На чтение: ≈ 13 мин.Симон Львович нынче вызывающе несовременен. Не знаю, будь он жив, то, может быть, и нашел бы какой-то ключ, ход, интонацию, чтобы совпасть с неким новым мейнстримом общественного сознания. А то и сам бы его вызвал и вновь стал бы всеобщим властителем дум, как было в 60-е, 70-е, 80-е, в начале 90-х. Но то, что сейчас его идеи, его пафос, его философия – это нечто педагогически избыточное, а потому несбыточное для сегодняшней массовой школы, красноречивее любых обличений говорит о состоянии и этой школы, и наших умов.
Книг Соловейчика почти не сыщешь уже в «Педагогической книге» – не потому что их не издают, а потому что даже изданные магазины берут крайне неохотно. Если школе, учителю, родителям сегодня не надобен Соловейчик (как и Корчак, и Сухомлинский, и Амонашвили) в повседневной жизни, в качестве настольных книг, то, стало быть, и все разговоры о личности, о личностно ориентированной педагогике – пустой звук, а ориентиры реальной практики обучения и воспитания заданы какие-то совсем другие, они опять мимо человека, мимо души ребенка, мимо человеческих способов сделать его жизнь полноценной, достойной, счастливой.По сути, школа вернулась все к той же модели советских застойных лет: бюрократизация, стандартизация сверху донизу, обязательная для всех государственно-державная идеология, укрепленная православием, всеобщая штамповка мозгов под эгидой ЕГЭ, и на выходе – новые поколения конформистов, прагматиков-приспособленцев, просто играющих по новым правилам общества тотального потребления.Не хочу множить обличительный ряд – критики и школы, и общества, и властей вроде бы куда больше, чем в те же застойные годы, когда взошла звезда Соловейчика. Другого нет в обществе (или очень этого мало) – надежды, альтернативы.Ведь не обличениями системы завоевал общенародную известность и ненависть противников Симон Львович. Его дар, его талант был в ином: поиск моделей, способов счастливого, светлого, достойного жизнеустройства таких отношений людей, прежде всего младших и старших, чтобы сама жизнь, познание, развитие были в радость, вели к обретению смысла, высоких чувств и высокого духа.Ну не от любви же к прогрессу, инновациям и модернизациям открыл он созвездие педагогов-новаторов и заворожил ими миллионы читателей тогдашней «Комсомолки»!Завораживала сама возможность иной, осмысленной, победной жизни – взамен рутинной учебы, взамен казенного школьного духа. Иначе с какой такой радости постигать читателю массовой газеты нечто со скучнейшим названием «методика»? А Соловейчик, я это помню, еще и особо следил, чтобы даже названия его очерков в газете о педагогах-новаторах ничем таким броским не привлекали, исключительно строго: «Метод Шаталова», «Школа Сухомлинского», «Класс Лысенковой» – совершенно не «товарный» вид! Но каждый раз – шквал откликов.Благодаря его творчеству именно школа стала тем местом, где вдруг зримо проросли, воплотились идеи свободы, достоинства человека, подлинного равенства, успешности всех без исключения – именно это и подтверждали новые методы, методики, системы.А в самом обществе, оказалось, таился мощный запрос на эти идеи, на саму возможность другой жизни, нежели окружающая реальность, готовность принять и изучать образцы этой жизни, построенной по человеческим, педагогическим законам развития духа, души.Соловейчик никогда не был диссидентом, борцом с политической системой. Он был созидателем, жизнеустроителем по призванию, по пафосу, по внутреннему кредо. Но именно он задолго до перестройки начал настоящую революцию педагогического сознания миллионов читателей, и, естественно, с началом перемен именно он в «Учительской газете» Владимира Федоровича Матвеева инициировал и возглавил многотысячное движение учителей вокруг «Манифеста педагогики сотрудничества», в которой были аккумулированы идеи и принципы педагогов-новаторов. Название манифеста стало на многие годы синонимом новой школы для новых, как мы верили тогда, более светлых демократических, времен.Да, педагогика сотрудничества как антипод педагогики карательной, авторитарной победила, но локально – в тысячах, сотнях, в некоторой общей гуманизации педагогического сознания общества, но не в массовой школе.Но все же главный итог его творчества, я считаю, в другом – в области мыслей, идей. Описывая феномены педагогов-новаторов, он как бы достраивал собою, своими собственными интеллектом и духом их опыт, выстраивал новую философию педагогики. Эта новизна в синтезе педагогики и Высокой Этики, в том, что основой педагогики становятся законы устройства внутреннего мира человека. Это общая линия поиска гуманистической педагогики XX века….В России, как известно, надо жить долго, чтобы увидеть всходы своих идей, их признание. А Симон Львович Соловейчик ушел сравнительно молодым. Но кажется, что волна широчайшей известности и востребованности его идей, его имени пришлась как раз на ранние годы, а в последние десятилетия почему-то идет на убыль. Может, потому что в России надо жить еще дольше, а в данном случае и дождаться второй, уже посмертной волны широчайшего запроса на это имя, эти идеи? Убеждена: так оно и будет, иначе просто быть не может.Я нисколько не преувеличиваю значение Соловейчика – это, наоборот, нынешнее российское время, по сути, свело роль его трудов до минимума. Сэлинджеру повезло больше. А ведь если на Западе он стал первооткрывателем нового героя, а именно подростка (раньше были лишь взрослые и дети) в романе «Над пропастью во ржи», то с этой стороны железного занавеса таким первооткрывателем стал Соловейчик. Нет, его «Книга для тебя», подписанная еще молодежным псевдонимом Сима Соловьев (так он дебютировал в журналистике: «Вожатый Сима Соловьев»), не стала мировым бестселлером, но моему поколению подростков начала 60-х повезло: к нам на стол они легли одновременно – книга Сэлинджера в черно-белой обложке с фрагментом на ней картины Эндрю Уайета «Сын Альберта» и тоненькая в светлой обложке «Книга для тебя» Вожатого Симы Соловейчика. А совсем скоро вслед за ней стали приходить выпуски «Алого паруса» в прежней «Комсомолке» с той же музыкально точно уловленной интонацией доверительного разговора с каждым из нас – первая в мире страница для подростков в крупнейшей газете страны, инициированная Соловейчиком и всей командой тогдашнего школьного отдела «Комсомолки».У нынешних ребят нет этой отдушины, нет своих героев-ровесников, каким был для нас Миша Гринин, мальчик-писатель, погибший под машиной пьяного водителя сразу после выпускного вечера, всего-то писавший чудесную прозу и чистые мальчишеские стихи, полные отваги и чувства чести, – он был услышан, открыт и подарен нам Соловейчиком. Уже в XXI веке, встречаясь с ровесницами «за пятьдесят» из разных городов, вдруг выясняем, что это имя осталось нашим паролем, памятью о самых чистых юношеских слезах над очерком о Мише и собственными стихами в его честь. Нет никого нынче у ребят даже близко схожего с Сережей Катанджаняном из очерка «Вариантов не признаю» – рассказа о юноше в «Орленке» первых коммунарских смен, на кого так остро хотелось быть похожим мальчишкам – читателям «Алого паруса», а девчонкам – встретиться и подружиться именно с таким вот парнем.Мне абсолютно очевидно, что в России придет время книг, полного собрания сочинений Соловейчика. Ну не вечно же нашей хваленой интеллигенцией будут востребованы в книжных магазинах, включая «Педагогическую книгу», лишь прикладные издания типа натаскивания детишек на успешный ЕГЭ. Как кошки и собаки нюхом чуют лечебную траву, так начнут искать рано или поздно и вакцину от духовной болезни, своей и ребят своих, и непременно услышат, откроют, потребуют переиздания его книг – а тексты, вот они, готовы и ждут.Но скажете: все это в прошлом, все эти социально активные, духовно и граждански развитые юные герои ваших минувших шестидесятых. А нынче откуда им взяться? Ну и далее весь привычный набор про время такое-сякое, правителей, молодежную преступность, хулиганье и прочие страшилки, коими так мазохистски сладко и привычно тешить себя нашей взрослой публике. Нет «хороших ребят»? Да полно вам. Просто они вам… не нужны. Вот это и есть правда.Эти слова мне сказала девятнадцатилетняя Настя из Тульской области, ныне студентка третьего курса журфака Высшей школы экономики, послушав обсуждения сериала «Школа», вопли и заклинания, что «нечего противопоставить объединенным нацистам» и что вообще, оказывается, «нет общественных организаций» для детей и подростков… Настя недаром сказала о «поколении» – имела в виду ребят, ровесников из своих лагерей актива Тульской области. Леша Ильин, семнадцатилетний студент Менделеевского университета, родом из Костромы. Его основная жизнь тоже прошла в лагерях актива. А Настя и Леша – капитаны нового состава клуба «Алый парус», потому их истории и истории их родителей я знаю досконально. Лешины родители родом из тех же лагерей актива «Соколенок» и «Комсорг».Вот для таких ребят, по цепочке поколений, мы издаем свой «Алый парус», чувствуя чуть ли не зримо и присутствие рядом Юры Щекочихина (он тоже уже давно на небесах), и вечно нашего куратора Симона Львовича – Вожатого Симы Соловьева.
Выбор читателей
Комментарии