Факультатив Душа, открытая свету, солнцу

Сартр и Камю – символы своей эпохи. На 30-е гг. пришлись их молодость и время окончательного становления взглядов этих мыслителей. Это были по-настоящему культурные и образованные люди. Развиваясь каждый своим путем, они пришли твердо к осознанию собственных целей. Как важно понять свое предназначение, свою миссию еще в молодости, когда человек полон веры, оптимизма и задора. У нас, смотрящих на их творчество из другого времени, нет никаких сомнений в точности выбора: Сартр и Камю – философы, наделенные писательским талантом, литераторы с даром провидцев. Известна одна остроумная фраза А. Камю: “Мыслить можно только образами. Если хочешь быть философом, пиши романы”. Очевидны масштабность их политических взглядов, широкий кругозор. Появление таких личностей – несомненный комплимент эпохе, а ведь это время так нуждается в похвале…
“Один восточный мудрец в своих молитвах всегда просил небо избавить его от жизни в интересную эпоху. Поскольку мы не мудрецы, небо не пощадило нас, и мы живем в интересную эпоху. Во всяком случае она не позволяет нам ни на минуту потерять к ней интерес”.
Эпоха, разделяющая первую и вторую мировые войны, была крайне неблагоприятна для демократии: кроме Гитлера, который шел к власти очень целеустремленно и уверенно, достаточно вспомнить испанского генерала Франко, организатора военного путча против законного правительства Испанской республики, он в 1939 г. стал диктатором страны, во главе которой, кстати, пробыл до 1975 (!) г. 30-е гг. вошли в историю России невероятными по масштабу репрессиями, пиковой точкой которых стал знаменитый 1937 г. В этом же соцветии зла есть и имя Б. Муссолини, севшего на диктаторский трон еще в 1925 г. Вот мнение Камю:
“…Люди моего поколения, родившиеся в начале первой мировой войны, которым исполнилось двадцать лет, когда Гитлер пришел к власти и начались первые сталинские процессы, и которых потом, для завершения образования, жизнь поставила перед лицом войны в Испании, второй мировой войны, перед лицом Европы, превращенной в континент пыток, тюрем и концлагерей, сегодня должны воспитывать сыновей и творить в мире, стоящем перед угрозой ядерного уничтожения. Никто, я полагаю, не может требовать от них оптимизма. Этим людям пришлось вырабатывать искусство жить в эпоху катастроф…”
Разумеется, в начале 30-х гг. многие европейцы чувствовали тревогу, но вряд ли представляли весь ужас грядущих событий. Известно, что социальные болезни, как, впрочем, и человеческие, проходят определенные стадии, одна из которых такова, что появление диктатора (или проявление диктата), как правило, связано с эйфорией, охватывающей, разумеется, не весь народ, но все же значительную его часть. Эйфория эта связана с ощущением радости, способности к самоотверженному поступку, она подогревается и провоцируется самими же диктаторами. Так, например, Гитлер специально фотографировался в заведомо артистических позах, демонстрируя свою открытость людям и сильную волю, перед выступлениями он настраивал себя на определенную эмоциональную волну, которая потом передавалась аудитории. Скромный офицер в форме среди ликующей толпы – частый фотосюжет итальянских газет того времени, взаимная любовь советского правительства и товарища Сталина, с одной стороны, и советского народа, с другой – неизменный атрибут нашей тогдашней идеологии.
Тоталитарные режимы в основе своей религиозны, а так как в нашем многокультурном мире религия стала делом достаточно интимным, то, подменив некоторые постулаты, но оставив сам принцип – воздействие на сокровенную часть личности, на стремление к высшему, совершенному, создатели тоталитарных режимов спровоцировали людей на ответное религиозное чувство. Одурманенные потоком слов, люди доверяли своим пасторам. Разумеется, этой болезнью было охвачено не все население, но этой части оказалось достаточно для поддержки диктатора. “Каждый народ достоин своего правителя”. Но не спешите осуждать заблуждающихся. “Понять, что народ глуп, – этим гордиться не стоит. Но понять, что сами и есть народ, – вот этим стоит гордиться”.
Наделенные многими талантами, Сартр и Камю спешили их реализовывать, “спешили жить”, но это требовало огромного количества физических и моральных усилий. Как просвещенные люди, они были знакомы с трудами многих философов и литераторов давних времен: от Платона до Спинозы, но с особым интересом они изучали более близкую философию Канта, Гегеля, Кьеркегора, Шопенгауэра, Ницше, Толстого, Достоевского, Хайдеггера, Ясперса, Гуссерля и мало известного у нас Льва Шестова.
Философские искания привели Сартра к экзистенциализму, он стал одним из виднейших его теоретиков.
С экзистенциализмом он познакомился, находясь в Берлине в 1933-1934 гг. Как и большинство немецких философов, Мартин Хайдеггер, сыгравший решающую роль в становлении и развитии этой теории, не выходил за рамки жанра – научного философского изыскания. Сартр же, как его последователь, подверг анализу некоторые постулаты теории, но главная заслуга Сартра – в художественном ее переосмыслении. Философия эта не замерла в застывших формулировках научных трактатов, но в лучших традициях французского Просвещения была оживлена образами художественных произведений, оказалась подкреплена логикой сюжетов, сдобрена живой речью, казалось бы, реальных персонажей. И в этом уже заслуга не только Сартра, но и Камю, хотя он и считал, что не имеет с экзистенциализмом ничего общего. “Камю, – говорится в предисловии к его избранным произведениям на русском языке, – перекликается с экзистенциалистами в тех моментах, которые составляют скорее общее достояние умонастроений трагического стоицизма, порожденного растерянностью гуманизма либерально-просветительского толка перед размахом и остротой кризиса цивилизации в ХХ веке”.
Сартр же был последовательным экзистенциалистом. И эта философия, в которую он вложил много сил, стала для него своеобразной духовной опорой в жизни. Несмотря на то, что в самом начале своего творческого пути он еще не провозглашал себя приверженцем какой-либо одной идеи, все-таки даже в ранних его произведениях (имеются в виду те, которые написаны до войны) мы видим истоки его дальнейших наблюдений.
Он был принят и советскими идеологами, потому что считал себя экзистенциалистом-атеистом. Каждый был волен трактовать по-своему понятие “атеизм”, но в действительности за одним и тем же термином скрывались различные значения. Так, “атеизм” для советской идеологии был философией, исключающей всякую “потусторонность”. Любая религиозность в сознании, независимо от того, была ли она направлена на Бога как такового или связана с другими возможными силами и явлениями, расценивалась не иначе как “пережиток” или же обязательно носила клеймо “буржуазности”. Еще неизвестно, как бы относились к Сартру, не будь на нем печати атеиста. В действительности сартровский же атеизм не состоит в безоговорочном отрицании Бога. Скорее всего в разные моменты жизни его посещали различные мнения на этот счет, и, в силу известной деликатности вопроса или из-за воспитания и каких-либо других обстоятельств, он все же старался не распространяться на эту тему. В его философских работах вы найдете часто повторяющуюся сентенцию о том, что для экзистенциализма нет принципиальной разницы в том, существует Бог или нет. Кстати, в этом корень сартровского гуманизма: он не ставит человека в зависимость от Бога, но и не доводит человека до того, чтобы ему пришлось Бога низвергнуть.
Он и не пытается найти связь между Богом и человеком, не превознося и не уничижая ни первого, ни второго. Сартр предоставляет человеку соразмерную ему “человеческую” теорию, рассчитанную только на человеческие силы и возможности.
Экзистенциализм Сартра стал философской платформой объединившихся вокруг журнала “Тан модерн” таких людей, как А. Мальро, А. Камю, а впоследствии и его учеников, в том числе Симоны де Бовуар. В то же время экзистенциализм в широком смысле стал и личностной позицией, и политической декларацией, и художественным видением мира.
Среди научных работ Сартра, посвященных этой проблеме, самая знаменитая – трактат “Бытие и ничто” (1943), где, кроме изложения концепции и логики экзистенциализма, он приводит методику “экзистенциального психоанализа”, которой пытается впоследствии воспользоваться и как литературовед, исследуя творчество Бодлера, Жене, Флобера. Лекция Сартра “Экзистенциализм – это гуманизм”, прочитанная и оформленная в виде статьи, была опубликована в 1946 г. и по праву считается программной. В ней конспективно изложены основные тезисы и идеи экзистенциализма, довольно лаконично и с минимумом лирических отступлений. Приведем ее с некоторыми сокращениями. Отнеситесь к ней внимательно, так как перед вами предстанет теория, ставшая одной из ведущих в системе современных представлений о мире. В творчестве многих писателей, даже не пытавшихся апеллировать к каким-либо философиям, мы находим черты экзистенциализма, что свидетельствует о его эпохальности и своевременности.
Судьба Камю – пример величайшего трудолюбия и духовной силы истинно талантливого человека. Проделав грандиозный скачок из низов алжирской бедноты в высшие слои творческой европейской интеллигенции, он своей жизнью показал нам реальные возможности человека.
Есть одно условие: Нобелевская премия присуждается только живым – это разумная идея поддержать тех, кто творит сейчас, и сподвигнуть их на дальнейшие победы. Шведская академия поощряет прошлые заслуги, но как знать, быть может, она делает ставку на будущее… Однако жизнь не делится с нами мнениями, она ставит нас лицом к лицу с фактами, многие из которых мы вынуждены безропотно принимать.
4 января 1960 г. автомобильная катастрофа унесла жизнь Альбера Камю, навсегда сделав его имя достоянием прошлого.
Стремительный поток истории уносит с собой все, что связывало этого человека с нашим миром, физическим и метафизическим; его привязанности, привычки и мечты. Ходят легенды о том, что в ранней юности ему приходилось сталкиваться с собственным дедом, запрещавшим мальчику учиться, потому что образованность и интеллигентность не считались достоянием…
Однако никакие знания не убили в нем дух наивного мечтательства: Камю выдумал себе утопическую страну – Средиземноморье. Страну спасительной мудрости, где под жарким солнцем – яркие краски жизни, а в них истинная красота и свобода. “Контакт с истиной – это контакт с природой”, – писал Камю. Размышляя о родине множества культур и цивилизаций, он верил: смысл и сила “средиземноморского духа” в торжествующем вкусе к жизни, избытке сил, душе, открытой всем радостям мира – свету, солнцу, морю.
Мир-природа, по мысли Камю, всегда побеждает историю. Воды живой жизни всегда смывают на своем пути нелепые препоны, расставленные историей. Вот чему учит “средиземноморский дух”.
Несмотря на разногласия последних лет, Сартр сильно переживал из-за случившегося – потеря была слишком велика. Оставшиеся двадцать лет жизни, до 1980 г., он довольно много времени посвящал общественной деятельности, выступая с миротворческими инициативами. Теперь по каждому более или менее значительному поводу журналисты шли выяснять мнение Сартра. Он дважды посетил СССР вместе со своей женой, коллегой и прекрасным другом Симоной де Бовуар. Вероятно, благодаря провозглашаемому атеизму он был принят официальной советской идеологией. Правда, здесь его не стремились издавать: долгое время широкому читательскому кругу были известны лишь его пьесы и критические статьи и в большом количестве – политические заявления.
В 1964 г. Сартр тоже был удостоен Нобелевской премии, но… отказался от нее. То есть эта премия до сих пор дожидается своего получателя, так как должна быть вручена именно тому, кому присуждена. Отказ от нее был очередным поступком Сартра – общественного деятеля. Кстати, он подробно рассказал о всех мотивах своего поведения с присущей ему скрупулезностью. У него были на это, во-первых, личные причины: “Я всегда отклонял официальные знаки отличия”, – заявил Сартр, полагая, что подобные знаки оказывают давление на читателей; во-вторых, объективные причины: учитывая конфронтацию между странами западного и восточного блоков, как это именовалось в прессе тех лет, Сартр боялся неверного истолкования. Он был прав в том, что в тогдашнем мире Нобелевская премия была идеологически противопоставлена Ленинской премии. “Нобелевская премия на деле представляет собой награду, предназначенную для писателей Запада или “мятежников” с Востока, – заявил Сартр в своем интервью. – Вызывает сожаление тот факт, что Нобелевская премия была присуждена Пастернаку, а не Шолохову и что единственным советским произведением, получившим премию, была книга, изданная за границей и запрещенная в родной стране”.
Отказавшись от двухсот пятидесяти тысяч долларов, Сартр сделал себе огромную рекламу, вызвав очередную волну интереса к своей персоне и своему творчеству.
В 1968 г. по Франции прокатилась волна антиправительственных манифестаций. Однако в рядах выступающих не было единства: в то время когда одни лишь предлагали изменить экономическую стратегию и не ставили политических целей, другие выступали под политическими, подчас экстремистскими лозунгами. Страна была в смятении. Сартр же решил, что пришло время для свержения диктатуры буржуазии. В мае 1968 г. вспыхнули студенческие волнения в Париже. Следует отметить, что именно студенческие мятежи создают наибольшие сложности правительствам: на молодежь практически невозможно воздействовать экономическими методами, а применение силы может вести за собой необратимые политические последствия. “Воображение к власти!” – типичный лозунг той части студентов, которая ожидала перемен в структурах власти и которая была заодно с Сартром. Уже немолодой человек, он с новыми силами принялся разрабатывать модель нового, более совершенного общественного устройства. Но народ неохотно поддерживал студентов. Правительству де Голля удалось взять под контроль ситуацию в стране. В итоге Сартр обвинил коммунистов в том, что они боятся революции, а после пражских событий того же года полностью потерял веру и в советский социализм. Разочарование его было столь велико, что он стал все больше отдаляться от общественной жизни, возвращаясь к давнишней и всегда преследовавшей его догадке. Догадке о том, что методами искусства гораздо явственней можно преобразить мир, чем нелепыми политическими акциями.
“Искусство – это в каком-то смысле бунт против незавершенности и бренности мира: оно состоит в том, чтобы преображать реальность, одновременно сохраняя ее, ибо в ней источник эмоционального напряжения. В этом смысле реалисты – мы все – и вместе с тем никто из нас. Искусство не есть полное неприятие или полное приятие сущего. Оно складывается из бунта и согласия. Одновременно и постоянно разрывается между ними. Эта неизменная раздвоенность и есть удел художника, ибо отвергнуть реальность он не может, но обречен непрерывно сражаться с ее вечной незавершенностью”.
Сартр и Камю были мыслителями в лучших традициях французской культуры, заложенных еще Просвещением. Их деятельность и творчество, находя поддержку в культуре предшествующих эпох, являются все же ответом на события ХХ в. Сартр и Камю – наши современники.

Сартр писал:
“Наша конкретная цель, очень актуальная, современная цель – это освобождение человека, и она имеет три аспекта. Прежде всего метафизическое освобождение человека, которое должно принести ему сознание его тотальной свободы и понимание того, что он должен бороться против всего, что ограничивает эту свободу. Во-вторых, его художественное освобождение: облегчить свободному человеку коммуникацию с другими людьми, благодаря произведениям искусства, и благодаря этому погрузить их в ту же самую атмосферу свободы. В-третьих, политическое и социальное освобождение, освобождение угнетенных и других людей…”
А. МИЛОВАНОВА

Санкт-Петербург