История «УГ» в лицах

Моей родной «УГ» – 90. Много это или мало? Для человека это очень солидный возраст. А для газеты, если учитывать, что самой старой в мире шведской газете – 369 лет, то наша «Учительская газета» еще молодая. Но у нее уже есть большая и богатая история. За эти годы в «УГ» сменилось несколько творческих коллективов. Это не одна сотня журналистов. Я помню тех, с кем мне довелось работать, и даже тех, кого уже не застала, но кто поддерживал связь с редакцией. «Так и тянет сюда», – говорили они.

Мне удалось близко познакомиться с одним из первых сотрудников «УГ». Это Савва Тимофеевич Морозов – родной внук и полный тезка знаменитого русского промышленника и мецената. Знаменательно, что он пришел в «УГ» в год ее первого, пятилетнего юбилея. Тогда Савве Морозову было всего семнадцать лет. Он принес критическую заметку о закрытии курсов ликбеза, на которых преподавал (по словам Саввы Тимофеевича, в те годы в «Учительской газете» публиковались сплошь критические материалы). Его заметку напечатали, а самого автора пригласили на работу штатным корреспондентом. Кстати, по первому его выступлению в газете были приняты меры: курсы снова открыли. На несколько лет тема ликбеза стала его основной темой в газете. Писал Савва Тимофеевич и о строительстве первого в стране бумажного комбината в Балахне, и о возведении автозавода в Нижнем Новгороде.В те годы в газету заезжала Надежда Константиновна Крупская, покровительница нашей газеты, иногда читала материалы, бывала на редакционных совещаниях. Савва Тимофеевич вспоминает, что она имела суровый вид, ее побаивались и за глаза называли старухой.Но более памятны Савве Тимофеевичу его статьи в защиту учителя. Юный журналист близко к сердцу принял судьбу одного учителя, уволенного за критику. Этому и был посвящен фельетон Саввы Морозова «Самокритика в Валуйках». Несправедливо пострадавшего педагога в итоге восстановили на работе.Помню, как мы с Саввой Тимофеевичем сидели в его небольшой двухкомнатной квартирке на улице 26 Бакинских комиссаров и он неторопливо, но с живостью вспоминал свою любимую «Учительскую газету» (первая любовь не забывается). Вспомнил и о том, как в 1929 году в газете проходили «чистки». Его тоже вызвали в органы и строго спросили, как он проник в газету, да еще в ту, которая занимается просвещением народа? Савва Тимофеевич рассказал им чистую правду о своем деде и о том, что о нем с уважением отзывался Максим Горький. Корреспондента Савву Морозова чудом не посадили. Но Савва Тимофеевич стоически перенес эти перипетии, с тех пор, приходя устраиваться на новую работу, язвительно пародировал предъявленные ему обвинения: «Я из тех, кто пил кровь рабочего люда». Многие предлагали ему сменить фамилию, на что Савва Тимофеевич говорил: «Человек не должен отрекаться от своих корней».После «Учительской газеты» Савва Тимофеевич работал в «Известиях», участвовал в арктических экспедициях, о чем рассказал в книгах «Люди и льды», «Навстречу прибою», «Крылатый следопыт». Наиболее известна его книга «Мой дед умер молодым». Савва Тимофеевич считал «Учительскую газету», которую он часто вспоминал, своей колыбелью, из которой он вышел в жизнь…Немало ярких, талантливых журналистов было и есть среди моих коллег. Хочу вспомнить о тех, кто работал в «УГ» в 70-80-е годы и у которых я многому научилась.Мы как-то сразу подружились с Галиной Ивановной Севериной, которая к моменту моего прихода уже ушла на пенсию в 55 лет, чтобы писать книги и растить внуков. Но журналистскую работу не оставила, часто бывала в редакции и, кроме того, каждый год по два месяца работала в нашем школьном отделе. Как она сама однажды сказала: «Меня так и тянет в нашу журналистскую семью». Мне понравилась, как иногда говорят, ее активная жизненная позиция. «Я на всю жизнь осталась комсомолкой с беспокойным сердцем», – говорила Галина Ивановна. Это сейчас многие молодые люди воспримут скептически, а для ее поколения это были не пустые слова. Вот почему главным содержанием ее работы была борьба за справедливость – и на страницах газеты, и в жизни.Галина Ивановна по профессии учитель. Много лет преподавала литературу в одной из московских школ и писала в нашу газету – талантливо, красивым, образным языком. И естественно, ее пригласили в наш школьный отдел на должность корреспондента, где она плодотворно работала много лет.Она стала писательницей, а школьная жизнь – ее темой. Первая книга Галины Севериной называлась «Легенда об учителе». Сюжет взят из жизни – старшеклассница, выпускница полюбила своего учителя (вполне современная коллизия), а дальше – как это и бывает в жизни, ответное чувство, драма, счастливая развязка. Но… «завтра была война», и счастье оказалось невозможным. Учитель, освобожденный от воинской службы по здоровью, вместе со своими учениками добровольно уходит на фронт и погибает в первые дни войны. Книга во многом биографична – Галина Ивановна в общих чертах пересказала историю своей жизни, похожую на судьбу миллионов женщин. Поэтому книга стала популярной не только среди педагогов и школьников и выдержала несколько изданий. Хочу привести отзыв одной читательницы: «Читала, завороженная искренностью автора и легким стилем. Книга, удивительная по силе и чистоте».Не могу не вспомнить моего непосредственного руководителя и наставника – редактора отдела школ Ольгу Васильевну Челпанову, дочь известного ученого – биолога Челпанова. Ровесница века, она прожила долгую и трудную жизнь, по которой буквально прошли «колеса истории». Была репрессирована вместе с мужем, который погиб в ссылке, а вскоре умерла и их дочь, оставшаяся без родителей. Всю последующую долгую жизнь Ольга Васильевна прожила в одиночестве, и весь смысл существования давала ей работа. Часто, вплоть до преклонного возраста – 86 лет, она ездила в командировки и приезжала с уже написанным материалом. Она успевала везде, бывали случаи, когда она летела, скажем, из Волгограда в Харьков, не заезжая в Москву.У Ольги Васильевны был небольшой, но особый и удивительный кабинет. Все стены его были увешаны «портретами» кошек – фотографическими и рисованными. Это было ее единственное увлечение, если не считать книг, конечно. Домой она уходила всегда очень поздно, потому что настоящим своим домом считала «Учительскую газету».Якова Моисеевича Пилиповского, нашего ответственного секретаря, называли ходячей энциклопедией, ходячим справочным бюро. Его эрудиция была поистине обширна, он многое помнил из разных областей знаний и охотно консультировал нас всех. Если же вдруг на какой-либо вопрос ответить не мог, что случалось очень редко, тут же шел в библиотеку, чтобы восполнить пробел и навсегда запомнить нужные сведения.Яков Моисеевич был одним из тех, кто мог «истину царям с улыбкой говорить». Мог с почти вольтеровским сарказмом высказать свое несогласие с главным редактором. А однажды вступился за молодую способную журналистку, допустившую «идеологическую» ошибку, и спас ее от грозившего ей увольнения.Вот с такими разными, не похожими друг на друга, но очень колоритными и запоминающимися людьми довелось мне работать в те годы. Они были талантливы и преданы «Учительской газете», составляли тогда ее основу, были ведущими журналистами, нашими наставниками.Навсегда запечатлелись мне первые дни, месяцы моей работы в «УГ». Я пришла сюда во второй половине 1970-х, когда главным редактором была Надежда Михайловна Парфенова. Мне хочется рассказать об одном эпизоде, который характеризует Надежду Михайловну как человека.Первый месяц я проходила испытательный срок, во время которого съездила в командировку. Итог командировки был успешным, материал был принят и опубликован, а меня зачислили в штат на постоянной основе. Но обстоятельства неожиданно сложились так, что меня должны были уволить в первый же день моей штатной работы. Именно в этот день вышел очередной номер «УГ» с моим материалом, в котором шла речь о подготовке школ к новому учебному году в Лихославльском районе Тверской (тогда Калининской) области. Статья называлась «Под вековыми вязами».Меня тогда поразило старое дореволюционное здание одной школы, вот-вот готовое развалиться, потому что много лет не было ремонта. После поездки по этому району я, как тогда полагалось, зашла в райком партии, чтобы рассказать о своих впечатлениях. И что же я там увидела? Сверкающие свежей краской коридоры, просторные кабинеты с обновленным паркетным полом. Я написала об этом контрасте в своей статье, и материал был опубликован. Получилось так, что я, как корреспондент, допустила критику в адрес партийных органов, а наши редакторы это просмотрели. Подобные вольности тогда не допускались.И вот в день выхода этого номера первый секретарь Калининского обкома партии Корытков, прочитав газету и мою статью (вот бы так же подробно и своевременно читали нашу газету нынешние губернаторы!), тут же позвонил тогдашнему министру просвещения СССР Прокофьеву, негодуя и возмущаясь. Прокофьев в свою очередь позвонил Надежде Михайловне Парфеновой с требованием разобраться с корреспондентом, допустившим неслыханную дерзость.Конечно, Надежда Михайловна вызвала меня к себе. Пожурила и… не уволила. Критика в газете необходима, говорила она, но партийные органы мы критиковать не вправе. В общем, она говорила со мной как со своим молодым сотрудником, коллегой, и я поняла, что это наставления на будущую мою жизнь в «УГ». По существу, она спасла меня, проявив внимание к моей дальнейшей судьбе, показав свои высокие человеческие качества. Это я потом по-настоящему оценила, читая ее дневник, который теперь хранится в Центральном историческом музее, где она писала о том, как партийные боссы постоянно вмешивались в дела газеты и как трудно ей было работать в таких условиях.На летучках, партийных собраниях ее часто критиковали – острые публикации в газете не устраивали руководителей наверху, и это знали все. Парфенова принимала это как должное, но всегда оставалась собой – стойкой и принципиальной.А фамилию Корыткова я запомнила: вскоре он был снят с поста за застой в Калининской области.