Эффективность и эффектность уроков литературы

Уроки для баллов или уроки для смыслов?

Продолжение. Начало в №7, 8, 11

Повторю, я и сегодня хорошо помню, как уже в институте легендарный Сергей Михайлович Бонди лекция за лекцией, открывая томик с пушкинским романом, читал нам его глава за главой, строфа за строфой, строка за строкой, открывая, что стоит за написанным. Да и я сам, пусть не с такой полнотой, но многое читал и из «Горя от ума», и из «Евгения Онегина», размышляя вместе с учениками над прочитанным.

Иное в учебнике. Его автор уже прошел путь постижения и сейчас излагает то, к чему он пришел, делает выводы, обобщения, пишет о произведении в целом. И в построении у него иная логика, иная последовательность, иной путь. Наполеон, Пьер Безухов, Андрей Болконский, Наташа Ростова, Платон Каратаев. Я сейчас пишу по памяти. Но дело в сути, в характере преподнесения материала. И это не может быть путем постижения на уроках. Кстати, 68 лет читаю я методическую литературу и не помню ни одной статьи, в которой было бы рассказано, как, когда и для чего использовать учебник в процессе преподавания.

И возникает вопрос: а почему авторы методических руководств (нет, не все, автор третьего моего руководства по урокам в десятом классе идет другим путем) выбирают последовательность учебника? Ответ дал еще в середине 70‑х годов XIX века известный русский педагог Василий Иванович Водовозов: «Но тщедушное руководство лежит по-прежнему в виде книги или тетради на столе, и его непременно следует вызубрить. Таким образом, экзамен почти никогда не соответствует тому, чем занимается мыслящий преподаватель в классе». Это про большинство из нас, нынешних, сказано. Но есть и другой вариант. Мыслящий преподаватель хоть на уроке делает то, что нужно. Но если о нас и наших учениках судят прежде всего по итогам экзаменов, то возникает соблазн, не мучая ни ребят, ни себя, сразу же ориентироваться на экзамен и на самом уроке. Тем более сейчас, когда об этом говорят и руководители образования, у нас не экзамен работает на школу, а школа работает на экзамен.

И все-таки, несмотря ни на что, уроки литературы для нас – это уроки понимания произведений, автора, себя, слова, людей прошлых времен и нынешних, это урок со-размышления, со-чувствия.

Не помню, в каком из 90‑х годов это было. У меня уроки в трех десятых классах. Все цифры дальше по трем классам. Откуда полнота цифр по всем ученикам? Когда я начинаю нечто для меня самого новое, мне важно знать, что думает каждый из учеников. Поэтому, задавая вопрос, я сначала прошу минут за десять написать свой ответ, а потом мы приступаем к обсуждению. Потом второй и третий вопросы. Тем более у меня в тот день два урока. Дома я уже просчитываю.

Островский. «Гроза». Почему Катерина воспринимает свое чувство к Борису как гибельное?

Семь человек: «Не хотела огорчать Тихона», «Любовь к Борису может разбить сердце Тихону», «Она боится, что Тихон может остаться один», «Не хочет делать больно Тихону». 28 человек: «Могут увидеть Кабаниха и другие люди», «Узнает Кабаниха – и начнется ад», «Кабаниха доведет до смерти», «Все будут ее презирать», «Она боится, что Кабаниха выгонит ее из дома», «Она боится гнева Кабановой и того, что она будет опозорена перед обществом», «Кабаниха обо всем узнает, и ее жизнь превратится в ад». Двое: «Ее ждет позор». Пять человек: «Боится Божьей кары». 29 человек: «С самого детства с должным относилась к замужеству», «Она верит в святость брака, она не может пойти против клятвы, которую давала перед алтарем», «Встреча с другим в отсутствие мужа стала провинностью не только перед собой, но и перед Богом. Это был большой грех», «Катерина очень религиозна, она верит в святость брака. Поэтому для нее любовь к Борису – это страшный грех, которого она очень боится и стыдится». 14 человек: «Это отступление от своих жизненных принципов. Обманув мужа, Катерина обманывает и себя», «Это в нашей жизни все в порядке вещей: измены, расставания, а тогда все было совсем по-другому, и это действительно был грех», «Она человек порядочный, она боится кары своей совести», «Она идет против себя. Она не сможет остаться честной, изменив мужу», «Она не сможет жить с камнем на душе», «Она будет стыдиться самой себя», «Она будет сгорать от стыда перед собой», «Для нее любовь – это отступление от своей жизни», «Это противоречит ее принципам. Солгав Тихону, она перестает жить в мире правды. Она религиозная женщина, а измена считается страшным грехом», «Любовь к другому человеку делает Катерину, по ее собственным убеждениям, изменницей и унижает перед Господом».

Я прерву свой рассказ на первое отступление. Отмечу, что именно с такого ответа на вопрос и начинает формироваться свой, личный подход и при написании сочинений. А то все разные, а пишут одинаковые сочинения. Дело в том, что на уроках литературы очень часто мы стремимся к абсолютности, законченности, исчерпанности и завершенности своих оценок, толкований, даже однозначности мнений. Но еще Писарев иронизировал, говоря, что гимназист, которому на предыдущем уроке учитель доказал теорему с чертежом, на котором острый угол был с правой стороны, не может ее доказать, если теперь острый угол с противоположной стороны. Именно в столкновении с непривычной точкой зрения ученик учится спорить, отстаивать свою позицию, аргументировать и доказывать свою точку зрения. К тому же так заниматься куда интереснее. А сегодня, когда интерес к литературе как учебному предмету падает, так важно вернуть его на уроки.

Вот только вчера прочел в «Учительской газете» о знаменитой гимназии Карла Ивановича Мея, открытой в 1856 году. Там всегда поощрялась самостоятельность мысли. Однажды гимназист Лев Успенский (я потом буду читать его книгу «Слово о словах») в своем сочинении о романе Тургенева «Отцы и дети» опроверг мнение, что Базаров воплощает в себе прогрессивные идеалы своего времени. Учитель М.Н.Шатунов поставил за сочинение пятерку и предложил классу обсудить это суждение. Сам учитель в спор не вмешивался. Подводя итоги спора, он сказал: «В одном я уверен: у каждого из вас появилось личное, самостоятельно выработанное мнение о романе».

Но есть здесь и другой аспект. Сплошь и рядом абсолютно правильный ответ ученика вовсе не свидетельствует о том, что он действительно так понимает и уж тем более так думает. Не задай я те вопросы, о которых сейчас рассказываю, так бы и не узнал, что на самом деле думают моя ученица или ученик о Катерине. «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется» – Тютчев здесь абсолютно прав. Но мы, учителя, можем и должны попытаться понять, как оно отозвалось на самом деле. Вот почему для меня подлинное знание – это, если так можно выразиться, всегда послезнание. То есть знание, рассмотренное под другим углом зрения, знание известного, но проверенное на излом, на сжатие, на другую температуру; знание изученного, но взятого в другом контексте, в том числе в контексте другой интерпретации.

Вернемся на наш урок. Но тогда возникает вот какой вопрос: если Катерина воспринимает свое чувство к Борису как погибельное, греховное, то почему же она тем не менее в первую же ночь после отъезда Тихона спешит на свидание с Борисом?

Было и такое: «Она хочет отомстить Тихону за его непреданность жене», «Хочет насолить Кабанихе», «От злости хочет сделать все наперекор своей свекрови», «Решила разнообразить свою повседневную жизнь», «Варвара толкает ее в мир лжи и обмана. И нет уж у нее сил выбраться из этого грязного мира». Отомстить, насолить, от злости – вот вам и луч света, который, вполне возможно, блеснет на экзамене.

Большинство же писали о победе чувства: «Чувства начинают побеждать, она поддается соблазну», «Чувства перебороли силу воли, и Катерина не смогла удержаться», «Соблазн оказался сильнее ее», «Чувства возобладали над разумом», «Она не может противиться велению сердца», «Ради любви идет на такой шаг», «Чувства сильнее, чем то, что держит ее в доме Кабановой», «Чувство к Борису настолько сильно, что она умрет, сбежит из дома, если не увидит его», «Она слушает, что говорит ее сердце».

И только 15 человек – 15 на три класса – сказали о самом трудном: «Она бежит на свидание от унижений и оскорблений», «Это обретение любви и свободы», «Чтобы почувствовать себя счастливой», «Стремление к воле», «Глоток воздуха», «Ей не хватает понимания, любви, нежности. Ей хочется вырваться из дома, забыть про унижения», «Хочется побыть свободной», «Ее влечет горячность чувства». В одном из ответов на вопрос я прочитал, что ее не удовлетворяет Тихон как мужчина. Я усмехнулся, но все-таки открыл текст пьесы. Там есть слова Катерины о Тихоне, что и ласки его ей опостылели. «Но тем не менее она идет на свидание с Борисом, потому что Катерина мечтает о свободе. Она мечтает вырваться из этих губительных для нее порядков дома Кабановой, который для нее тюрьмой является». «Это свидание – попытка вырваться, вылет на свободу». «Катерина, как и любая женщина, хочет любви и быть любимой». «Она ищет настоящего, чистого чувства. Или ее погубит измена, или она будет гибнуть в доме Кабановой, лишенная свободы и воли». «После всех унижений, которые она вытерпела, ей хочется настоящего чувства».

Читаю монолог с ключом. Он кончается словами: «Бросить ключ! Нет, ни за что на свете! Он мой теперь… Будь что будет, а я Бориса увижу! Ах, кабы ночь поскорее!..» Но вот что решило все ее сомнения, колебания, смятения: «А горька неволя, ох, как горька! Кто от нее не плачет! А пуще всех мы, бабы. Вот хоть я теперь! Живу, маюсь, просвету себе не вижу! Да и не увижу, знать! Что дальше, то хуже».

Но прежде чем пойти дальше, позволю себе еще одно отступление. Где-то начиная с конца восьмидесятых годов, в девяностые особенно, стало модным изгаляться над Белинским, Добролюбовым, Чернышевским, Писаревым, при всяком случае пинать их как предшественников большевизма. Знаете эту старую формулу: «Поклонился тому, что сжигал, сжег то, чему поклонялся»? По сути, это как раз и был большевизм, только с изменением знака плюс на минус. Та же нетерпимость, та же неспособность к полноте объективного взгляда, та же односторонность. Проникло это поветрие и на страницы учебников. Вот в одном из учебников я прочел тогда, что «Добролюбову всегда было все равно, что имел в виду автор». И неизвестно, «внимательно ли читал Добролюбов драму «Гроза». А смерть Катерины критик толкует «совершенно вопреки здравому смыслу и нравственному чувству». И все это свидетельствует о том, «насколько политика способна застить человеку глаза». Но вот в чем дело. Автор школьного учебника должен бы знать, что сам Островский выше всего написанного о нем ставил статьи Добролюбова: «Если собрать то, что обо мне писалось до появления статей Добролюбова, то хоть бросай перо. Это будто я сам написал».

Так вот, после всего сказанного я на уроке диктую в тетрадь по литературе строки из статьи Добролюбова о «Грозе»: «К Борису влечет ее не одно то, что он ей нравится, что он и с виду, и по речам не похож на остальных, окружающих ее; к нему влечет ее и потребность в любви, не нашедшая себе отзыва в муже, и оскорбленное чувство жены и женщины, и смертельная тоска ее однообразной жизни, и желание воли, простора, горячей, беззапретной свободы». Вот как надо писать о литературе.

Итак, мы заканчиваем уроки по «Грозе». Я не собираюсь проводить традиционное сочинение по «Грозе», чтобы проверить, как они усвоили нужные для экзамена знания об этой драме. Я хорошо знаю цену этим самым традиционным знаниям. Вот и сейчас слишком хорошо знаю, что поступившие в гуманитарный вуз с высокими баллами ЕГЭ по русскому языку могут оказаться неграмотными, а поступившие на филфак с высокими баллами по литературе не читали произведений, входящих в школьную программу. Мне важно понять самое главное – насколько все то, что мы делали на уроке, проросло в душу, я хочу заглянуть в подсознание, чтобы измерить не знания, а чувства, то, о чем Тютчев сказал: «Как слово наше отзовется». И предлагаю очень трудную работу, за которую, естественно, не поставлю ни двоек, ни троек – ее результаты важны мне как возможность, закончив уроки по «Грозе», сделать еще один важный шаг вперед. 15 минут на уроке.
Катерина не может не думать о грехе. Слово это постоянно на устах у нее. Вот лишь несколько примеров: «Ведь это грех, это грех, что я другого люблю», «Коли я греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда?», «Ах, Варя, грех у меня на душе», «Грешна я перед Богом и перед вами!» Почему же Катерина так боится греха, чем объяснить этот страх?
Большинство писали так: «Она боялась кары Господней, боялась попасть в ад», «Для нее попасть в ад – самое страшное», «Боялась, что придется гореть в геенне огненной», «Рано или поздно Бог все равно ее накажет», «Путь в рай для нее будет закрыт». Для авторов этих ответов главное в страхе, наказании, возмездии, расплате. Но если это так, то чего стоят слова о том, что поступки Катерины определяются ее правдивостью и совестливостью? В трех классах тогда именно так ответили на вопрос многие. Правда, может быть, здесь дело в том, что эти многие не были знакомы с одним из краеугольных понятий христианства. Вот почему я приведу выписки на эту тему, чтобы ими мог воспользоваться и учитель.
Совершенно по-другому отвечают 15 человек из трех классов, то есть 21% от числа писавших. В моих выписках отмечено: десять лет назад таких было 34%. «Согрешить – значит изменить самому себе и всей своей жизни. Самое ужасное для человека жить не в ладу с собой». «Грех для нее – это нравственная гибель. Это грех перед самой собой. А жить с грехом на душе просто невозможно». «Совершить грех – это значит обидеть Бога, сделать ему больно». «Она боится греха, потому что очень религиозна: ей стыдно и страшно перед Богом». «Боится умереть с грехом, с грешными мыслями на уме, боится ответить Богу за свои грехи». «Религиозность Катерины искренна и глубока. Бог для нее что-то возвышенное, то, к чему можно обратиться в трудную минуту. А совершение греха лишает этой возможности». «Бог для нее мерило жизни. Бог для нее все. И если она совершит грех, то потеряет уважение к себе самой. Грех для Катерины – это обман Бога, самого высокого для нее». «Согрешить для Катерины значит предать себя, свою веру, свои принципы и мечты». «Она боится, что разрушится та гармония между ней и Богом, которая давала ей силы в жизни».
Для этих учеников главное в совестливости Катерины, ее ответственности перед собой, в том, что она сама не прощает себе отступление от незыблемого нравственного канона.

Лев АЙЗЕРМАН