Жизнь

Пожар в моей жизни случился лишь однажды. Слава Богу, обошлось тогда без жертв. Не было ни особенной паники, ни кроваво-красного зарева. Но я навсегда запомнила ту ночь.

то лето я заканчивала школу. Библиотека, расположенная в подвале нашего дома, загорелась как раз в ночь перед экзаменом по литературе. Спать я отправилась поздно – повторяла Чехова, и сны мне снились соответствующие – Лопахин, Раневская, вишневый сад… Разбудили нас крики: “Выходите, берите самое необходимое! В любую минуту дом может взлететь на воздух!” В кромешной тьме мы кинулись на поиски: бабушка лихорадочно искала партийный билет, маме срочно понадобились новый плащ и колготки. Я полезла в ящик стола за письмами своей учительницы, с которой мы два года дружили. После нашего девятого класса она уехала из Москвы. Впопыхах сунула их в подвернувшийся учебник геометрии. Еще я успела взять большую тряпичную обезьяну – главную участницу наших с сестрой детских игр.

ы вышли на улицу. Жильцы первого этажа бегали с ведрами – они уже почти потушили огонь. Моя подруга Катька (ее мама принимала в тушении пожара самое активное участие) с гордостью рассказывала, как в ее комнате вздулся паркет, как начали заглядывать в окна язычки пламени… Но странное дело – в руках наших соседей ничего не было. Может быть, никто не воспринял всерьез предупреждение об опасности? Или, наоборот, спасая жизнь и побросав все, они выскочили во двор? Не знаю. Многие с изумлением смотрели на свесившую лапы обезьяну и тоненький учебник геометрии, из которого выглядывали пестрые конверты…

е помню, рассказала ли я о пожаре своей учительнице, чьи письма я в ту ночь спасала. И еще я думаю, что было бы самым необходимым для меня сейчас? Наверное, то же самое – письма, фотографии, книги. Экстремальная ситуация, беда часто дают почувствовать, что для нас по-настоящему дорого. Как часто мы не замечаем этого в другие дни.

Наталья САВЕЛЬЕВА

Солдаты в стоптанных кедах

“…Мы увидели БТР и трех русских мальчиков-солдат рядом с серыми лицами и почему-то не в сапогах, а в стоптанных кедах. Бросились к ним, стали спрашивать адреса и телефоны, чтобы сообщить их матерям, что они живы. Но ребята отказались, обьяснив, что лучше отправят письмо домой с оказией, чтобы его опустили в почтовый ящик где-нибудь в Краснодаре: так их мамам будет спокойнее. Мы не знали, что для них сделать. Пытались дать деньги, но они не брали. Слезы у нас лились ручьем, и мы никак не могли с этим справиться…”

Они и рассказывают об этой встрече со слезами в голосе – женщины-матери, депутаты Московской областной Думы: Нина Ивановна Соколова, Тамара Викторовна Луговцова и Галина Николаевна Пустовойтенко. Они приняли участие в выездных парламентских слушаниях на тему “Женщины за мир в своем Отечестве”, прошедших в Назрани по инициативе Комитета по делам женщин, семьи и молодежи Государственной Думы Российской Федерации.

Про чеченскую войну в столичной области знают не только из теленовостей. По неполным данным, полученным в Московском военном округе, из Подмосковья на ликвидацию вооруженного конфликта в Чеченской республике, как это официально называется, призваны 1139 подмосковных юношей. Погибли 18, ранены 91, двое, как удалось выяснить, находятся в плену, а про некоторых неизвестно ничего.

Главное впечатление, вынесенное женщинами-депутатами из этой поездки: происходящее на Кавказе – это трагедия всего российского народа, это “коммерческая война”. “В Назрани собрались женщины со всей России, – рассказывает Нина Соколова, председатель правления организации “Женщины Подмосковья”. – Это наша общая попытка остановить безумное кровопролитие, раз мужчины не могут договориться”.

Выступавшие с парламентской трибуны с горечью говорили о “мужских” достижениях. О том, что только в прошедшем году погибли 8 тысяч детей и ранены 5 тысяч. О том, что деньги на восстановление городов и сел не доходят до указанного адреса, а один пушечный выстрел стоит 8 миллионов рублей. Государственная комиссия Российской Федерации по урегулированию кризиса в Чеченской республике практически не занимается поиском пропавших военнослужащих. Вся социальная сфера финансируется, как всегда, по остаточному принципу и в “пожарном” порядке.

Главный вопрос слушаний, вопрос вопросов: “Когда конец войне?” Депутаты Подмосковья не могли ответить на него.

Елена ПЕРЕВЕДЕНЦЕВА

В городе Киржач Владимирской области все друг друга знают. Все на виду, все открыто. Ну какие тайны могут быть в городе, где по улицам разгуливают куры и козы, а в самом центре, на живописных берегах речки, пасутся коровы! Никаких из ряда вон выходящих происшествий в Киржаче тоже не бывает. Главные преступники тут – так называемые “крысятнички” – мелкие карманные воришки. Убийства в городе и районе если и случаются, то редко и относятся к чистой “бытовухе”. И кто бы мог подумать, что именно в этой тихой гавани произойдет невиданное по жестокости и цинизму преступление…

1 июля был обыкновенный понедельник. Почтальонша, совершающая свой ежедневный обход, привычным жестом толкнула калитку дома номер 72 по улице Октябрьской и, видя, что во дворе никого нет, вошла внутрь. Сначала ее поразила тишина, затем – странные темные пятна на полу и на стенах. Кровь. Почтальонша кинулась в милицию.

Пол и стены в комнате были действительно залиты кровью. Кровь была и на незастеленных кроватях. Даже холодильник, и тот весь перепачкан кровью. Дверцы шкафа открыты, везде разбросана одежда. И ни души…

Вот уже 14 лет в доме номер 72 по улице Октябрьской жили трое – пенсионерка Антонина Васильевна Носкова и ее падчерица, завуч местной школы Тамара Анатольевна с двадцатидвухлетним сыном Димой. Семья как семья. Правда, вот отца у Димы не было. Так этим нынче не удивишь, всякое бывает.

В школе Тамару Анатольевну уважали. Выпускница литфака, профессиональный музыкант, она была молчалива, но к ее мнению всегда прислушивались. Ни с родителями, ни с учениками она никогда не конфликтовала, и никто не слышал, чтобы Тамара Анатольевна хоть раз повысила голос. Лишь иногда своей соседке по кабинету, завучу по математике, она жаловалась, что уж больно сложно ей с сыном приходится. Мол, надо же, послал Бог строптивого упрямца. Но в подробности никогда не вдавалась.

Трупы милиционеры искали недолго: спустившись в подвал, они сразу обнаружили тела двух женщин. Они пролежали в подвале несколько дней и уже начали разлагаться. По предположению судмедэксперта, преступление было совершено в пятницу, 28 июня. Но даже не это повергло в ужас видавших виды сыщиков: у тела Тамары Анатольевны была отрезана голова. Голова исчезла, и ее поиски успехом не увенчались. Сына Диму тоже обнаружить не удалось…

Дима родился в Арзамасе, и ему едва стукнуло три года, когда мать привезла его в Киржач. Отца он не помнил.

Дима был странным ребенком: замкнутым и нелюдимым. Друзей у него не было никогда ни в простой, ни в художественной школе, которую он в 1988 году окончил с отличием. Он не просто избегал сверстников, чувствовалось, что он презирает их. Единственный, с кем Дмитрий иногда общался, был его троюродный брат из Арзамаса. Лишь с ним он мог говорить о том, что ему было действительно интересно: средневековые казни, пытки, еретики. Он был по-своему счастлив, ведь у него была цель: возродить великую инквизицию, стать Первым инквизитором России. И он учился: читал соответствующую литературу и устраивал грандиозные казни оловянных солдатиков. Уважая порядок, он добивался его во всем: его гильотины и виселицы должны были быть точными копиями настоящих. В детстве ему хватало игрушек, но когда несколько лет назад он облил кислотой отказывающуюся ловить мышей кошку, мать поняла: мальчик вырос…

Загадка пропавшей головы волновала киржачских сыщиков недолго. Через несколько дней коллеги из Орехово-Зуева сообщили, что в деканат филологического факультета Орехово-Зуевского пединститута на имя декана факультета пришла посылка. Декан была в законном отпуске, и самую заурядную с виду посылку получили вместо нее. Вскрывать чужое послание никто не собирался, и лишь странный запах (а вдруг там сгнившие фрукты) заставил сделать это. Это были не фрукты… Это была голова женщины с открытыми глазами. И так как на ящике стоял обратный адрес – город Киржач, головоломка быстро сложилась.

Интересно, что декан факультета Дмитрия Носкова практически не знала. Она лишь как должностное лицо подписала документы на отчисление, в справедливости которого никто не сомневался. Два года Дима учился при старом декане.

Мать обожала сына. Считая себя человеком высокого искусства, она восторгалась художественными талантами Димы, всем показывала его рисунки и прочила карьеру Рубенса и Веласкеса. Но сам Дима мечтал не об этом. Он умолял мать отпустить его в духовную семинарию, упросил сьездить с ним в Сергиев Посад. Чуть ли не на коленях просил. Может быть, души в сыночке не чающая мать и согласилась бы, но тут слово взяла бабушка: “Черный халат хочешь, так я тебе его сама сошью”.

По настоянию родителей Дмитрий поступил в Орехово-Зуевский пединститут на отделение русской филологии. Участие в бурной студенческой жизни характер парня не исправило. Друзей он себе так и не завел, приглашения на вечеринки и танцы отклонял, девушками не интересовался.

В зимнюю сессию 1994 года Носкова отчислили из института за академическую неуспеваемость. Дима вернулся домой под крыло все простившей матери. Чего не скажешь о бабушке Антонине Васильевне, которая не переставала пилить внука: “Не учишься, так хоть работать иди”.

Но Дима явно не выказывал желания чем-либо заниматься и продолжал тянуть деньги из матери и бабушки. Даже по хозяйству помощи от него не было. И вновь встал вопрос о духовной семинарии. Дима валялся у родителей в ногах, но слышал то же, что и раньше: “Черный халат захотел – сошью”. В доме начались скандалы.

…Осенью соседи даже вызвали милицию, так как во время разразившейся сцены кто-то, запустив в Антонину Васильевну стулом, сломал ей нос. Но, не желая выносить сор из избы, пострадавшая отказалась назвать виновника.

Дело удалось замять… Ни для кого не было секретом, что Тамара Анатольевна ненавидит мачеху. Об этом красноречиво говорит тот факт, что кровать Антонины Васильевны стояла на кухне. Соседка Ольга Сергеевна утверждает, что бабушку никогда не пускали за общий стол, а падчерица периодически забирала у нее пенсию. Дима бабку тоже недолюбливал. Незадолго до убийства он принес соседке свое любимое “Житие Преподобного Серафима Саровского” с просьбой сохранить эту божественную книгу до его возвращения. Ольга Сергеевна не на шутку испугалась, куда, мол, мальчик собрался. Но мальчик вопрос проигнорировал и лишь добавил, что не желает, чтобы святую книгу своими грязными руками трогала бабка…

В июле 1995 года Тамара Анатольевна вновь взялась за дело. Связавшись со своим хорошим знакомым в Балашихинском военном училище, она сумела пристроить туда сына. На Октябрьскую, 72 пришла повестка, обязывающая Дмитрия Носкова, 1973 года рождения, явиться на общий сбор. И мать была в полной уверенности, что Дима, выкинув церковные глупости из головы, постигает азы военного искусства…

Итак, следствие начало складывать все осколки преступления в единый узор. Все сходилось. Служащая почты, работавшая в день отправления адской посылки, опознала парня по фотографии. Он ей еще тогда странным показался: уж больно нервничал, подозрительно оглядывался, интересовался подробностями почтовой доставки. Из дома пропали все деньги и документы, но золото, которого у Тамары Анатольевны было немало, осталось лежать где лежало.

Сотрудники киржачской милиции вместе с десантниками прочесали все близлежащие леса. Напрасно. Вскоре пришло известие, что молодой человек с похожей на описание наружностью пытался кинуться под поезд близ соседней станции. Машинист вовремя затормозил, но самоубийца бежал. Затем похожего молодого человека видели в лесу около одной из воинских частей…

Пока Дмитрий Носков на свободе – внимательней вглядитесь в фото. Сложно сказать, что будет дальше. Может, он уже давно покончил с собой в глухих лесах близ Киржача, а может, сел в электричку и сейчас разгуливает живой и невредимый. Может, он скоро явится с повинной, а может, вынашивает новые изощренные планы возрождения инквизиции. Кто знает…

Следствие полагает, что убийство было стихийным. По крайней мере убийца не продумал, куда девать трупы. Не зная, куда их спрятать, он перекопал весь уголь во дворе и перепачкал кровью весь холодильник, стараясь засунуть в морозилку отрезанную голову.

В день убийства мать поняла, что Дима уже несколько месяцев обманывает ее. Ни в каком военном училище не учится, нигде не работает. Не выдержала. Раскричалась. Остальное вам известно. Убийство кажется тем более диким, если учитывать, что Дима искренно любил мать.

На учете у психиатра Носков никогда не состоял. Просто натура у него была такая: он никогда не выказывал своего недовольства, а все копил, копил в себе. Обвинение Носкову уже предьявлено: статья 102, убийство при отягчающих обстоятельствах…

Дом Носковых местные жители стараются обойти стороной. Если заглянуть внутрь, можно увидеть искусно расписанную черной тушью русскую печь и сиротливо покосившийся карандашный набросок мрачного средневекового замка, одинокого и сурового, как и художник, его создавший. Разговоры в городе все еще ходят, но потихоньку все забывается. И лишь соседка Ольга Сергеевна, любившая Димочку, как собственного внука, волнуется: вдруг мальчик вернется за оставленной книгой. Ведь обещал…

Анна ХРУСТАЛЕВА

Москва – Киржач – Орехово-Зуево – Москва

Фото Д.Носкова предоставлено ГУВД г.Киржача, оказавшего большую помощь в подготовке материала. Здесь Дмитрию 21 год. Сегодня – уже 23.