Продолжение. Начало в №18-31
Полгода я провел в детском доме для детей, эвакуированных из Москвы. Вернувшись, пошел работать на завод. Мне было тогда 13 лет. Рабочая карточка добавила мне 200 граммов хлеба. Вот карточки, которые я сохранил после того, как их отменили. А вот мой первый в жизни расчетный листок: «К выдаче на руки 28 рублей 30 копеек».
Потом вернулся в школу. А летом работал в пионерских лагерях помощником пионервожатого. Вот дневники отряда, план работы, ежедневный дневник. Потрясла похвальная грамота. Тем, что над моей фамилией были портреты Ленина и Сталина. И самодельный балльник, куда нам заносили четвертные отметки. И моя тройка за 6‑й класс по русскому языку.
Даю неделю на сочинение «Наши семейные реликвии». Ордена и медали прадедушки, письма с фронта, фотографии перед отправкой на фронт, старинные часы бабушки, которая работала в госпитале. Документ, который я видел впервые в жизни: благодарность солдату от Верховного главнокомандующего. Ксерокопии страниц из военного билета. Иконка, коврик для молитв, кулон для национального костюма, который передается вот уже пять поколений. Мои детские вещи, мои молочные зубы.
«В начале двадцатого века мой прадедушка, уроженец Иркутской губернии, родившийся на берегу озера Байкал, завещал своим внукам и правнукам старинную фарфоровую чашку. Перед смертью он попросил, чтобы чашка всегда была наполнена кедровыми шишками и орехами. На Байкале бытовало мнение о том, что кедровые шишки с орехами приносят в семью благополучие, счастье, здоровье».
«Моей собственной реликвией является фотография, на которой запечатлены мои родители, когда они расписываются в загсе. Я безмерно люблю их, несмотря на то что они в дальнейшем развелись. Здесь они молоды, здоровы, жизнерадостны, счастливы, хороши собой. Больше всего мила и дорога моему сердцу именно эта фотография, потому что папа и мама здесь в самом начале своего совместного пути, и в этот момент их судьба переплетается, словно нити».
«Война и мир». Книга, которой пользовались в свои молодые времена моя бабушка, потом мой отец, а теперь и я. Там много деловых заметок, вкладок, пояснений».
Не буду говорить, о чем все это рассказано. Но посмотрите, как про все это рассказано. Это ведь живые, человеческие слова! Отдавая свое сочинение, один десятиклассник сказал мне: «Спасибо за тему! Лежат дома вещи, и каждый день я прохожу мимо, а тут вспоминаешь, и все приобретает другой смысл. Я хочу поблагодарить вас за хорошую тему. Благодаря вам я смог погрузиться в мое прошлое и испытать все заново». Но разве не для этого и пишутся сочинения?
В выпускном классе я обязательно обращаюсь к рассказу Чехова «Студент». «Прошлое, – думал он, – связано с настоящим непрерывной цепью событий, вытекающих одно из другого». И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного, как дрогнул другой». И всегда читаю легенду о манкуртах из романа Чингиза Айтматова «И дольше века длится день».
Но важно и то, какие именно темы предлагаются на экзамене для сочинения (все-таки 24 балла), и какие требования к ним предъявляются, и как они проверяются и оцениваются.
Сначала о прошлом этих сочинений, оно оказало огромное влияние и на все дальнейшее. Нужно написать сочинение: «Сформулируйте позицию автора (рассказчика). Выразите свое отношение к позиции автора по проблеме исходного текста (согласие или несогласие) и обоснуйте его».
За свое мнение сначала платили три балла. Но при этом нужно было привести два аргумента: или два аргумента из художественной литературы, или один из литературы, а один из жизни.
Не могу не остановиться на одной страничке из истории этого сочинения, поскольку она оказала огромное влияние на все, что будет потом.
Сразу же в Интернете и на полках книжных магазинов появились пособия с аргументами на все случаи жизни. Так создавались клише, стандарты, нормы, стиль. И они останутся.
Перечитываю свою статью в журнале «Знамя» об одном из таких пособий. Называется оно «Готовимся к единому государственному экзамену. Русский язык. Учимся аргументировать собственное мнение по проблеме». Понимаете? Собственное мнение. Три раздела: проблема милосердия и сострадания; проблема нравственного выбора; проблема патриотизма как важнейшей черты национального характера.
Дело не только в том, что собственное мнение списывается. Главное в том, как оно понимается, как и что об этом говорится.
Вот «проблема нравственного выбора, ответственности за свои поступки», «проблема сохранения чувства собственного достоинства, чести». Цитаты на 8 страницах: роман «Мастер и Маргарита» Булгакова, вполне возможно, непрочитанный, «Горе от ума» Грибоедова, «Капитанская дочка» Пушкина. Естественно, строки Окуджавы: «Совесть, благородство и достоинство – вот оно, святое наше воинство». И далее сочинение. Ограничусь лишь его началом, первым абзацем: «Проблемы, поднятые автором, актуальны во все времена. Еще Грибоедов, создавая образы Молчалина, Фамусова и Чацкого, противопоставил их жизненные позиции, их отношение к понятию «честь», «человеческое достоинство». Герои произведения Пушкина «Капитанская дочка» капитан Миронов и Петр Гринев предпочитают смерть бесчестью. Именно умение сохранить свое достоинство и делает человека человеком».
Когда я был в Гродно, Василь Быков говорил мне о сочинениях школьников: «Не обольщайтесь. Выйдут они в жизнь, и она их так крутанет…»
В походах я постоянно сталкивался с тем, как трудно приучить к ответственности, умению сделать правильный выбор, думать обо всех. Но вот и ничего этого не нужно. Нужны правильные слова, а они предложены, напечатаны, взяты на вооружение. И многие правила игры постигнуты еще в школе. И так во всем.
А вот и проблема патриотизма. Одиннадцать страниц. Цитаты из «Войны и мира», «Родины» Лермонтова, стихов Есенина, «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова. Жирным шрифтом выделены слова, которые рекомендуется взять как цитаты. Скажем, из стихотворения Есенина:
И, пожалуй, каждого спроси,
Радуясь, свирепствуя и мучась,
Хорошо живется на Руси.
Так печатали десятилетия. Проверяю по полному собранию сочинений. Конечно, и в рукописи, и в пропечатанном тексте – вопросительный знак. Иначе нелепо выглядит «спроси».
Что самое трудное в походе? Приучить приводить в полный порядок место, на котором был разбит лагерь. Гораздо проще писать в сочинениях о бережном и трепетном отношении к природе. Но сегодня слова слишком часто господствуют над делами. Это понимал еще Гамлет: «Слова, слова, слова».
И он к устам моим приник
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый.
До этого нам еще очень далеко. Но, может быть, снижать баллы за пустословие?
Теперь самое трудное. Нормы оценок. Если экзаменуемый не сформулировал или сформулировал неверно одну из проблем исходного текста, то такая работа по критериям К1‑К4 оценивается 0 баллов. Формулировка и обоснование отношения автора (рассказчика) исходного текста не сформулирована и не обоснована – 0 баллов. О том, как опасно здесь любое движение, хотя бы немного, в сторону своего понимания, не говорю. Скажу о другом. Здесь всюду говорится о позиции автора. Но что это такое?
В 2020 и 2023 годах в пособии по подготовке к экзамену дан отрывок из романа Константина Симонова «Живые и мертвые». «Никогда потом Синцов не испытывал такого изнурительного страха». «Он не был готов к тому, что произошло». «Страшная тяжесть первых дней войны». Все понимаю. Но здесь нет этой самой позиции, о согласии или несогласии с которой должен написать выпускник. Эта позиция – во всех вариантах.
Но что такое позиция? Обращаюсь к Академическому словарю русского языка. Два основных смысла: расположение и точка зрения, мнение в каком-то вопросе. Пример: Отстаивать свою позицию.
Была ли у Константина Симонова своя позиция по поводу того, что происходило перед войной или в начале войны? Да. Но в тексте, который был на экзамене, об этом ни слова. О позиции рассказано во второй части трилогии – в романе «Солдатами не рождаются» – и в вышедшей намного позже, в 1989 году, книге «Глазами человека моего поколения». Обо всем этом рассказано в книге Семена Экштута «Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?!», изданной в 2017 году.
И самое главное, 200000 (это тираж двух изданий пособия, в котором дан текст Симонова) современных выпускников должны сказать, прав или не прав Константин Михайлович в своей позиции насчет первых дней войны. Кстати, Симонов написал книгу о первых ста днях войны, но она при его жизни так и не вышла. Он писал письма руководству страны (я читал их в журнале «Родина»), но добиться понимания своей позиции так и не смог. Книга вышла лишь к столетию со дня его рождения.
Симонов завещал тело его после смерти кремировать, а прах развеять на Буйничском поле, где он впервые в июле 1941 года увидел разбитые немецкие танки. Я был на Буйничском поле. Прах развеял сын Симонова. Его рассказ обо всем этом я недавно слышал в видеозаписи.
Но с позицией автора связан и самый крупный конфуз экзамена. За искажение позиции автора художественного произведения тоже ставится ноль. Я об этом уже писал. Но любое произведение, живя во времени, не может не меняться, не раскрывать какие-то свои новые стороны.
Ограничусь одним примером. Вот разные истолкования «Медного всадника» Пушкина. Кому ставить нули, будете думать сами.
В.Г.Белинский:
«Мы понимаем смущенною душою, что не произвол, а разумная воля олицетворены в этом «Медном всаднике, который, в неколебимой вышине с распростертою рукою, как бы любуется городом… И нам чудится, что, среди хаоса и тьмы этого разрушения, из его медных уст исходит творящее «да будет!», а простертая рука гордо повелевает утихнуть разъяренным стихиям… И смиренным сердцем признаем мы торжество общего над частным, не отказываясь от нашего сочувствия к страданию этого частного… Да, эта поэма – апофеоза Петра Великого, самая смелая, самая грандиозная, какая могла только прийти в голову поэту, вполне достойному быть певцом великого преобразователя России…»
Д.С.Мережковский:
«Нигде в русской литературе два мировых начала не сходились в таком страшной столкновении… все великие русские писатели… все до единого, быть может, сами того не зная, подхватят этот вызов малых великому, этот богохульный крик возмутившейся черни: «Добро, строитель чудотворный! Ужо тебе!»
Г.Б.Федотов:
«В «Медном всаднике» не два действующих лица …Петр и Евгений… Из-за них явственно встает образ третьей, безликой силы: это стихия разбушевавшейся Невы, их общий враг, изображению которого посвящена большая часть поэмы… Третья сила – все иррациональное, слепое в русской жизни, что всегда готово прорваться в сектантстве, в нигилизме, в черносотенстве, в бунте».
Но вот в феврале 2023 года я читаю работу Игоря Сухих, в которой совершенно другое истолкование поэмы.
«Медный всадник» здесь – символическое воплощение государства. Евгений – простой частный человек. Его сумасшествие, в бытовом сюжете объясняемое пережитым потрясением, в сюжете философском оборачивается высоким безумием человека, восставшего против существующего порядка вещей, против несправедливости мира.
В поэме, таким образом, два бунта. В сцене наводнения природа восстала против цивилизации. Угроза Евгения – это социальный бунт: попытка человека, оказавшегося на дороге истории, отстоять свои права…
Разделенные временем и безмерной социальной дистанцией, в символическом мире поэмы «Медный всадник» воплощение истории и государственности, и бедный Евгений, символ неисторической частной жизни, оказываются соизмеримы, равны друг другу. Пушкин, повествователь и автор, видит за каждым из них свою правду и не выбирает чью-то сторону, а сопоставляет их, изображает их драматически неразрешимое сосуществование».
Считаю необходимым процитировать статью Валерия Шубинского из четырехтомника «Полка. О главных книгах русской литературы»: «Поэма цензурировалась лично Николаем I. Так как Пушкин не согласился на его замечания, публикация поэмы была отложена, и лишь вступление (с изъятием ряда строк) было напечатано в 12‑м номере журнала «Библиотека для чтения» за 1834 год. В 1836‑м Пушкин вернулся к тексту поэмы и попытался ее переработать. Текст, радикально отредактированный Жуковским в соответствии с требованиями царя, был посмертно напечатан в «Современнике» (1987 год, т. V). При этом из поэмы исчез импульс, кульминационная сцена: вызов, брошенный Евгением Петру. Аутентичный текст опубликован в 1904 году, однако его текстологическое уточнение (с учетом прижизненных вариантов) продолжалось до 1949‑го, когда был сформирован канонический вариант».
Как видите, нужно быть очень осторожным и при канонизации художественных текстов, и при их стремительном развенчании. А главное – не поддаваться опасной однозначности в трактовке художественных произведений.
Бесспорно, существуют и определенные границы возможного и дозволенного. Когда вернули в школу Блока, меня попросили провести уроки по поэме «Двенадцать» для учителей литературы. При обсуждении этих уроков одна учительница меня спросила: «А почему вы ничего не сказали о руководящей роли партии в революции?» Это, конечно, смешно.
Лев Айзерман
Комментарии