…И сто разлук. Мы ощущаем родство, когда говорим о своих учителях

День первый. Перья павлина расходятся кругами – синие, зеленые, красные, желтые… Это павлин египетский, распластанный по плоскости полотна Натальи Гончаровой. Если обойти его с другой стороны – там окажется еще один павлин, на этот раз в стиле русской вышивки. Еще три птицы из серии, написанной художницей с целью показать «художественные возможности» павлина, до выставки в Третьяковке не добрались: две из них и вовсе канули в безвременье ХХ века…

Ее зовут Маша. Она учится на последнем курсе престижного московского юридического института. Параллельно работает в консалтинговой компании. Но вот уже два месяца подряд каждый четверг приезжает на эту выставку. Потому что здесь с ней что-то происходит – что-то совсем не юридическое. Здесь она начинает недоумевать, зачем пять лет потратила на свое международное право,  когда гораздо больше говорит ей о ней самой красный цвет в сочетании с синим?.. И жалеет, что это не случилось с ней раньше. А может быть, все случается вовремя?..Теперь Маша ищет работу в музее, потому что поняла, что нигде еще в этой жизни не чувствовала себя так хорошо. По вечерам готовится к лекции о русской живописи начала ХХ века, которую договорилась прочесть в одном из частных образовательных центров. Едет после всех своих работ и учеб в книжный, чтобы там, не имея средств купить все эти дорогие альбомы живописи, стоять и листать их, как в библиотеке…Кажется, что просто теперь  впервые  у нее есть мечта. Может быть, это тот самый пропавший павлин находит себе место на этом  свете, становясь ее мечтой, удивлением, чудом влюбленности в умение видеть.День второйНа фотографиях сложно узнать, что это за улицы, что за пейзажи. Яркие до кислоты цвета – результат специальной компьютерной обработки. Пустынные, без следа присутствия людей кадры. Город выглядит угрожающе, эти пейзажи гудят своим особым техногенным одиночеством.Фотографии сложены в стопку, которая заботливо упакована в целлофановый пакет. Автор пристально смотрит на то, как ты просматриваешь их. Ему к пятидесяти, хотя выглядит он, дай бог, на сорок: небольшого роста, очень коротко обритый, круглый год в очень простых футболках. Его зовут Павел. Он не окончил в далеких восьмидесятых философский факультет Ленинградского университета, став свободным художником,  вернее фотографом. В девяностые как-то оказался в Англии, где прожил почти десять лет, женился и родил сына. Но когда сын дорос класса до пятого, осознанно вернулся в Россию вместе со своей британской женой именно из-за того, что хотел для своего ребенка хорошего образования и был уверен, что получить его Андрей сможет здесь.Его сын уже окончил нашу гимназию, а Павел до сих пор приходит – так уж повелось, что он стал вести у нас фотоклуб. Будучи вольной птицей, прилетает раз в неделю и говорит с детьми о чем-то очень важном через фотографию. О жизни, о смыслах, о чувствах. Не за деньги и не по расписанию. Я люблю с ним иногда посидеть и поболтать. И это, кажется, очень важно, что этот странник просто приходит под эту крышу.Дом Павла на самой окраине Посада. У него сильные мозоли на руке  от лопаты. Это он зимой чистит там снег.День третийМой самолет из Тюмени приземлился уже под вечер. Учитывая второй перелет за сутки, мне бы надо было ехать домой  отсыпаться. Но когда он позвонил и предложил встретиться, я не смог отказать.Подняли бокалы за встречу. Гена – экономист. Снимает квартиру в Москве, почти что в центре, ездит на своей машине, работает в хорошей фирме – все как нужно. Только вот последние месяцы заходит на сайты в Интернете и ищет в школах Москвы вакансию учителя-словесника. Сложность в том, что образование у Гены, мягко говоря, непрофильное, а опыта работы нет совсем. Учился одно время заочно в Литинституте – бросил. Стихи писал и пишет. Очень много читает. И, оценив сегодняшний русский язык в Сети, в СМИ, в общении нового поколения, пребывающий, на его взгляд, в кризисном состоянии – высокий умирает, низкий нищ и наг, между ними огромный провал, а это верное предвестие общего падения культуры, захотел прийти работать в школу. Просто учителем. Потому что здесь и сейчас это крутому экономисту Гене кажется важнее его экономики.Проблема в том, что он абсолютно не понимает, как ему попасть в эту закрытую систему – молодому тридцатилетнему думающему парню. Педобразования он уже не получит, это дело ясное. И что ему сказать, придя с улицы в школу?.. Сидит он напротив меня, прозрачно-хрупкий, взволнованный и беспредельно искренний, и я не знаю, как мне ему помочь. Может быть, если экономисты мечтают пойти в школьные учителя, значит, не все так плохо в нашем оптимизированном и модернизированном королевстве?..А пока мы бежим по ночной Мясницкой в метро, еле успевая до закрытия на последние поезда, чтобы разъехаться по своим углам…День четвертыйКогда-то она играла в спектакле, который мы ставили в десятом классе по произведениям Гессе,  Гермину из «Степного волка». Потом очень рано вышла замуж за нашего одноклассника. Потом довольно-таки быстро с ним развелась. Параллельно окончила филфак МГУ, но работать стала журналистом в весьма себе престижных московских изданиях. Этим летом была замечена в активной поддержке кампании Алексея Навального на выборах в мэры Москвы – и было это вполне искренне с ее стороны. Независимая, свободная, не существующая «в системе» – такой она была всегда.С Людой мы не виделись, собственно, с тех пор как окончили школу. Тому минуло десять лет, и все, что я о ней знал, было исключительно понаслышке. Когда-то давно, те самые десять с лишним лет назад, она все никак не могла простить мне неудачно оброненной фразы, что на роль свободной девушки Гермины она подходила по типажу…Мы встретились в электричке по пути в Москву. Она приезжала навещать маму. Та провожала ее на платформе. Кажется, почти ничего не изменилось: тот же независимый вид, усмешка с легкой грустинкой в карих глазах, короткие до смоли черные волосы… Но мы не говорили десять лет…Мы проболтали без умолку всю дорогу. Особенности написания текстов для периодических изданий, театральные впечатления, школьные воспоминания и, конечно, классическое: «А как там Надя (Илюша, Женя, далее везде…)?» То ли это мы почти не изменились, то ли это жизнь, меняя нас, бережно соблюдала равновесие…- А знаешь, в нынешних московских изданиях – там теперь уже нельзя чувствовать себя как дома. Можно участвовать в проектах, получать за это деньги, но нельзя обосноваться где-то, чтобы быть всем вместе, чтобы это была редакция, команда, дом. А без этого мне как-то не нужно это все… Знаешь, только не смейся, я тут думаю пойти с сентября работать по профессии, в школу – русский и литература. Особенно русский. Как думаешь, возьмут меня в нашу школу? Я даже, наверное, готова ездить эти семьдесят километров туда и обратно… Просто хочется, чтобы в том, что ты делаешь, был смысл…День пятыйНе хотелось расходиться. Собственно, исключительно ради этого и были заказаны еще чайник чая и десерт. Как-то вдруг обнаруживались общие темы, неожидано общие знакомые: он учился на Высших режиссерских курсах, я – в ГИТИСе…Стас, недоучившись на мехмате МГУ, отправился получать образование кинорежиссера, а сейчас параллельно со съемками своего кино затеял большой образовательный проект: онлайн-школу, когда человек, зарегистрировавшись, абсолютно бесплатно получит доступ к курсам уроков по школьным предметам, записанным в ситуации реального времени в реальной школе у реальных учителей. Таким образом, ученик из любого региона России, из самой глубокой провинции сможет посетить уроки учителя из Москвы или Питера. Стас делает это без какой-либо государственной поддержки, не надеясь на возможность заработка, – проект абсолютно некоммерческий.Тут же мы с ним вспоминаем о своих харизматичных педагогах, одно слово которых было способно что-то в тебе изменить: он – о Паоле Дмитриевне Волковой, читавшей начинающим кинематографистам историю искусства, я – об Инне Люциановне Вишневской, своем драматургическом мастере. И радость узнавания друг друга, одной группы крови случается, кажется, именно в этот момент: когда говорим не о себе и не о делах – когда об учителях…Зачем-то этого человека тоже тянет в окрестности школы, и что-то он хочет в связи с ней делать, у него  здесь, сейчас  есть живая, увлекающая его идея… На улице идет то ли дождь, то ли снег. Высокий, ростом под два метра, с длинными «режиссерскими» волосами, он теряется в городской сутолоке. Но, думаю, мы еще встретимся…День шестойПисьмо нашло меня прямо на уроке. Назойливая письмоноска с районной почты ворвалась в мой класс с таким настойчивым требованием расписаться в получении ценного послания здесь и сейчас, что я, признаться, даже опешил. Делать нечего – в такой ситуации придется открыть письмо прямо при детях, иначе это будет как-то некрасиво.Марте восемьдесят четыре. И живет она во Владикавказе. Письмо написано от руки, ровным почерком, учительской красной ручкой. «В первый раз Вам не дошло мое письмо, потому что я не указала улицу, на которой находится Ваша школа, и письмо вернулось мне обратно. Теперь исправляю ошибку. Письмо Вам отправит мой социальный работник, потому что сама я уже давно не выхожу из дома. Я прочла о Вас и Ваших детях заметку в газете и не смогла не написать Вам, потому что почувствовала общее в том, что мы считаем в этом мире важным. Я проработала в образовании более полувека, а теперь, на пенсии, пишу книги о тех местах, где довелось побывать за жизнь, и тех людях, что посчастливилось встретить. Тираж невеликий – пять-шесть экземпляров, для себя и самых близких друзей. Я посылаю Вам одну из них – об уральском городе Касли. Даю Вам свои контакты в Интернете – вдруг найдется время написать. А если даже и не найдется,  просто знайте, что я всей душой поддерживаю Вас, радуюсь тому, что Вы делаете, что я  с Вами».Пока я читал это им, в классе было очень тихо, совсем тихо. Солнце пробивалось сквозь штору. Она незримо присутствовала здесь, хотя между нами и были расстояния.  Улыбалась и смотрела на нас. Она в нас верила.День седьмойСегодня писал этот текст. Новая встреча будет завтра. Обязательно будет.