Дискуссия

Сможет ли Пушкин нам помочь воспитать новую правящую элиту России?

Нужны ли нам сейчас школы, подобные Царскосельскому лицею?

– Просто необходимы! – ответил компьютер на вопрос… американских ученых, создававших лучшую модель учебного заведения для детей миллионеров в Чикаго.

Я приехала в Санкт-Петербург за две недели до юбилея поэта. При беглой пробежке по Невскому проспекту и Царскому Селу осталось впечатление о некоем косметически-гастрономическом уклоне преддверия этого юбилея: Царскосельский лицей, закрытый на ремонт, спешно докрашивался веселыми женщинами-малярами в белых, по-русски, как у монашенок, повязанных косынках; единственный (пока?) транспарант на Невском приглашал на литературно-музыкальные вечера в ресторан имени Поэта… Все остальные транспаранты и стенды – почти та же реклама, что и в американизированной до беспредела моей Москве. Но сам город все же торжественно хранит на себе величавость старой Европы по сравнению с путаной, бестолковой, аляповатой, вечной “Большой деревней”, хоть и на американский теперь лад. Может, и поэтому тоже с точки зрения элементарного художественного вкуса Пушкин предпочитал Петербург и писал своей “женке” Натали, что не любит он этой ее Москвы; старался удрать из нее при любом подвернувшемся случае: “к тетке, в деревню, в глушь”, да хоть в Михайловское с остановками в Твери, Новом Торжке… А может, прав и мой добрый знакомый, замечательный молодой писатель Валерий Писигин, утверждающий, что именно тут, среди новоторов (жителей Нового Торжка), он лично куда больше ощущает дух Пушкина, чем в обеих столицах и даже в переполненной в дни юбилеев “официальной” Мекке поклонников Пушкина в Михайловском. Писигину виднее: он третьим после Радищева и самого Пушкина повторил (уже на автомобиле), с книгами обоих литераторов и собственным блокнотом, “Путешествие из Петербурга в Москву” (только с обратной, как и Пушкин, стороны – из Москвы в сторону Петербурга). И тоже, как и его великие предшественники, создал по следам путешествия литературное произведение: две премилые, на мой взгляд, книжицы, добрые, безыскусные и совершенно самобытные: “Эхо пушкинской строки” (М., ЭПИЦентр, 1998 год) и “Путешествие из Москвы в Санкт-Петербург” (ЭПИЦентр, 1997 г.), которые я и рекомендую прочесть всем любящим Пушкина и просто Россию.

…Так вот, если в Москве на бывшей ВДНХ вас прокатят в бойких вагончиках с надписью “Лимонадный Джо”, имитирующих ковбойские времена еще недавно, до войны с Югославией, столь горячо и всенародно любимой москвичами Америки, то на Невском проспекте в веренице современных авто я заметила… два кабриолета с откидным верхом, запряженных живыми лошадьми, со старинной надписью на заднике кабриолета “Санктъ-Петербург” и не менее живыми русоволосыми девчушками-подростками в роли возниц. Оказалось, они работают в частной конюшне, прогулка по Невскому и городу в кабриолете пушкинской поры стоит от 150 до 200 рублей. “Лимонадный Джо”, конечно, подешевле, но… Да и вообще Церетели – это все-таки не Растрелли. Наверное, городу дешевле заказать кучу новых памятников, чем с такой вот самоотверженной бережностью, как в Питере, чтить и хранить подлинные шедевры.

…На Невском я купила редкие по сию пору лиловые левкои и отправилась к цели своего путешествия – в Царскосельский лицей пушкинской поры. (Уточняю это, ибо в Царском Селе есть и просто лицей с тем же именем, но “обычный”, то есть современный, то есть непонятно почему лицей, а не гимназия, или не колледж, или не пансион, или Бог весть еще что там подвернется на язык управленцам от просвещения или самим педагогам во имя процветания досточтимого принципа многообразия, провозглашенного новой, уже современной нам школьной реформой, – выливающегося, к прискорбию, как и большинство нововведений в России вообще, в пресловутые “слова, слова, слова…”. Эх, недаром академик Лихачев назвал Россию цивилизацией Слова, а не Дела, как, скажем, в протестантских и прочих пресловутых “развитых странах”).

Лиловые, круто закрученные лепестки левкоев напомнили мне кудри и, возможно, оттенок кожи потомка абиссинских Аннибалов. (Хотя ученые до сих пор путаются, какого цвета были волосы, глаза и кожа поэта. Сам Пушкин так написал по-французски свой шуточный автопортрет: “У меня свежий цвет лица, русые волосы и кудрявая голова”. Но так и тут же поди разберись: может, просто пошутил?).

…В центре лицейского садика сходятся все дорожки, у памятника юному Пушкину-лицеисту, свободно сидящему в расстегнутом кителе на скамье (работа архитектора Роберта Баха, памятник установлен в октябре 1900 года по решению, принятому в мае 1899 года, в год 100-летия со дня рождения поэта). На самой скамейке, под небрежно висящей рукой Саши Пушкина, – всегда цветы, будто поэт их только что сам в задумчивости обронил; цветы же и рядом, внизу, на гранитной доске. Мои левкои оказались самыми пышными, в основном же тут были крохотные букетики тоненьких лютиков, одуванчиков и других первоцветов, явно собранных здесь же, причем явно именно детской рукой. А я подумала: это же, пожалуй, единственный у нас, кроме бюстов и памятников пионерам-героям, памятник Ученику, лицеисту. Школяру. А не просто национальному гению, светилу и солнцу русской поэзии и вообще “нашему всему”, как с легкой руки Аполлона Григорьева принято величать поэта.

Да я ведь и ехала не к светилу и национальному гению, а к мальчику, подростку (по терминологии тех времен – отроку).

“В истории не только русской, но и мировой литературы не было случая, чтобы поэт, писатель в своем творчестве так много места уделял школе, воспитавшей его, как А.С.Пушкин – Лицею, – пишет в своем исследовании учительница литературы 825-й московской школы-лаборатории Юлия Владимировна Уварова. – Лицей – в его первых юношеских стихах, посланиях друзьям, в “Евгении Онегине”, стихотворениях разных лет, посвященных лицейским годовщинам”.

Вот и внимание московской учительницы привлек тот факт, который уже долгое время не дает покоя и мне самой: “…До недавнего времени Лицей привлекал внимание исключительно как место, связанное с именем великого русского поэта. В наши дни растет интерес к Лицею как к учебному заведению, не имеющему аналогов. Все большую известность приобретает следующий факт. Американские ученые, создавая школу для детей-миллионеров в Чикаго, изучали опыт лучших учебных заведений мира, и компьютер выбрал Царскосельский лицей пушкинской поры как лучшее учебное заведение за всю историю мировой педагогической практики” (подчеркнуто мною. – О.М.).

Ну так, может быть, заграница нам, как всегда, подскажет, а Пушкин – поможет?

Нет, Царскосельский лицей изначально был не только Словом, но и Делом. Идея создания нового типа учебного заведения принадлежит, безусловно, человеку дела – статс-секретарю М.М.Сперанскому. Тому самому “подъячему”, как с презрением и ненавистью называла его столичная знать после того, как он ввел сдачу экзаменов для государственных чиновников – дерзость неслыханная и невозможная для дворян, коим привычно было принадлежать государственной службе (во многих случаях – формально) по самому факту рождения да еще наличию связей, светских “хлопот”. О переполохе, случившемся в обеих столицах от нововведений Сперанского, прекрасно описано Александром Герценом “В былом и думах” и Юрием Тыняновым в его замечательном романе “Пушкин”, оставшемся незавершенным в связи со смертью автора, этого крупного историка и писателя уже нашего века. Тынянов выпустил два тома – как раз о детстве и юности Пушкина, целиком вобравших в себя именно интересующий нас этап жизни поэта.

Итак, знать роптала, но на дворе стояло “дней Александровых прекрасное начало”. “Один указ следовал за другим, преобразования касались самых разных сторон русской жизни, – пишет Уварова. – Особенно значительными они были в области просвещения. В тот момент Россия, как никогда остро, испытывала нужду в новых политических деятелях, образованных, прогрессивно мыслящих, способных претворить в жизнь намеченные замыслы”.

Правда же – речь идет будто о наших днях? С той лишь разницей, что перестроечная эйфория давным-давно выветрилась, сменившись мрачным разочарованием, реформы пробуксовывают, но все же пусть медленно, пусть сикось-накось, но идут, не прерваны пока еще окончательно новой деспотией… И – пока еще есть шанс. Тот самый, который мудрый Сперанский поставил в изначалье успехов всех государственных, социальных преобразований: подготовка нового типа правящей элиты (другое дело – что век самого Сперанского оказался недолог…). Причем не в университетах и академиях для взрослой молодежи, а то, что никак не могут взять в голову нынешние правители: с 10-12 лет. Таков был возраст поступающих в Лицей, образование в котором тем не менее было приравнено к университету (обучение было бесплатным и длилось шесть лет – три года для младшего курса и три для старшего, когда определялось, по какой части пойдет служить будущий выпускник: гражданской или военной. Аттестаты выпускникам вручал лично император).

Почему именно с этого возраста, а не позднее? Ответить можно очень коротко, пушкинской строкой: “…Пока сердца для чести живы”. Кто работает с этим возрастом, знает: именно с девяти до двенадцати лет – это самый чистый, самоотверженный, самый “пацаний” возраст (предпубертатный, как сказали бы современные психологи, что не помешало им и педагогам-теоретикам почему-то начисто выпустить из поля зрения именно его особенности даже в создании чисто дидактических систем, не говоря уже о теории воспитания. В последнее время, правда, появились на эту тему статьи самих психологов – об этом выпавшем возрастном звене в исследованиях, о некоей “терра инкогнита”…)

Особенно важен этот возраст для талантливых детей (а в Лицей ведь принимали именно по способностям, причем Сперанский планировал прием детей из всех сословий, и только после мощной политической борьбы вокруг его проекта были приняты более реакционные положения, исходившие в первую очередь от министра просвещения графа А.К.Разумовского и его доверенного лица Жозефа де Местра, в частности, прием ограничивался только детьми дворянского сословия). Ведь талант все же по самой природе своей эгоцентричен, и ежели с 8-9-10 лет не происходит “распахивание” талантливого ребенка навстречу сверстникам, товариществу, то уже в подростковом, не говоря о более старшем возрасте, практически невозможно “раскуклить” “закукленного” на себе эгоцентрика со всеми вытекающими отсюда сложностями и комплексами, разрушительством и саморазрушительством, неверно приписываемым обществом “самой природе таланта”. Обостренное в этом возрасте чувство чести, товарищества (если оно сложилось) напрямую, как ни странно, связано и с естественной гражданственностью (ежели товарищество – не криминальное, что опять же зависит от окружения и от взрослых руководителей, а вовсе не от “преступных генетических наклонностей”). Помните песенку “С чего начинается Родина?” Сперва – “с картинки в твоем букваре”, но тут же, следом, сразу же: “с веселых и верных товарищей, живущих в соседнем дворе…”.

Я остро поняла и прочувствовала это, глубоко знакомясь на протяжении многих лет с опытом блестящих педагогов, работающих именно с этим возрастом. Я поняла, что такое в детском возрасте и потом, “по жизни”, духовный аристократизм, идеалы чести и служения Отчизне, другу, человеку, природе, просто Доброму Делу. А не только творческая раскованность, кою я сама долгое время считала наипервейшей задачей собственной педагогической практики, в основном со старшими подростками, в пубертатном периоде.

И что же? Конечно, хорошо, что Борис Немцов создает “партию молодых” (движение “Россия молодая”), но не поздновато ли для будущей правящей элиты? (А эту задачу среди первых ставит новое движение). Если учесть, что детьми с точки зрения подготовки этой самой элиты вообще никто не занимается, разве что баркашовцы и пока еще не очень внятные “новые пионеры” и “скауты” (пишу сии термины в кавычках именно из-за неопределенности самих этих явлений в нашей жизни).

При Советской власти эта задача решалась напрямую, четко, жестко и слаженно: через школы, штабы, лагеря и прочую учебу пионерского и школьного комсомольского актива. С начала шестидесятых годов на волнах оттепели в эту систему ледоколом “врезалось” коммунарское движение, имевшее на своих знаменах уже не “Ленин-партия-комсомол”, а скорее именно лицейское братство. (“Живи для улыбки товарища”, “Наша цель – счастье людей”, “Мы победим, иначе быть не может” – вот такими были красивые и добрые законы и заповеди коммунаров). Но вернемся в Лицей.

После жесткой борьбы Сперанскому удалось отстоять основную его задачу: “Учреждение Лицея имеет целью образование юношества, особенно предназначенного к важным частям службы Государственной”. И не для красного словца в речи А.Н.Куницына, молодого блестящего выпускника Геттингенского университета, лицейского профессора политических и нравственных наук, прозвучало обращение к лицеистам на торжественном открытии Лицея 19 октября 1811 года: “любовь к славе и Отечеству должны быть вашими руководителями”. (Стоит ли пояснять, что понятие “слава” в те времена было практически синонимом чести и доблести, а не чем-то вроде нынешнего рейтинга популярности политиков и прочих шоу-звезд).

И второе, что удалось добиться Сперанскому, а затем и директорам Лицея пушкинской поры Малиновскому и Энгельгардту: создание духа “лицейской республики”, как сами же они и их воспитанники его и называли, то есть, как сказали бы нынче, демократической модели всего лицейского уклада жизни. Для этого пришлось выдержать жесткий натиск “альтернативной” модели, а проще говоря, традиционной по тем временам иезуитской системы воспитания, предназначенной для высшей знати. Кстати говоря, у Тынянова мы узнаем, что сперва Пушкины – отец и дядя будущего поэта – подумывали везти надоевшего им, нелюбимого в семье никем, кроме нянюшки, мрачного мальчика в Петербург “к иезуитам”. И кто знает, чем бы это кончилось не только для самого мальчугана, но и для всей истории российской словесности! Случайно ли то, что именно здесь, по признанию поэта,

“В те дни в таинственных

долинах,

Весной, при кликах лебединых,

Близ вод, сиявших в тишине,

Являться муза стала мне”.

Выбор местоположения лицея был удивительно удачен. “Пышное великолепие барокко и изысканная утонченность рококо, строгое изящество раннего классицизма и гордое величие ампира, архитектурные фантазии на темы европейской готики и интереснейшие образцы модерна и неорусского стиля,.. – так емко описывает окрестности Лицея уроженец этих мест наш современник Сергей Некрасов. – Этот городок поистине подлинная энциклопедия архитектуры и садово-паркового искусства”. К тому же, в отличие от прочих загородных царских резиденций, Царское Село вошло в историю как Город Муз…

Лицей представлял собой небольшое закрытое “государство в государстве”: посещение родителей – только в воскресные и праздничные дни; в течение всего периода обучения воспитанники не имели права покидать пределов Царского Села; учебный год длился 11 месяцев с 1 августа по 1 июля; во время каникул – пешеходные прогулки вместе с наставниками по изучению пригородов, катание на тройках и на лодках; лишь в декабре 1816 года лицеисты впервые получили разрешение покинуть Царское Село и посетить Петербург на рождественские каникулы. Тех, кто все еще считает интернатское обучение детей “выдумкой коммунистов”, отсылаю к недавним статьям в нашей газете Ольги Дмитриевой о сохранившейся до сих пор системе таких же закрытых школ для высшей знати в Англии.

Пусть не утомляют читателя все эти, возможно, и ему самому хорошо известные подробности и детали. Я сознательно и всего лишь очерчиваю как бы пунктиром возможность идеи, полностью захватившей меня в последнее время и которая с восторгом была принята и сотрудниками музея Лицея, и в областных органах управления образованием, и в среде многих моих знакомых педагогов и коллег, педагогических публицистов. Речь идет о необычном проекте, возможно, уникальном опыте своеобразной “педагогической палеонтологии”: воссоздании под той же сенью, с той же целью, с аналогичным укладом жизни (естественно, с поправкой на новую “ментальность” общества и педагогики) Царскосельского лицея для талантливых детей со всей России, “особенно предназначенных к важным частям службы Государственной”.

И никакая это не утопия. Утопично как раз другое: упование, что вот уж “скинем” Ельцина и поставим “правильного”, “праведного” властителя и в Думу выберем же когда-нибудь правильных да праведных… Да откуда же им взяться-то! Ведь ясно же, как день, что и новый президент опять будет “не тот”, и сановники его – опять “не те”, да просто потому, что легче устроить парочку революций и провозгласить десятки реформ, чем воспитать с детства, на практике, вот во всех этих “мелочах”, действительно новый тип государственного деятеля. Тем ребятишкам, которым сегодня по 8-10 лет, но которым уже к 2015 году, когда им будет по двадцать пять лет, и предстоит взять на себя и управление страной, и открытие новой, межпланетной эры в истории Земли, – напомню, что именно к этому году мировой космонавтикой планируется начало колонизации землянами Марса.

Ну какая еще нам общенациональная идея нужна, кроме этой, главной, педагогической? Ну сколько же можно жить одним днем, или от выборов до выборов, или от зарплаты до очередного финансового краха, от одной бестолковой, абсурдной “войнушки” до другой? Будто дети малые, будто в детские компьютерные игры играем в эти выборы и “войнушки”, вот только кровь льется – настоящая, живая, красная, и дети наши растут вкривь и вкось тоже настоящие, живые и – сужу по своему девятилетнему племяннику и его ровесникам – пока еще более настоящие, чем мы, взрослые, с вечными нашими мифами, шоу всех мастей, разборками, фикс-идеями и прочим “виртуалом”. Первое поколение детей пусть в муках, но все же освобождающейся, демократизирующейся России.

Вон, как мне подсказал мой главный редактор, уже и бизнесмен появился в Питере, готовый спонсировать воссоздание Лицея не просто как музея, а как новое, живое учебное заведение, в нашей же газете об этом недавно писали. Но только тут-то все упирается не только и не столько в финансы. Тут нужно объединять усилия и Российской академии наук, и Российской академии образования, и деятелей культуры…

А кто способен, например, возглавить такой Лицей, если все наши педагоги-новаторы признают каждый только свою или созвучные ей системы? Да, “элементы” будущего Лицея в первую очередь в облике самих талантливых детей с высоким уровнем духовного аристократизма я видела и в школе имени Пушкина в Гурзуфе у Анатолия Пазухина, и в “Школе спасателей” в Самаре у Юрия Устинова, и на лицейских вечерах в “Школе самоопределения” Александра Тубельского в Москве, и в Соборной школе в Текосе Краснодарского края у Михаила Щетинина, и у Крапивина в Екатеринбурге, и у Штейнберга, и у Ямбурга в Москве… А мои коллеги, думаю, назовут еще и другие имена. Но не будешь ведь из этих фрагментов лепить мозаику, это все же педагогика, живая жизнь, а не прикладное художественное ремесло. И еще: как обеспечить высокий, подлинно европейский, мировой уровень образования, где вы, нынешние Куницыны и прочие “геттингенцы”, горящие желанием после своих Оксфордов и Кембриджей “возиться” с российскими детьми?

И, наконец, самое, быть может, главное: кто он и возможен ли он нынче, тот Сперанский, который подготовит “записку государю”, ведь без патронажа высших должностных лиц России сие заведение не стоит и обсуждать даже…

Вот все эти идеи, детали и сомнения редакция и выносит на ваш, читатели, суд, в том числе и на августовские конференции: нужен ли нам новый, реальный Царскосельский лицей? Возможен ли он и при каких условиях?

…Право же, размечталась я, решение или хотя бы проект такого Лицея был бы нашим общим лучшим подарком самим себе, нашим детям, России и – памяти Поэта в год его 200-летия.

На конверте своих откликов делайте пометку “Лицей”.

Ольга МАРИНИЧЕВА

Москва – Царское Село