Барби с китайским акцентом. Она не так безобидна, как мы думаем

За три с небольшим года от горы игрушек моего младшего сына Арсения осталась жалкая свалка обломков. В потрепанном, но еще приличном виде сохранились лишь плюшевые мишка, бегемот, собака, тигренок, слон – продукция заботливых рук умелиц московских малых швейных предприятий. Уцелели еще две игрушки – автомобиль и паровозик, купленные мною по случаю в немецком Бремерхафене. Все остальное – огромный автопарк и склад оружия китайского производства – не выдержало и недели.

Я зафиксировал рекорд: менее минуты понадобилось моему тогда еще двухгодовалому сыну на то, чтобы разобрать на запчасти китайский джип с металлическим корпусом.Тогда я сделал для себя первый житейский вывод: хорошую игрушку надо выбирать, как хорошую жену, – раз и навсегда. Ибо если игрушки ломаются очень быстро, значит, это кому-то выгодно. Выгодно производителю и кому-то еще.Родительское сердце эксплуатируется нещадно: в чем-то себе откажем, а новой игрушкой ребенка побалуем. Родители – заложники собственной любви к детям и вечные доноры производителей некачественных, а то и вредных игрушек.85 процентов игрушек на российских прилавках китайского производства. Мы, кормильцы наших крох, кормим и миллиардный Китай тоже. Есть в магазинах крупных городов России и роскошные игрушки немецкого, итальянского, американского, французского производства: механические и электронные роботы-монстры, говорящие куклы, превосходные «линкольны», «пежо» и «ягуары», железные дороги размером с Красную площадь, метровые медведи и павианы, лихие ковбои и чуть ли не оживающие от одного вашего взгляда герои голливудских мульт­фильмов… Выбор огромен, ограничены возможности. Как, скажите, среднестатистическому российскому папе купить ту же игрушечную железную дорогу, если, во-первых, площадь его квартиры (по статистике) не превышает 6,5 кв. м на человека, а размер зарплаты еще более унизителен? Это утверждение вряд ли будет преувеличением: уже сам прилавок с детскими игрушками проводит классовый водораздел между нашими детьми.Зато заливает одинаковостью все, что хоть как-то говорит о национальной принадлежности вещицы. Из одной крайности (обязательный стандарт) мы и в «игрушечном бизнесе» ушли в другую крайность: ничего своего! Ни кубика!Но ведь было немало хороших оте­чественных игрушек. Была, например, целая культура русской куклы. Впрочем, не только русской. Вспомните: были куклы в татарских, армянских, эстонских, удмуртских, украинских, казахских, литовских, ненецких и других национальных одеждах. Да, и игрушки были продолжением нашей политики и идеологии. Но почему вместе с официальной идеологией ушла и культура детской игрушки? Рушатся государства и союзы государств, но культура национальностей, их населяющих, все равно остается. Детская игрушка – носитель национальной культуры. Побродив по магазинам Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Челябинска, Ростова-на-Дону, поговорив с продавцами, товароведами и коммерческими директорами отделов детской игрушки, я сделал для себя еще один вывод: для ребенка России игрушка перестала быть важной частью культуры его детства. Наш ребенок вынужден становиться придатком капризов рынка чужих игрушек. Даже игрушечное оружие (пистолеты, автоматы, танки, самолеты – мечта любого мальчишки) американского, итальянского, немецкого и т. п. образца.О японском яйце «тамагочи» много писали. Модный детский недуг, придуманный японской домохозяйкой Яки Маита, получил у российских психиатров, педагогов и журналистов с десяток ярких прозвищ: «брелок сумасшедшего», «дракон Маиты», «гадкий цыпленок», «подкидыш»… «Тамагочи» вызвал у детей волну неврозов, потому как игрушка эта абсолютно противоречит менталитету русского ребенка. Японец – он ведь другой. Послушный, дисциплинированный, вечно кланяющийся житель островов привык к тому, что он биологический винтик гигантской государственной машины. «Тамагочи» – типичный выразитель этой японской черты характера. Но то, что для японца благо, – русскому смерть. Врач-психотерапевт, директор Московского медико-психологического центра экспериментального комплекса медико-психологической и социальной помощи детям и подросткам Аркадий Коняхин говорил мне, что появилось целое поколение (в основном девочек) «наркоманов» от «тамагочи». А кукла Барби, по наблюдениям тех же психоневрологов, вывела на панель не одну сотню российских девчонок из вполне благополучных семей, которым был по карману такой подарок для дочери со всеми дополнениями к нему. Осиная талия Барби, ее растущие из подмышек ноги, огромные глаза и ресницы, способные удержать небольшой сугроб… Суперэффектная кукла потребовала и суперэффектные кухню, спальню, ванную, супернаряды, суперухажера, суперавтомобиль. Детство кончается, и хочется жить так же красиво, как «живет» кукла, которой ты играла все младые лета… Но не получается. Где взять легкие деньги?.. Ответ дать совсем нетрудно. Цепочка умозаключений хозяйки (и жертвы) куклы Барби банальна. И страшна в своей банальности.Утрата национальной культуры игры и игрушки, вечная занятость пап и мам заботой о хлебе насущном сделали наших детей одинокими в этом мире, беззащитными перед ним…