Фатика

…Одна знакомая рассказывала, как она была прямо-таки ошарашена на родительском собрании, куда ее попросили прийти как словесника.
– Это была частная школа, ну уговорили взять выпускные: удобное расписание, классы маленькие, от дома недалеко. Пришла посмотрела, атмосфера вроде нормальная, скромный, интеллигентный директор, вся школа – две квартиры. Но, конечно, не так просто все оказалось, особенно в 11-м: они привыкли лишь небрежно обсуждать кое-что из области литературы, так, между прочим, иронизировать, острить… Ну ничего, справились к концу года, в классе действительно всего шесть человек, хотя иногда не знаешь, хорошо это или нет. В марте собрание, я мам-пап прежде в глаза не видела, сижу себе тихонько. Речь идет о математике, английском, детки в основном в экономику идут. И вот встает солидная такая мама, и слышу я буквально следующее:
– О чем мы сейчас говорим, меня лично не очень волнует, надо будет взять репетитора перед экзаменом в вуз – возьму. А почему я счастлива – потому что дочка моя стала книжки читать в кои-то веки. То Куприн у нее, то Бунин, то Ремарк. Она пять лет книжек хороших не читала, не заставишь ведь. А тут полгода какие-то, и пожалуйста. Вот за это спасибо.
Слушаю ее и начинаю думать вроде бы о другом: о технике речевых актов. Есть в современной лингвистике такая область, целая наука – речевая коммуникация. Смысл в том, как сделать речевое взаимодействие результативным. Часть коммуникативных неудач объясняется, говорят лингвисты, именно злоупотреблением властью: ты учитель – значит ты прав, тебе должны внимать, твои высказывания должны восприниматься в качестве общеобязательных. Вот тут и происходит потеря слушающего, теряется перспектива речевого взаимодействия. Ведь есть акт общения, о чем мы знаем, но есть еще, продолжают лингвисты, фатический акт – по сути бессодержательный, общение через стереотипы. В любой информации, что устной, что письменной, есть тема (это ясно), есть рема – так называют содержание сообщения – и есть еще фатика. Про нее одним из первых Роман Якобсон писал, предложив свою систему функций языка в жизни общества. Проблемы возникают тогда, когда язык бездействует.
Некоторое представление о фатике может дать анализ такого привычного дела, как разговор за столом с малознакомыми людьми, или в очереди, или в купе вагона: говорят о погоде, о ценах, о происшествиях. Но фатика имеет место не только в быту, нередко к ней прибегают и политики, и администрация. Лозунги, речи на съездах, рассуждения начальства о том, что всем давно известно, общение на уровне стереотипов – очень часто именно фатика. Когда я впервые услышала об этом от специалистов, мне на ум сразу и наша педагогика пришла.
– А что значит фатика, слово само?
Точно неизвестно, один из вариантов – жировой нарост, отработанный, даже вредный.
Вспоминаю, как мы смеялись, узнав, что сын, когда был маленьким, слыша по радио “Леонид Ильич подчеркнул”, представлял себе, как тот сидит и подчеркивает что-то карандашом, а другой сыночек признался, что в моей фразе “Хоть святых выноси” (я ее невольно от своей мамы переняла, сама не замечала, когда произносила) он слышал понятное себе: хоть цветы выноси. Так они оживляли непонятный, бессодержательный для себя язык.
А мысль о фатике в педагогике вовсе не кажется мне странной, пустой. Многое, что мы говорим, в сущности бессодержательно. И повторяем, повторяем. А они, бедные, слушают. Да нет, они молодцы, они не слушают, мы их уже потеряли. У лингвистов тут четко: утрата необходимого референта, отсутствие реакции адресата, а стало быть, неполноценность акта общения и отсутствие коммуникативной перспективы. Неплохо бы нам вникнуть в технику речевого взаимодействия, ведь это наш хлеб, больше чем кого-либо. Ведь мы этой “прозой” говорим каждый день, пора бы прозреть, как мольеровский Журден. А если говорить о “лекарствах”, то критериями информативности сообщения ученые называют релевантность, небанальность и адекватность представления информации. Фатика как речевое явление не уживается с ними. Хорошо лингвистам, они точно знают, в каком случае речевой акт окажется успешным, назвали нарушения, ошибки, осечки, из-за которых речевое взаимодействие не происходит, не может состояться. А мы порой догадываемся, не можем не чувствовать, интуитивно понимаем, что зря говорим, зря ругаем ученика или маме на него жалуемся, а все равно “взыскиваем”.
– С меня взыскивать, смею вас уверить, вы не можете – это еще в Епиходове чувство достоинства заговорило, возмутилось.
И верно, взыскивать мы, учителя, не можем.

Татьяна МАТВЕЕВА