Чай с подорожником. или «Банкет» для двоих

Январь 1942 года был в Костроме холодным и ветреным. Лешка только что выкупил по карточке восемьсот граммов хлеба – норму за два дня, бережно положил его за пазуху, мякишем к груди, шел и планировал свой день: или сбегать на Сенной рынок и продать половинку за двадцать пять рублей (этих денег хватит, чтобы пятьдесят раз сходить в кино), или закрыться дома и устроить себе «банкет» – вскипятить кастрюлю воды, покрошить туда весь хлеб, посолить и есть долго, не спеша, радуясь удивительному ощущению тепла и благополучия…

…Думая о своем, Лешка шел не спеша, хотя замерз. Привычно футболил впереди себя небольшую ледышку. При очередном ударе комок отлетел в сторону и стукнулся об оконную раму, выступающую из земли. Лешка испугался, думал, разбил стекло, подбежал к окну, так и застыл. Стекло было в порядке, но снизу, в полуподвальной комнате, он увидел худенькую светловолосую девочку младше своих лет. Ему показалось, что он где-то видел ее. Силился вспомнить и, вспомнив, открыл рот: «Это же Козетта!» Он совсем недавно прочитал книжку о девочке, которой выпала на долю изнурительная работа взрослых. Только та Козетта жила в книжке, а эта – здесь, в его Костроме.

Девочка подняла глаза на окно, но с места не сдвинулась, перед ней висела большая бельевая корзина, привязанная к потолку, а в ней, как в люльке, лежал ребенок. Козетта тихонько качала корзину и вопросительно смотрела на пришельца с улицы.

Он придвинулся ближе к окну и поманил Козетту к себе. Она послушно отошла от корзины, влезла на стул, потянула за шнурок, открыла форточку и спросила деловито, как взрослая:

– Что тебе, мальчик?

– Хочешь хлеба?

– Хочу.

– Возьми! – Лешка лихорадочно вытащил хлеб из-за пазухи, протянул девочке. – Возьми! Ты меня не бойся, я его не украл.

– Я вижу, что ты хороший, – так же спокойно, по-взрослому, ответила маленькая Козетта. – Ты иди к нам, ты же замерз? Седьмая квартира, со двора.

В темной комнате было сыро, пахло прелой землей и еще чем-то кислым. Под потолком тускло горела лампочка.

– Меня зовут Вера, а это мой братик Андрейка,- сказала девочка, показывая на корзину.- А тебя как? Садись.

– Алексей, – сказал Лешка, присаживаясь и почему-то волнуясь. Вера взглянула на гостя доверчиво и грустно, подошла к столу, зажгла примус, поставила на него чайник.

– Сейчас будем пить чай с подорожником. У меня больше ничего нет, Алеша. Маму увезли на кладбище пять дней назад. Ее хлебную карточку забрали, потому что ей хлеб уже не нужен, а моей и Андрейкиной почему-то нигде нет… Нас обещали забрать через два дня в детский дом, а прошло уже пять…

Вера положила свои маленькие руки на худенькие колени. Лешке стало не по себе. Совсем недавно думал, что он, Лешка, самый несчастный на земле человек, а тут вон какая беда. Лешка вытащил хлеб из-за пазухи, протянул девочке.

– Это тебе. Весь. Я сейчас на работу иду устраиваться, а тебе и Андрейке еще ждать.

Вера спокойно взяла хлеб и произнесла как-то буднично:

– Андрейка уже умер сегодня, – глядя на хлеб, добавила шепотом, – не дождался…

– Как умер? – опешив, выдавил Лешка.

– Нечего было есть, вот и умер.

– Чего же ты его качаешь-то? – недоверчиво спросил Лешка.

– А так кажется, что ему лучше, – грустно ответила Вера. – Попробуй, покачай,- доверительно предложила она.

Лешка застыл. Слова не шли. А потом спросил, удивляясь самому факту:

– Как же можно качать умершего?

Вера долго-долго смотрела Лешке в глаза, как будто в них искала для себя что-то очень важное, а потом спохватилась:

– Я пойду чаю налью.

– Нет, чай я не буду. – Лешка встал, заговорил торопливо, но уверенно. – Я иду устраиваться на работу. Мне надо найти Зинаиду Васильевну. Вот у меня адрес. Она тебе тоже поможет.

– Хорошо, Алеша, иди, – безучастно произнесла Вера, глядя на Лешку исподлобья большими глазами. Только, если можешь, принеси, пожалуйста, воды со двора. Бидончик под столом. А то у меня кружится голова.

– Ну да, конечно! – Лешка вскочил, схватил бидон, выбежал во двор и упал. Свежий воздух и холод сбили его с ног. Он не испугался своего состояния. Слабость к нему приходила уже несколько раз. Он знал, что это пройдет. Голова кружилась, тошнило, но Лешка набрал воды, вернулся в комнату.

– Вода доставлена! – он хотел как можно бойче доложить, но осекся. Вера лежала на полу рядом с корзиной, где находился ее брат. Лешка бросился к девочке.

– Вер…Вера! Ты что? – испуганно затормошил ее мальчик.

– Не знаю, Алеша. Я, наверное, скоро улечу за Андрейкой.

– Ты что, ты что? – Лешка затараторил, стараясь поднять горячее тело девочки. – Надо только пережить зиму. Я знаю. Давай вставать вместе. Теперь ложись на кровать. Вот. Сейчас «банкет» устроим!

Лешка бросился к столу, налил в стоящие на столе кружки кипящей воды из чайника, потушил примус, отрезал два равных кусочка хлеба, покрошил их в кружки, бросил туда ложки, спросил у Веры, где соль, посолил, помешал ту и другую порции и, предвкушая скорое наслаждение, под свой губной марш – тра-та-тата,тра-та-та – пошагал с «банкетом» к кровати.

Они ели хлебную жижу, осторожно, не спеша. Когда еда кончилась, обоих сморил сон.

Когда Лешка проснулся, Вера еще спала. Он полежал немного, полюбовался худеньким желтым лицом девочки, еще раз подумал, как похожа Вера на Козетту, и понял, что только он может помочь ей.

Лешка быстро встал, надел пальто, галоши, хотел было уже выйти, но вернулся к столу, отрезал кусок хлеба, поставил табуретку к Вериному изголовью, положил на нее хлеб и потихоньку вышел.

План Лешкин был прост. Он верил в могущество Зинаиды Васильевны без всяких сомнений. Он сжимал обрывок газеты в кармане пальто не потому, что боялся забыть адрес, нет. Адрес Лешка знал наизусть. Обрывок ему нужен был как документ. Сейчас он придет к Зинаиде Васильевне, и все сразу изменится: он сможет строить самолеты, а Веру устроят в детский дом.

Лешка шел быстро. Он торопился на встречу со взрослым миром, туда, где люди помогают друг другу, где его всегда будут звать Алексеем.

Отрывок из автобиографической повести «Хлеб, матрос и Козетта»

Андрей БОБЫЛЬКОВ, учитель, ветеран Великой Отечественной войны, Санкт-Петербург