Ипостаси

«Кто я? Какой я?» – вопросы, которые человек задает себе всю жизнь

Слово «ипостась» употребляется преимущественно в религиозном контексте как одно из лиц Святой Троицы. Однако в более широком, философском, смысле оно означает одну из форм проявления, воплощения чего-либо. На самом деле каждый из нас суть набор самых разных ипостасей. И если рассматривать нашу жизнь с этих позиций, получается довольно интересная картина, которую вы вполне можете предложить своим ученикам для поиска ответа на крайне важные вопросы: «Кто я? Какой я?»

Говорят, каждый из нас всю жизнь играет ту или иную роль – сына, отца, брата, мужа, друга и так далее. Эту точку зрения Шекспир выразил так: «Весь мир – театр. В нем женщины, мужчины – все актеры. У них свои есть выходы, уходы. И каждый не одну играет роль». А давайте попробуем разложить самих себя по полочкам, чтобы на каждой из них лежало что-то одно, пусть и тесно связанное с другим. Получится очень много всего. И каждая полочка будет соответствовать даже не отдельной главе, ибо главы, как правило, идут последовательно, а отдельной реальности, параллельной или пересекающейся с другими, тоже вашими.

Например, в ипостаси «студент» я существовал с 1984 по 1991 год с двухгодичным перерывом на службу в армии. Но параллельно с этим мне удалось побыть еще и в ипостасях «инспектор» (точнее, общественный инспектор ВООП и рыбоохраны). А еще перманентно я оставался в ипостасях «друг», «однокурсник», «сосед по общежитию» и даже «заяц» (да, каюсь, я был безбилетником!). Опять же в армии мне пришлось побывать в ипостасях «курсант», «запевала», «дежурный по КПП», «младший сержант», «начальник тропосферной радиостанции» и еще кое-каких.

Разумеется, если все это перечислить, можно самого себя спросить: а каким, собственно, я был? Если студентом, то, скорее всего, не очень прилежным, потому что учился не слишком усердно, не особо интересовался даже профильными предметами, зато охотно занимался общественной работой, участвовал в самодеятельности, был даже в «большом» комитете комсомола как представитель неформального студенческого объединения. Хотя преподаватели пусть и не считали меня «ботаником», но часто хвалили и даже хорошие отметки ставили. Если инспектором, но не супер-пупер, потому что с «клиентами» (браконьерами) удавалось найти общий язык не всегда, какие-то рейды проходили на ура, а иногда результат был мизерным. С другой стороны, коллеги ценили, а это главное. Если другом… Не знаю, мне кажется, друг из меня не очень хороший получился. Хочется верить, что тут я себя специально принижаю, однако лучше бы спросить у людей. Однокурсник, впрочем, тоже получился неидеальный, ибо лидером меня никто не считал, да я к этому и не стремился, народ ко мне не тянулся, как и я к ним, ни с кем вроде бы не ссорился, но и теплых чувств не испытывал.

Что же до армии… В «учебке» я был курсантом-доходягой, на турнике не мог подтянуться ни разу, да и военную специальность осваивал без нужного рвения. Запевала вроде бы вышел неплохой, никто не жаловался. За те 11 месяцев, которые мы с двумя сослуживцами проработали на КПП (контрольно-пропускной пункт внутренней зоны ракетного полка РВСН), нам удалось из холодного каменного сарая сделать полноценное рабочее сооружение и облагородить территорию вокруг, значит, на этом месте я служил добросовестно. А вот начальником радиостанции меня назначили вовсе не потому, что я лучше всего подходил на это место, просто выбирать, увы, не из кого было. И как сержант я тоже не особо состоялся, ведь, чтобы командовать, надо уметь подчинять себе людей и/или обладать способностью вести за собой.

После института была череда новых ипостасей – «учитель», «муж», «отец», «зять», «конкурсант» (участник конкурса «Учитель года»), «автор», «внештатный корреспондент», «шеф-редактор», «редактор отдела» и так далее. Каждую из них можно (и нужно!) разложить на составляющие, тщательно взвесить и оценить опять же с позиции «какой я?». И здесь важна именно моя собственная оценка, которая может сильно отличаться от внешней, сторонней. Например, меня считали хорошим учителем, который интересно рассказывает и умеет заинтересовать предметом. Наверное, это так, более того, я и сам долгое время думал, что, да, я и правда хороший. Но потом, пообщавшись с учителями года разных лет, побывав на их уроках, послушав и почитав, что они говорят и пишут, я все больше и больше приходил к выводу, что на их фоне я всего лишь человек, который немного вышел за рамки привычного, но при этом оказался профаном и в детской психологии, и в методике преподавания, и в педагогике как науке… Правда, если даже при всем этом мои бывшие ученики до сих пор вспоминают меня с благодарностью и говорят спасибо, значит, многое я делал правильно и хорошо.

Можно продолжать и дальше, но лучше вовремя остановиться. Потому как ипостаси, сами понимаете, бывают очень разные, в том числе и сокровенные. А человеку бывает ой как неприятно признать тот факт, что как сын, например, ты далеко не идеал, потому что родителям помогаешь редко, ссылаясь на постоянную занятость. Или что как любовник ты мнишь себя Казановой, хотя глубоко внутри понимаешь – цена тебе грош, потому что ты просто-напросто эгоист, для которого чувства партнера вторичны. Или что как сотрудник ты всего лишь ленивая скотина, которая любит получать деньги, но не любит работать и напрочь лишена творческой инициативы.

«Кто я? Каков я?» – эти вопросы я постоянно встречал на страницах журналов «Костер», «Пионер», «Смена», «Семья и школа», которые читал еще в далеком детстве. Тогда они казались мне пустым и ненужным самокопанием, ведь ответы лежали на поверхности: я Вадик, ученик такого-то класса, хорошист. Все! Ну, может быть, еще примерный сын и внук, ученик музыкальной школы. Кстати, вполне допускаю, что, если бы тогда кто-нибудь решил провести со мной воспитательную беседу, проанализировав те или иные поступки, поведение в целом, отношение к чему-либо и кому-либо, я бы приобрел в результате громадный комплекс неполноценности. Потому что обязательно оказалось бы, вот это я сделал, не подумавши, исходя только из своих интересов, вот тут я проявил малодушие, здесь – откровенную трусость, а за это вообще очень стыдно. С другой стороны, если бы анализ содеянного проводил другой человек, можно было бы, наоборот, утвердиться в обратном, понять, что здесь ты все сделал правильно, молодец, так и надо поступать впредь, у тебя это очень хорошо получилось, и вообще ты отличный парень! Из чего следует: дело это очень деликатное, тонкое.

Каждый учитель периодически или постоянно сталкивается с тем, что самооценка детей довольно редко бывает адекватной. Как правило, она либо завышена, либо занижена. Если ребенку родители и окружение постоянно внушают: «Ты самый гениальный, ты лучше всех, ты вне конкуренции!», то, скорее всего, он ровно так же и будет считать, смотря на других свысока. И любой проигрыш для него будет серьезным ударом: как так, ведь я же лучший! Если же, наоборот, ему капают на мозги стандартным «дубина, ну почему ты никак не можешь понять, да тебе хоть кол на голове теши, и в кого ты уродился?..», ребенок автоматически запрограммирован на негативное восприятие самого себя в любой роли, любой ипостаси. И он никогда не найдет в себе силы поверить в свою победу и стремиться к ней.

Любимое для всех педагогов слово «рефлексия» в данном случае помогает каждому ученику понять, как окружающие воспринимают его слова и дела, а заодно и поразмыслить над тем, стоит ли и дальше продолжать в том же духе или хорошо бы что-то поменять. Но, возвращаясь к тому, с чего я начал, самооценка школьника с позиции ипостасей (причем тех, которые они могут назначить сами) позволяет каждый раз сверять некий идеальный образ себя как сына, ученика, друга, соседа, спортсмена, музыканта, филателиста, заводилы и так далее с тем отражением, которое дает социум. Так ли я плох, как они говорят? Так ли я хорош, как мне внушают? Настолько ли я великолепен, как сам о себе думаю?

Среди педагогов бытует мнение, что, если ребенку говорить только о том, какой он замечательный, не акцентируясь на его недостатках, это поможет ему стать лучше. Потому что, как мы все знаем, «если человеку постоянно твердить, что он свинья, рано или поздно захрюкает». На самом деле истина, как всегда, где-то рядом, и любому человеку, включая детей, полезно знать не только свои сильные, но и слабые стороны, чтобы понимать, над чем работать и от чего избавляться. Сделать это в системе координат «кто я? какой я?» при наличии той самой волшебной рефлексии можно более продуктивно и гуманно.

Вадим МЕЛЕШКО

Мнение

«Я» бывают разные!

Сергей АЛХУТОВ, практикующий психолог, педагог, соучредитель студии психологического консультирования «Каштаны»:

– Я знаю Вадима Мелешко давно, еще в его институтской ипостаси руководителя кружка латино-греческой терминологии. Я помню, кто он. И я знаю, что сейчас он уже не тот. Не та ипостась.

Ипостась переводится с греческого на латынь как «субстанция». «Ипо-» – это «под-» (лат. sub-), но эта приставка не обязательно обозначает физический низ. Скажем, о замужней женщине греки говорили «ипандрия», то есть «под мужем», «подмужняя». Ипостась, говоря по-русски, – то, что стоит за видимостью. В отличие от лица, которое и есть видимость. Древние греки называли лицо словом «просопон», то есть «перед глазами (смотрящего)», и этим же словом называли фасад здания и театральную маску.

Но в IV веке н. э. великие каппадокийцы Григорий Нисский и Григорий Богослов заявили сводящую с ума вещь: ипостась и лицо суть одно и то же. Что позади, то и спереди. Маска и есть мозг. Так возникло понятие личности, которое сначала касалось только Святой Троицы. Затем его относили к гражданам, к отдельным героям и т. п. Сегодня мы применяем его ко всем, в силу привычки не понимая, насколько это сумасшедшая формула: «маска = мозг».

Но эта идея достаточно безумна, чтобы быть верной. Если я «надеваю маску» бывшего студента, то веду себя совсем не так, как в «маске» учителя. Я позволяю себе быть раздолбаем, выпить лишнего, погорланить песни с бывшими однокурсниками. У меня, может быть, даже отлегает от сердца и других органов, на которых тяжело от ежедневного труда, я чувствую себя иначе. И даже мыслю иначе, поэтому, идя на встречу однокурсников, не планирую выставлять им оценки. Но если я веду себя иначе, чувствую себя иначе, мыслю иначе, то кто он, этот иной я? И где он внутри меня?

Задавая себе этот вопрос, мы допускаем, что «я» бывают разные, причем не только между отдельными людьми. Внутри единого человека уживаются несколько частных «я». Это чувствовали врачи еще в XVIII веке (начиная с Месмера), на это представление опирались видные психологи конца XIX века (например, ученик Дильтея Макс Дессуар), и в 20‑е годы XX в. итальянский психолог Роберто Ассаджиоли дал ему право на жизнь, введя термин «субличность».

Субличность часто возникает в связи с социальной ролью. В самом деле, всем известный сегодня «внутренний ребенок» формируется в нас, когда сами мы беспомощны и о нас заботятся родители. Менее очевидный «внутренний студент» появляется, когда мы получаем зачетную книжку с печатью института, когда нас утверждают на эту роль. Окончив институт, можно «включить студента» по желанию, но, не поступив в него, сделать это невозможно, разве что по образцам из кино. «Внутреннего ребенка», кажется, можно включить когда угодно, если бы не…

Если бы одна субличность внутри нас не мешала другой. Именно в связи с внутренними конфликтами человек обычно понимает, что внутри него есть разные «я». Некоторые могут действовать сообща (когда «внутренний студент» припадает к горлышку бутылки, «внутренний ребенок» одобряет это, потому что сам привык сосать материнскую грудь). Другие действуют независимо («внутренний студент» и «внутренний водитель автомобиля» пересекаются только при сдаче экзаменов в ГАИ, а потом расстаются). Третьи, к сожалению, ругаются, и это болезненно сказывается на целых нас, если в этой ситуации можно говорить о целости.

Под конец возражу автору. На мой взгляд, главное – не чтобы каждая субличность была хороша. Главное – чтобы они не ругались. Не обязательно быть совершенным, а вот стать целым – наверное, это и значит стать личностью. Которая есть и мозг, и маска.