На чтение: ≈ 16 мин.…Вертолет с отчетливо различимой надписью «Policе» уверенно и красиво завис над пустошью. «По нашу душу», – пошутил Вася, любуясь винтокрылой машиной. Она тут же исчезла за домами, будто свалилась в пустоту. Так нам казалось и так очень хотелось.
В следующее мгновение из-за строений, кажется, это были какие-то склады, показались четыре черные одинаково и ладно упакованные разными зловеще отблескивающими штучками фигуры. «Действительно по нашу душу» – так мы оба подумали, но ничего друг другу не сказали. Полицейские плотно окружили нас и стали задавать разные вопросы. Кто такие? Откуда? С какой целью? Вроде обычная проверка. Но настораживали и сам способ допроса, и вопросы, и тон, каким они задавались. Полицейские (причем как-то все хором, слаженно, будто по сценарию) то одобрительно улыбались, то хмуро кивали одинаково стрижеными головами, то вдруг резко обрывали наши ответы и начинали деловито между собой о чем-то договариваться. Потом вроде бы оставили нас в покое, стали куда-то звонить, с кем-то советоваться. И снова принялись за допрос. Без труда не выловишь рыбку из пруда и не поймаешь преступника. Если в водоеме нет рыбной живности, заядлый рыбоуд все равно продолжает сидеть с удочкой, наслаждаясь самим процессом ловли. Если в счастливой скандинавской стране Швеции нет преступников, то никуда не делись стражи закона, и им нужно время от времени показывать свою работу, демонстрировать процесс обнаружения и ловли преступника. С местными законопослушными гражданами связываться небезопасно, а вот иностранцы вполне могут подойти на роль нарушителей закона. Главное – найти повод. Закон суров, но это закон. Есть закон, есть и исключения из него. И это тоже суровая проза жизни. Тут уж как кому повезет. Нам не повезло. Мы провели ночь на окраине Кируны (самого северного шведского города) в какой-то заброшенной полуразваленной баньке. Именно она и стала поводом, чтобы начать допрос. Обошлось без пристрастия, но все же с его заметным душком. Почему без спроса у владельца посмели вторгнуться под крышу частной собственности? Найти владельца и оплатить ночлег! Почему трава на полу? Убрать! Почему дверь перекошена? Подправить! А это что, след от костра? Засыпать! Я что-то на плохоньком английском языке (тут он везде в ходу) объяснял, доказывал. Чего, как я с тоской понял, от нас, наверное, и не требовалось. Все и так было ясно. Полицейским, но не нам. В это время подкатил джип, нас туда втиснули между двумя стражами порядка и повезли в местный околоток. Там допрос продолжился. Его проводили чины повыше. Им тоже нужно было отрабатывать свой хлеб. Чем все закончилось? Нас привезли обратно к баньке, где сиротливо возле стенки стояли наши велосипеды, и пожелали счастливой и, главное, безопасной дороги. Что ж, закон есть закон. И есть исключения из него. И нам в конце концов повезло в счастливой скандинавской стране Швеции.
Миновало. Обошлось. И мы продолжили свой северный скандинавский маршрут. Погода тут не балует путешественников. Наволоком местные называют внезапно возникающие низкие лохматые тучи, готовые пролиться холодным дождем (часто вперемешку с градом). Неожиданно и неприятно. Гром среди ясного неба. Это обычная нежданная-негаданная дорожная ситуация. Речь, понятно, не только о погоде. И не только о дороге. Что-то с кем-то и где-то происходит. Но не с нами, а тем более вдали от нас, часто в недосягаемом далеке. Но, случается, чужая забота оказывается твоей проблемой, чужое затруднение – твоей головной болью. Твоя судьба, как тень, может быть длиннее или короче, но всегда с тобой. Рано или поздно, но поперек твоей тропы обязательно ляжет чужая, твой путь обязательно пересечет путь другого, даже если до этого вы не мешали друг другу, двигались в одном направлении. Хотим этого или нет, но довольно часто мы оказываемся участниками чужих игр, попадаем (вовлекаемся!) в ситуации и обстоятельства, которые были уготованы другим. Гром среди ясного неба. Крестись, не крестись, но надо что-то предпринимать. Как вести себя? Что предпринять? Перетерпеть, подождать, смириться или все-таки попробовать переломить ситуацию в свою пользу? Как это сделать? Дорожный опыт помог ответить на эти вопросы.
На разных широтах, в разных странах приходилось попадать в подобные переплеты. То была Швеция, а вот это египетский сюжет. После Луксора, двигаясь вдоль Нила на юг, я зарулил в школьный двор, где проходила какая-то торжественная церемония. Обычно в провинциальных сонных городках местным жителям до меня особого дела нет. И привечают, и спрашивают, и одаривают улыбками, и угощают, но интереса не проявляют. Если этого интереса не проявляю я. Тогда отношение ко мне резко меняется. Я как бы вхожу в их жизненную орбиту, становлюсь пусть не особенно желанным, случайным, но все же членом их круга, из туриста, чужака-прохожего превращаюсь в гостя. Если интерес взрослых все же обставлен какими-то правилами этикета, то детвора (особенно когда речь идет о беспризорных стайках) нередко проявляет довольно агрессивное любопытство. Часто по выражениям их лиц, ухмылкам и оскалам трудно угадать истинные намерения подростков. Остается одно: помахать приветственно рукой и нажимать на педали, не обращая внимания на дикарские (так кажется) выкрики юных преследователей.
За оградой школьных дворов и двориков все несколько по-другому. Тут дети в форме и без нее находятся под бдительным присмотром взрослых. После торжеств довольно симпатичная (не Нефертити, но довольно ничего по египетско-арабским меркам) учительница английского языка пригласила меня в свой класс. Я даже смог понаблюдать, как она проводила урок. Показывала на части тела, разные предметы и произносила их названия по-английски. Дети (это были совсем малыши) азартно повторяли за ней. Урок-игра нравился малышам, была довольна и учительница своими сообразительными и старательными воспитанниками. Допив кофе, которым меня угостили, я уже собрался поблагодарить хозяев и покинуть школу, как вдруг на пороге появились полицейские. Лейтенант и два сержанта, один с дубинкой, другой с автоматом. Я понял (так оно и оказалось), пока я мило общался с детьми и учителями, директор подстраховался и вызвал блюстителей порядка. «Для вашей безопасности», – объяснили мне. «Спасибо», – обреченно ответил я. «Шукран» по-арабски. Других слов не нашлось.
Целый день я провел в местном отделении полиции, куда километров за двадцать меня вместе с велосипедом доставили на машине. Ничего не объясняя, сдали на руки самому начальнику с тремя большими орлами на погонах (чин полковника). Посыпались уже знакомые дежурные вопросы: кто? куда? зачем? Потом долгие звонки по телефону – обо мне докладывали вышестоящему начальству, может, даже в Каир. Потом маленькая передышка, чаепитие (даже какую-то вафельку предложили) и снова допрос. Только теперь его уже вели какие-то штатские с револьверами на поясе и без них, которые периодически появлялись в кабинете. Полковник все время улыбался, старательно подбирая английские слова. Наконец ему это надоело. Из ближайшей школы был доставлен учитель английского языка – какой-то скукоженный египтянин в очках. Ему было поручено перевести на арабский язык текст рекомендательного письма, которым меня снабдили в редакции. Бедняга мучился часа два, заполняя мелкой вязью чистый лист. Я сидел рядом с ним, расшифровывая некоторые слова. Когда вроде бы все (вплоть до подписи) было закончено и текст был представлен полковнику, тот, сличив его с оригиналом, обратил внимание на редакционную печать. «Что это?» – ткнул он в нее пальцем и строго посмотрел сначала на меня, потом на переводчика. Тот пожал плечами, я тоже. «Общество с ограниченной ответственностью», – прочитали мы одновременно и почти вслух: я по-русски, как написано, полковник же, просто издавая какие-то вопросительные звуки, естественно, по-арабски. Учитель принялся переводить надпись, которую я попытался сформулировать по-английски. Это, правда, была нелегкая задача, почти неразрешимая, как мне вначале показалось. Но потом я, во-первых, максимально ограничил свою ответственность за точность перевода, а во-вторых, под «обществом» и его «ограниченной ответственностью» представил сначала свою многострадальную родину, а потом и всю планету. Понятно, за ее судьбу я ответственности не нес. Учитель нарисовал на бумаге два символизирующих печать круга и заполнил пространство между ними арабскими закорючками. Что они обозначали, я, естественно, не знал. Но полковник остался доволен. Я сидел и тупо повторял очень мне когда-то поправившую мозги и легшую на душу сентенцию одного философа: «Все следует принимать всерьез. Ничего не следует принимать всерьез». Она, конечно, мало утешала. Но ситуации соответствовала. А ничего другого и не оставалось.
С письмом, кажется, наконец разобрались. Дошла очередь до фотоаппарата. Офицер объяснил (наконец-то!), что в школе детей без специального разрешения-permission фотографировать запрещено. На мои возражения, что мне разрешили это сделать учителя, даже заставляли детей позировать, он не обратил внимания. Попросил немного подождать. Через «немного» времени (это почти два часа!) в участок прибыли какие-то солидные арабы в костюмах и галстуках. Такое было впечатление, что их вызывали из столицы и доставили сюда на самолете. Вежливо поспрашивали про то, зачем, с какой целью я фотографировал детей, что-то записали, куда-то позвонили и удалились. Полковник удовлетворенно потер руки и попросил удалить все фотографии, сделанные в школе. Я добросовестно выполнил его просьбу, удалив кадры из… кинокамеры. За час до этого карта памяти из фотоаппарата, когда я в очередной раз отпросилcя в туалет, преспокойно перекочевала под стельку кроссовки. Пригодится или нет, но в ней все осталось на своих местах. Как и в моей памяти. Там уж точно сохранятся кадры этого длинного липкого египетского дня…
Уже стало темнеть, когда дознание было закончено. У меня была одна мысль-мечта: для полноты впечатлений (а может быть, и счастья!) очутиться в одиночной камере с нарами и зарешеченным окошком. Чтобы можно было просто лечь и забыться во сне. Это удалось мне сделать вечером в гостинице, куда меня доставила туристическая полиция Луксора. «Платить за ночлег вам не придется. Это наш подарок», – сказал какой-то, может, не самый высокий, но и далеко не рядовой полицейский чин в штатском, отдавая распоряжение водителю. «Шукран», – сказал я по-арабски. Потом повторил по-английски, по-русски и даже по-украински. Очень искренне, а главное – душевно поблагодарил.
Хочешь жить (нередко в самом прямом смысле), умей вертеться. Даже если не умеешь. Или физически не можется. Все равно придется. Дорога может подождать, войти в твое положение. Но недолго. Окончательное решение все равно за тобой. Или твоей судьбой. Она рано или поздно свое слово скажет. Выбирай. Как поступишь, как будешь действовать или, наоборот, бездействовать, подскажут обстоятельства. Помни только одно: не ты распорядитель неба, откуда может раздасться гром. Ни в коем случае не допускай хотения-желания, даже мысли, чтобы все вокруг свершалось по твоей воле. Исход может быть разным. Не обязательно счастливым для тебя. Но до исхода еще нужно дожить. Пусть по чужим правилам, пусть под диктовку чужой воли. Но исключительно со своим счастьем.
Владимир СУПРУНЕНКО, фото автора
Выбор читателей
Комментарии