Чтобы сказать сегодня о Николае Островском – герой нашего времени, надо иметь определенное мужество. Таким, вне всякого сомнения, обладает известный литературный критик, писатель Лев АННИНСКИЙ, которому мы решили задать вопросы о творчестве и жизни Николая Островского, книге, которую он написал о романе «Как закалялась сталь» много лет назад.
– Лев Александрович, вы автор около 40 книг и нескольких тысяч статей. Большая часть их посвящена русской классической литературе, поэзии Серебряного века, театру. Меньше, как нам кажется, вы писали о творчестве советских писателей. Среди написанного выделяется ваше исследование о романе Николая Островского, написанное еще в 60-х гг. XX века, но не утратившее актуальности до настоящего времени. Чем был вызван ваш интерес к творчеству Н.А.Островского?- Дело было в середине 60-х годов. Только что вышла моя первая книжка «Ядро ореха», меня за нее слегка пропесочили справа и слева, я был счастлив, но нуждался в подкреплении своего профессионального права и дальше писать книги. Тут звонок из издательства «Художественная литература». Мой университетский однокашник Анатолий Старков:- Мы хотим заказать тебе книгу в нашу школьную серию.(Господи! Это же то, что мне сейчас нужно!)- Хорошо, Толя! О чем книга?- О романе «Как закалялась сталь».- Что-о?(Господи! Это они меня так перевоспитать хотят в идейном духе?..)- Нет, Толя. Не мой вариант. Не буду.- Подожди отказываться. Завтра откажешься.- И откажусь!- Жду звонка! До завтра!Мне и в голову никогда не приходило заняться Николаем Островским. Школьные прописи! Однако ежа мне под корку Анатолий все-таки пустил. Что-то зашевелилось в памяти. Что-то, где-то… Вспомнил! У Гачева! В «Теории литературы»…Лезу в Гачева. Цитата из Островского – вся первая сцена: «Выверните карманы!.. Следов табака нет… Преступления нет? Все равно ты виноват!»Гачев комментирует: ни следа законности! Одна только воля. И этого достаточно, чтобы начать выстраивать новую, невиданную, незаконную, волевую реальность!На чем выстраивать? На любви?! Но там же, в корчагинской душе, не любви, а ненависти полно!А ненависть и любовь не из одного ли материала строятся?Я едва дождался следующего утра:- Алло! Толя! Я берусь за Островского!В его голосе никакого удивления:- Приезжай подписывать договор. Молодец! Мы тебя лучше знаем, чем ты сам себя знаешь.Я отложил все. Полгода понадобилось мне, чтобы изучить историю появления книги и вознесения ее в советский культовый синодик (но перечитывать остерегся, чтобы не вляпаться в литературно-критические пошлости). Потом, уже зная логику вознесения, перечитал, разметив аргументы. И наконец, врастил всю эту историю в контекст русской духовности (не по закону живем – по благодати)… В терминах осторожничал: чтобы религией не пахло! Упирал на «волшебство» да «колдовство» (мне и за это влетело потом, когда книга вышла).Выходила книга с трудом. Чуяли в издательстве какую-то крамолу в моих хитростях, а определить не могли. Правили, чистили по словам. Я выкручивался как мог. Дело-то было не в словах, а в порядке слов. А порядок слов – моя стихия.Подпортил все-таки. Написано было – в унисон Островскому – жестким карандашом по простой бумаге, а стал я вляпывать цветные масляные пятна, стилистически невыносимые в разговоре об Островском. Портил текст, уже не веря, что издадут.Издали. Спас меня либеральный сотрудник ЦК партии, которому послали текст, уже запоротый штатными рецензентами. Он, в отличие от них, не боялся. И решил дело:- Хватит портить книгу. Тайные идеи Аннинского поймет один читатель из десяти, а десять перечитают Островского.Книга вышла.В печати объявили, что я оклеветал Павку Корчагина. В ЦК комсомола, как мне рассказали, был даже проведен инструктаж: как на моем примере распознавать новейшие приемы клеветы на советскую историю.Я был счастлив: книга вышла!Лет через десять я получил от ЦК комсомола (того самого!) наградной знак с лавровой веткой – за пропаганду книги «Как закалялась сталь».Сталь закаляется на сильном огне и при сильном охлаждении.Хорошая вышла закалка.- В этом году исполняется 80 лет со дня издания книги «Как закалялась сталь». В чем феномен этого романа? Можно ли сказать, что роман имел свою, неповторимую судьбу, что он стал больше, нежели просто литературное произведение?- А он никогда и не был просто литературным произведением.Больше? Меньше? Зависит от контекста. Если судить, безупречен ли текст в смысле красот и совершенства стиля, – меньше. Если встраивать исповедь героя в вековое скитание русской души, неистовой в готовности немедленно улучшить мир и в отчаянии разрушающего все до основания, то больше.Василий Розанов заметил, что Российская империя развалилась оттого, что писатели не могли решить, кто пишет лучше, а кто хуже.Пишут, как могут.А русская всеотзывчивость без границ и справедливость через катастрофу никуда не делись. И не денутся. Готовыми надо быть ко всему. И, готовясь, перечитывать Островского.- Актуален ли роман сегодня? Нуждается ли сегодня общество в таких героях, как Павел Корчагин, и в жизненном примере самого Николая Островского?- Актуален – в потенции. Русский человек, прошедший в двадцатом веке через огненное крещение и замерший от сознания, что смысл героического существования утрачен, должен будет этот смысл заново выстраивать. На чем? На неистовстве потребления благ? Если оргия потребления дойдет до абсурда, не окатит ли нас история очередным ледяным душем?Если же будет шанс сохранить в этом абсурде разум и станет ясно, какой герой может вытащить из ступора страну, культуру и душу – если новый герой появится в реальности (а захочет ли он одеревенеть в довольстве или, спасаясь от одеревенения, примется раздувать очередной мировой пожар, не угадаешь, – у нас середины нет, все крайности), – однако если ощутится нужда в герое, вот тогда Островский будет перечитан. И осмыслен заново.
Комментарии