Женщины русской короны

В апреле 1797 г. император Павел I отменяет подписанный некогда его прапрадедом Петром I Указ о престолонаследии, согласно которому трон в России передавался не по «праву крови», а по воле действующего монарха. Павел Петрович постановляет, что отныне корона может наследоваться лишь по мужской линии: после смерти императора она переходит к старшему сыну или следующему по старшинству брату, если детей нет. И самое главное: пока жив хоть один наследник мужского пола, женщина занимать русский престол не может! Эпоха женщин-правительниц в истории России завершилась.

Эпоха, надо сказать, недолгая: к моменту коронации Павла русская государственность существовала более 900 лет, и из них только 100 власть целиком и полностью находилась в женских руках. С тех пор прошло еще два века, но уже ни одна женщина – ни в пору монархии, ни в советское, ни в постсоветское время – не поднялась на верхнюю ступень власти. Не в том ли кроется причина печальной дисгармонии во всех областях нашей жизни, что к управлению страной наравне с мужским не допущено уравновешивающее и сглаживающее его женское начало?

Восемь лиц, восемь имен, восемь судеб – удивительных, но в большинстве своем трагичных. Княгиня Ольга, Елена Глинская, царевна Софья, императрицы Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, правительница Анна Леопольдовна. Восемь характеров и восемь попыток обустроить Россию, вывести ее на мировую арену, как серьезного «игрока», с которым соседи вынуждены считаться.

Княгиня Ольга (945-966)

«Предание нарекло Ольгу Хитрою, Церковь Святою, История Мудрою», – пишет о первой русской государыне историк Николай Карамзин. И каждый эпитет по-своему верен, потому что в истории России и в народных преданиях княгиня осталась благодаря хитрой и жестокой мести древлянам за смерть своего мужа Игоря, мудрой внутренней, в том числе и экономической, политике, а также потому, что первая среди знати приняла христианство.

Происхождение и точная дата рождения Ольги неизвестны: псковичи, ссылаясь на «Повесть временных лет», полагают ее своей землячкой, которую юный Игорь повстречал во время охоты. Если верить Житию, родители будущей святой были не знатного рода, «от языка варяжска». А вот Иоакимовская летопись, достоверность которой историки, правда, ставят под сомнение, сообщает о знатном славянском происхождении будущей княгини: «Когда Игорь возмужал, оженил его Олег, выдал за него жену от Изборска, рода Гостомыслова, которая Прекраса звалась, а Олег переименовал ее и нарек в свое имя Ольга. Были у Игоря потом другие жены, но Ольгу из-за мудрости ее более других чтил». Претендует на родство с Ольгой и болгарский народ. Здешние историки, опираясь в основном на сообщение «Нового Владимирского Летописца» (рукописный сборник, относящийся к XV веку, один из поздних списков «Повести временных лет» с изменениями, внесенными переписчиком), утверждают, что летописное название Плесков – это не Псков вовсе, а Плиска – болгарская столица того времени.

Ольга осталась вдовой, когда ее сыну Святославу было всего три года. В том, как описывает ее месть древлянам «Повесть временных лет», много мифологического, что ставит Ольгу на одну ступень с полусказочными героинями народных эпосов. Но смерть Игоря, погибшего из-за собственной жадности и, как сказали бы сегодня, из-за несовершенства «экономического законодательства», многому научила Ольгу. Именно она упорядочила стихийные полюдья, установив более или менее строгую систему «погостов» – центров торговли и обмена, в которых централизовано происходил сбор податей-«уроков». Подвластные Киеву земли оказались поделены на административные единицы, в каждой из которых был поставлен княжеский администратор («тиун»).

Ольга положила начало каменному градостроительству на Руси: первые каменные здания Киева – городской дворец и загородный терем Ольги.

Во внешней политике Ольга стремилась к сближению с Византией. В 957 году она посетила Царьград, где приняла христианство и новое имя Елена. По рассказу летописи, Ольгу крестили «царь с патриархом». Предание, сложившееся на Руси о путешествии княгини, рассказывает, что император Константин Багрянородный был поражен красотою и умом Ольги настолько, что даже хотел на ней жениться. Скорее всего, именно память об Ольге, ее авторитет сыграли не последнюю роль при выборе государственной религии ее внуком, князем Владимиром.

С одной стороны, княгиня – истинная дочь своего времени: жестокая и безжалостная к врагам, с другой – намного опередила эпоху, проявив себя согласно летописям «мудрейши всех человек», сумев не просто сберечь страну для своего сына, но укрепить ее. Прав Карамзин: «Великие Князья до времен Ольгиных воевали, она правила Государством».

Великая княгиня Елена Глинская (1533-1538)

«Птицы счастливее меня: у них есть дети!» – увидав во время загородной прогулки птичье гнездо, заплакал великий князь московский Василий III. В скором времени он отсылает в монастырь свою жену, великую княгиню Соломонию и женится на княжне Елене Васильевне Глинской. Карамзин объясняет этот брак, многих приведший в недоумение тем, что Елена «имела более приятности в уме, нежели тогдашние юные россиянки, научаемые единственно целомудрию и кротким, смиренным добродетелям их пола». Елена была не только умна, но еще и прекрасно образована: говорила по-немецки и по-польски, читала и писала по латыни. Ради нее Василий сбрил бороду и поменял русское платье на польский кунтуш. Именно Елена после смерти Василия по примеру княгини Ольги осталась регентшей при малолетнем князе Иоанне, будущем Иване Грозном. И никто не удивился: ведь еще в древней «Русской правде» говорилось, что по смерти отца опека над малолетними детьми, распоряжение их имуществом принадлежат матери.

Елена Глинская – не самый изученный и далеко не самый популярный персонаж российской истории. Большинство рассказов о ее регентстве начинаются с описаний сцен жестокой расправы с теми, кто стоял у нее на пути. Ей ставят в вину убийство родного дяди Михаила Глинского и братьев покойного Василия – старицкого князя Андрея и дмитровского – Юрия. Но Елена, до которой постоянно доходили слухи о крамоле, прекрасно понимала, что если братья Василия «войдут в силу», ни ей, ни ее детям – Ивану и Юрию, – пощады ждать не придется. Она удерживала власть твердой рукой «по законам военного времени», хотя жизнь свою спасти все равно не смогла: в 1538 году Елена скоропостижно скончалась. Современный химический анализ ее останков показал: скорее всего, она была отравлена ртутью.

За неполные пять лет правления Елена успела сделать немало для хозяйства своей страны. В 1535 году она провела денежную реформу, введя в государстве единую монетную систему. Многочисленные резаные и поддельные серебряные монеты было приказано перелить в новые весом 0, 68 г, на которых был изображен всадник с копьем, отчего деньги и стали называться копейками.

В 1536 году было заключено чрезвычайно выгодное для России перемирие с Литвой, а в 1537-м – мирный договор со Швецией. Началось бурное строительство новых крепостей и городов, укрепились западные границы. Дошедший до нас памятник Елене Васильевне – остатки Китайгородской стены, построенной по ее приказу для защиты московского посада.

Ненавидимая боярами за борьбу с олигархией и нелюбимая народом за нерусское происхождение, Елена тем не менее оставила значительный и во многом позитивный след в истории России.

Царевна Софья Алексеевна Романова (1682-1689)

Софья, третья дочь царя Алексея Тишайшего от первого брака с Марией Милославской, родилась в 1657 году. Ее учителем был один из просвещенных и разносторонних людей своего времени – писатель, поэт и проповедник Симеон Полоцкий. Софья знала польский, греческий и латынь, любила и прекрасно разбиралась в древней «гиштории», писала стихи и драму. Ключ к трагедии ее судьбы в словах Вольтера: «Правительница имела много ума, сочиняла стихи, писала и говорила хорошо, с прекрасной наружностью соединяла множество талантов; все они были омрачены громадным ее честолюбием». Еще один француз, граф Невиль, явившийся в Москву под видом польского посланника, писал позднее: «Эта принцесса с честолюбием и жаждой властолюбия, нетерпеливая, пылкая, увлекающаяся, с твердостью и храбростью соединяла ум обширный и предприимчивый». В том же ключе отзывался о талантах Софьи и Карамзин, читавший в рукописи одно из ее произведений: «Царевна могла бы сравниться с лучшими писательницами всех времен, если бы просвещенный вкус управлял ее воображением».

К власти Софью привел кровавый стрелецкий бунт, которого никогда не забыл и не простил ей младший брат, будущий Петр I. В течение семи лет правила Софья от имени своих несовершеннолетних братьев Ивана и Петра; эпоху Софьи историки описывают противоречиво. Так, по мнению Костомарова, это было страшнее никем не пресекаемого разбоя: «даже люди знатных родов выезжали на дорогу с разбойничьими шайками. Помещики дрались между собой, наезжали друг на друга со своими людьми, жгли друг у друга усадьбы; крестьяне по их приказанию делали нападения одни на других, истребляли хлеб на полях и производили пожары». Костомаров же описывает и расправу с раскольниками, и неудачные Крымские походы фаворита Софьи Василия Голицына, которые оказались толчком к низвержению правительницы. При этом о заключении в 1680 году выгодного для России «Вечного мира» мира с Польшей, прекратившего долговременную тяжелую распрю за Малороссию, историк упоминает лишь вскользь. А о Нерчинском договоре с Китаем, о посольстве в Париж, об основании Славяно-греко-латинской академии не говорит вовсе. Не пишет он и о каменном строительстве, развернутом Софьей в Москве, о том, что, понимая, сколь необходимы России европейски образованные люди, посылала она учиться за границу детей из благородных фамилий. В то же время академик Платонов, описывая правление царевны Софьи, замечает, что фаворит ее Голицын был человеком просвещенным, мечтал о «широких преобразованиях» и «об освобождении крестьян от власти помещиков»! А Карамзин считал Софью «одной из величайших женщин, произведенных Россиею».

Многолетнее противостояние «богатырь-царевны» и ее младшего брата Петра, обострившееся в 1689 году, окончилось победой последнего: он начал править Россией единовластно, а Софью заточил в Новодевичий монастырь, а потом и вовсе постриг в монахини.

На каждый аргумент в пользу царевны Софьи можно найти контраргумент, но в одном ей не откажут даже яростные ее противники: она была той, кому удалось вырваться из до тех пор наглухо закрытого женского терема и открыть дорогу к престолу правительницам XVIII столетия.

Продолжение следует…