуры XI-XIX веков”

Три года назад Министерство образования России совместно с международным фондом “Культурная инициатива” проводило конкурс инновационных проектов для средней школы. Одним из его участников был Юрий Рябцев, кандидат исторических наук, доцент Московского педагогического государственного университета. Он предложил проект школьного курса по истории русской культуры и стал дипломантом.

– Что же это был за проект и какова его настоящая судьба?

– Это была программа школьного курса “История русской культуры ХI-ХIХ веков”. Она-то и принесла мне удачу. Я стал обладателем гранта. Победа воодушевила. Но главное – я убедился в том, что дело, которым занимался в течение нескольких лет, необходимо не только мне.

Сегодня проект завершен. И я со всей ответственностью могу сказать, что любая школа может с первого сентября начать новый учебный курс – “История русской культуры ХI-ХIХ веков”. Для этого есть полный комплект: программа, две книги, рабочие тетради для учащихся, хрестоматия. Все это готовится к печати издательством “ВЛАДОС”. Программа и пособия прошли аттестацию Министерства образования.

– Юрий Сергеевич, а как вы пришли к идее создания такого курса?

– После окончания Московского государственного пединститута, я долгое время занимался историей Канады. Даже защитил диссертацию. Вместе с тем меня всегда интересовало искусство. Эта увлеченность привела меня в Ленинградский педагогический институт на стажировку по специальности “Мировая художественная культура”. После этого сделал окончательный выбор в пользу художественной культуры. Осознавая недостаток знаний, уже будучи кандидатом наук, опять пошел учиться – на искусствоведческое отделение Московского государственного университета. Затем последовал соросовский грант, а в 1995 году в издательстве “ВЛАДОС” вышла моя первая книга по культуре – “Путешествие в Древнюю Русь”. Школьникам и учителям, как я понял, она понравилась. И издательство предложило мне под программу по истории русской культуры написать комплект пособий для средней школы – учебную книгу и рабочую тетрадь. Что я и сделал, добавив к ним еще и хрестоматию и методику для учителей…

– Вы начинали с мировой художественной культуры. Что заставило вас вдруг ограничить рамки курса и заняться в основном отечественной?

– Произошло это, конечно, не вдруг, а в результате долгих и нелегких раздумий. Попробуйте представить себе ну, скажем, китайского школьника, который бы изучал культуру Индии, Японии, Ирана, других восточных стран и где-то в последнюю очередь свою родную. По меньшей мере это покажется странным. Однако именно по такой схеме выстроен курс мировой художественной культуры, где русская занимает более чем скромное место. Помню, одна из программ предлагала за 12 часов познакомить ребят с культурой Англии, Франции и Германии рубежа ХVIII-ХIХ веков: творчеством писателей Дефо, Шиллера, Гете, художников Хогарта, Давида, Шардена, композиторов Баха, Моцарта да еще со всей русской культурой ХVIII столетия. Для сравнения на изучение русской культуры ХVIII века моей программой отводится полгода.

Я хорошо знаю многих разработчиков этого курса, отношусь к ним с глубочайшим уважением. Ведь они были первопроходцами. Но, как мне кажется, допустили несколько серьезных просчетов. В частности, кроме программы и методичек, не существовало никакого учебного пособия по мировой художественной культуре, что сильно затрудняло работу учителя и учеников. Я постарался учесть многолетний опыт преподавания этого предмета в школе и сделал ставку на подготовку полного комплекта литературы.

– Кстати, за последние годы появилось немало школьных учебных пособий по истории культуры. Какого вы о них мнения?

– Не совсем этично критиковать своих коллег, и все-таки не могу удержаться от этого – уж слишком ответственное дело писать книги для школы. Многие пособия, которые мне довелось видеть, больше похожи на краткие художественные справочники, где сказано обо всем понемногу. Другие, наоборот, перегружены информацией, которой с лихвой бы хватило для иного студента-искусствоведа. Язык многих книг сух и излишне научен. Некоторые не имеют иллюстративного материала. Но наибольшую досаду вызывают пособия по культуре, написанные недобросовестными дилетантами. Почему-то принято считать, что в вопросах культуры и политики разбираются все.

– Я знаю, что у вас накоплен некоторый опыт преподавания истории русской культуры в школе. Расскажите об этом подробнее.

– Действительно, в течение пяти лет я “прокатывал” курс или отдельные его куски в разных школах Москвы. Причем работал как в обычных классах, так и с различными “уклонами” – математическим, гуманитарным. И надо сказать, что нигде предлагаемые для изучения темы не вызывали у школьников никаких трудностей. Как правило, они проявляли к их изучению самый живой интерес. Постепенно я отбирал экскурсионную программу курса, основные видеоматериалы. Сложилась определенная методика урока по истории культуры.

– И последний вопрос. Вы отдали много сил и времени разработке школьного курса по истории русской культуры. Каких результатов вы ждете от своей работы?

– Если общество станет хоть чуточку духовнее, культурнее, образованнее, я буду считать, что желаемая цель достигнута. Художественная культура всегда несет в себе сильный нравственный заряд. Очень надеюсь, что изучение русской культуры в средней школе будет способствовать духовному выздоровлению нашего общества. Кроме того, знание родной культуры поможет нам избавиться от проклятого комплекса “иванов, не помнящих своего родства”.

Телефоны издательского центра “Владос”: 437-25-52, 430-05-95.

Маргарита КУРГАНОВА