Глагол умер

Место покойного заняли «щи» и «вши»

олная катушка» говорила: автор хочет держаться с читателем запанибрата. Но мешало тяжеловесное: «наличие денег в кармане позволяло». Раньше писали проще: «Деньги в кармане были…»

Из писательского языка ушел глагол. Не глагол, как часть речи, но глагол – образ. Пропало действие. Появилось объяснение. Проза «запахла» научно-популярной статьей.

«Деньги в кармане были…» – можно увидеть жест: герой засовывает руку в карман, чувствует пальцами или твердые, круглые монеты, или шершавые смятые рубли. «Наличие денег позволяло…» – предмет не живет, он лишь существует, да и то не как предмет, но как знак. Здесь уже «деньги» не ощутимы рукой, которая роется в кармане, они превращаются в чисто рассудочно воспринимаемое «наличие».

Журналы «правые», журналы «левые» – они и сейчас «противостоят». Смерть глагола ощущается во всех. Известные имена обычно изобретательней, неизвестные – наивней, но тайное родство связывает всех, как круговая порука.

«Усталость была невероятной» – вместо «он так устал», «предостав ляла на раздумье…» вместо «давала подумать», «был пропитан запахом» или «распространяло аромат» вместо «пахло», «пах». Живые глаголы, глаголы действия попадались редко. На каждой странице – обилие стертых и безликих: «выяснилось», «соблюдалось», «начинался», «отправился», «фигурировал», «появился», «присутствовал», «являлся», «двинулась», «становился». Да и в сцеплениях с подлежащим или дополнением – что-то непоправи мое: «поступило распоряжение», «выделили здание», «произошел конфликт», «место выделили», «обретает значение», «замыкаться на интересах»…

В 20-30-х начинающих было много. И сам немало попотевший в юные годы над чистым листом, Горький настойчиво вдалбливал в головы молодых: бойтесь причастий, особенно «щей» и «вшей». Они неповоротливы, тяжелы. Они загромождают прозу.

Пролистывая последние журналы, сокрушенно качаешь головой: на каждое «оказывался» найдется «оказывавшийся», на «следовать (тому-то)» – «следовавший», на «имею отношение» – «имеющий отношение», на «ощутил в себе присутствие» – «ощутивший в себе»… И на каждой странице «имевших отношение» множество. (Хоть бы без «вши»: «имея отношение»!)

Тяжеловесные причастия пожирают легкие деепричастия, определения сглатывают глаголы. Действие вытесняется изложением действия. Повесть похожа на «загримированный» трактат. В сущности, это и есть «постмодернизм» («мавр сделал свое дело»). Когда живое слово заменяется книжным. Когда автора распирает от желания «написать», но у него нет умения изображать.

В русской прозе для художника главное – глагол. За ним – жест, действие. Точный глагол заставляет читателя видеть происходящее. Вспомним школьное: Григорович читает молоденькому Достоевскому очерк о петербургских шарманщиках. Тот недоволен вялостью языка. У Григоровича – совершенно стертое: «пятак упал к его ногам». Читатель получил «информацию», но не запомнил действия. Достоевский предложил: «Пятак упал, звеня и подпрыгивая». И мы видим, сколь легким и немножко «безразлич ным» движением руки монета была брошена, и как пятак «просверк нул» в пространстве от окна до мостовой, и как ударился о булыжник, отскочил, перевертываясь в воздухе, поблескивая то одной, то другой стороной, и снова ударился, и снова отскочил… И все это произошло не так медленно, как описывается сейчас, но пятак криво бьется о мостовую, перевертываясь и снова ударяясь, быстро и звонко. И все это содержится всего в двух деепричасти ях (т.е. около-глаголах): «звеня и подпрыгивая».

Когда глагол покидает прозу, с ним уходит не только предмет, его жизнь, его «движение». С ним уходят «и Божество, и вдохновенье», и – «молитвы». Остается лишь знак предмета, «информация». Пусть даже затейно изложенная.

И все-таки остается неотвязное чувство: беда, быть может, не здесь. Конечно, «пятак» юного Достоевского драгоценней «наличия денег в кармане» современного прозаика. Но если дело не в том, что мы «разучились писать»? Если за «трактата ми с действующими лицами» – более страшное: писателю «выделили место», но он уже не нужен. И потому – перестал жить. Стал только лишь «иметь отношение»…

Сергей ФЕДЯКИН